– Ника, ну что ты!

– Я думаю, думаю – всю голову сломала: что не так делала? Вроде старалась… Может, плохо любила? Мало? Знаешь, я теперь только осознала, что у нас семьи-то и не было. Настоящей. Алина родилась, а мы с Мишей страшно поругались. Я очень долго отходила, все обиду пережевывала. Срывалась на него. Алинке три года было – Миша мне изменил. Хотела сразу уйти, но осталась ради ребенка. Ну и сам понимаешь, что за жизнь у нас с ним была. С виду-то все прилично, все хорошо. А вот с любовью плохо. В этом Алина и выросла. Может, и надо было еще тогда развестись, не знаю. А Миша… Представляешь, говорит, что любит меня! Предлагает заново начать.

– А ты что?

– Не знаю. Ничего я не знаю и не понимаю. Да и не до того сейчас. Мише по-хорошему шунтирование надо делать. Врачи говорят – никакого риска. Но он боится, конечно. Сейчас вот поеду, буду уговаривать.

– Бедная моя куколка! Сколько на тебя навалилось.

– И не говори. Ладно, спасибо, что выслушал. А то и правда не с кем поплакать.

– Всегда готов подставить жилетку, ты же знаешь.

– А как у вас-то дела? Все нормально?

– Была парочка кризисов, но справились. Мы заявление подали.

– О! Поздравляю!

– Вроде бы все проблемы решили. Ну, ты в курсе наших проблем, я полагаю.

– Отчасти.

– Знаешь, я тут подумал… Приходи к нам на свадьбу. Вместе с Мишей.

– С Мишей? – изумилась Ника.

– А что? Он мне еще тогда понравился, нормальный мужик.

– Да ты пьян был в зюзю!

– Но я просёк, несмотря на зюзю. Свадьба-то еще не скоро: конец года, все забито, мы с трудом на февраль записались. Миша сто раз поправится после операции. Подумай. Развлечетесь, это я тебе обещаю. А, кстати!

И Артём наконец снял шляпу. Если он хотел произвести эффект, ему удалось. Ника замерла, открыв рот: волосы Артёма были ярко-синего цвета!

– Скажи, прикольно?

– С ума сойти…

– Классный хайер! – вдруг раздался от двери чей-то голос. Это Курзик неслышно подошел. – Ты панк, что ли?

– О, Артём, познакомься. Это Кузя, мой племянник.

– Кузьма Александрович, – важно представился Курзик.

– Артём Викторович! – засмеялся Артём.

– Кузя, Артём – жених Олеси.

– Этот? С синими волосами? Да ладно! Это мы еще посмотрим.

– Тём, учти: Кузя – твой соперник. Олеся поразила его в самое сердце.

– И поразила! Когда у вас свадьба?

– В конце февраля.

– Ну ничего, еще всякое может случиться.

– Значит, не одобряешь меня? А я тебе подарок привез.

И Артём предъявил ему самокат. Курзик страшно обрадовался, но старался не подавать виду – невозмутимо его осмотрел и скучным тоном произнес:

– Нормальная машинка.

Но потом не выдержал и расплылся в улыбке:

– Спасибо.

Расстались они почти друзьями. Артём вызвался отвезти Нику в больницу, пообещав по дороге рассказать, зачем покрасил волосы в синий цвет.

– А на спор! У нас с Олеськой очередной кризис случился, и вот…

Очередной кризис случился, когда Олеся вдруг захотела сделать тату. Артём только вернулся из ресторана, и Олеся сразу вывалила на него эту идею. Артём так и сел:

– Зачем тебе это надо?

– А хочется! Только я еще не решила где: на плече или на шее сзади. Или на ноге?

– Да ты прямо на лбу сделай.

– Бабочку, что ли, наколоть? Или какую-нибудь умственную надпись? Может, иероглиф?

– Лучше надпись: «Я у мамы дурочка».

– Да ну тебя!

Артём долго уговаривал Олесю отказаться от этой затеи – сначала шутками, потом серьезно. В конце концов, мрачно сказал:

– Делай что хочешь.

Повернулся и ушел в комнату. Олеся постояла некоторое время, задумчиво покусывая губу, потом поплелась за Артёмом. Он лежал на лоскутной лежанке с закрытыми глазами и в наушниках, слушал французские диалоги. Олеся влезла к нему, отодвинула наушник и забормотала в ухо:

– И что ты сердишься из-за какой-то ерунды. Подумаешь, тату. Красиво же! И модно. Сейчас все делают.

– Я не сержусь. Но не считаю, что это выглядит красиво, особенно на девушках. И мне неважно, что так делают все.

– А мне бы понравилось, если б ты татуировку сделал. Это так брутально!

– Тогда ты выбрала не того мужчину.

– А может, ты выбрал не ту девушку? – начала злиться Олеся.

– Вполне возможно, – усмехнулся Артём и посмотрел ей прямо в глаза. – Но вся беда в том, что я люблю именно эту.

Олеся чуть смутилась:

– Раз любишь, значит, всё во мне должно нравиться. Ну, Тёмик! Можно, я сделаю ма-аленькую татушку? Малюсенькую!

– Я же сказал: делай что хочешь. С какой стати я буду тебе что-то разрешать или запрещать?

– Но ты же сердишься!

– Я не сержусь, я переживаю. Как же тебе объяснить… Во-первых, мне невыносима даже мысль о том, что твою нежную кожу будут колоть какими-то грязными иголками. Это же больно!

– Да ну! Ничего не больно.

– Олесь, ты рыжая! У вас порог боли ниже.

– А я под анестезией.

– Это тоже не слишком полезно. Не знаю… Я смотрю на тебя… Ты такое совершенное существо! И вдруг хочешь сделать эту гадость. Не понимаю. Это же как… как грязь на коже. И навсегда. Я как представлю – меня аж передергивает. Такое мерзкое ощущение, словно ножом по стеклу, бррр!

– Да какое из меня совершенное существо, скажешь тоже…

– Для меня ты – совершенство. А вообще, это твое дело, конечно.

– Ага, я сделаю, а ты будешь морщиться!

– Буду.

– Как ножом по стеклу, да?

– Да.

– Это противно. Ну ладно, – вздохнула Олеся. – Уговорил. Не буду ничего делать. Какой ты… Прямо не знаю!

– Жалеешь, что связалась со мной?

– Будешь занудствовать, я… в синий цвет перекрашусь, вот! Это-то можно?

– А давай я перекрашусь?

– Ты? Да ладно!

– Думаешь, слабо?

– Конечно.

– На что спорим? Давай на желание.

– Да никогда ты не осмелишься!

– Увидишь.

Через неделю с Олесей, уже забывшей о споре, случилась форменная истерика, когда Артём, придя вечером домой, снял с головы шляпу, предусмотрительно купленную перед походом в парикмахерскую. Олеся и шляпе-то поразилась, а когда увидела, что под шляпой, так и села:

– А-а! Ты сделал это. Какой ужас.

– Неужели не нравится? – Артём с невозмутимым видом взъерошил свои волосы цвета индиго.

– С ума сойти! – хохотала Олеся. – А что ты сказал в парикмахерской? Они удивились?

– Да их там сейчас ничем не удивишь. Сказал, что проспорил. А вообще, это ты проспорила. Так что готовься! Помнишь, мы на желание спорили?

– И чего же ты хочешь? – кокетливо спросила Олеся. – Чего-нибудь эдакого, да? Эротического?

– Очень эротического! Мое желание такое: в субботу и воскресенье ты будешь соглашаться со мной и все беспрекословно исполнять! Короче, ни слова по– перек.

Олеся фыркнула:

– Да легко. Подумаешь! Как будто я много тебе перечу.

Артём смотрел на нее и улыбался, догадываясь, о чем она думает: обычно он работал по выходным, и Олеся надеялась, что как-нибудь справится – всего-то несколько часов постараться. Она еще не знала, какую ловушку ей приготовил Артём:

– Да, забыл сказать: моя стажировка сегодня закончилась. Последний день оттрубил.

– Ура! Подожди… Ты что хочешь сказать… Ты завтра дома? Целый день?

– Ага! И в воскресенье тоже.

– Так нечестно! – взвыла Олеся. – Ты это нарочно!

– Конечно.

– У, изверг!

Эти два дня дались бедной Олесе нелегко. Она вздыхала и стонала, пыхтела и фыркала, закатывала глаза и ругалась себе под нос, но покорно исполняла все прихоти Артёма, только раз осторожно спросила, хорошо ли он подумал – Артём велел ей приготовить обед:

– Тём, ты уверен, что мы выживем после моей стряпни? Я не отказываюсь, но ты знаешь, как я готовлю. И не помню я, какая кастрюлька для чего. Давай вместе? Поруководи мной. Пожалуйста!

И Артём поруководил. Под конец готовки Олеся чуть не пристукнула его сковородкой, но обед получился знатный. К середине воскресенья Олеся слегка расслабилась – и напрасно.

– Что прикажете подать на ужин, ваше величество? – спросила она у Артёма.

– А я тебе не сказал? Мы идем в ресторан. У меня столик заказан на восемь. Так что можешь начинать наводить красоту.

– В ресторан? – ужаснулась Олеся.

– А что?

– С такими волосами? На нас же все пялиться будут!

Она хотела было сказать: «Я не пойду!», но вовремя прикусила язык.

– Но ты ж понимаешь, что я ничего не могу сейчас с ними сделать? Мне сказали, смоется постепенно, недели через две. Могу состричь наголо, хочешь? Буду лысый. Сейчас это модно. И так брутально.

– Издеваешься, да? Ненавижу тебя!

Артём только смеялся. Когда они подъехали к ресторану, Олеся воспрянула духом, решив, что сейчас все сорвется: на дверях висела табличка «Ресторан закрыт на спецобслуживание». Но оказалось, что это Артём и снял весь ресторан, устраивая отвальную, на которую пригласил поваров и официантов. Правда, отвальная была двойная: у Артёма закончилась стажировка, а один из поваров увольнялся – его пригласили работать во Францию. Высокий, элегантный и строгий с виду Серж славился своими необыкновенными десертами – Артём пару раз приносил Олесе его фирменный малиновый мильфей[1]. Домой они добрались в первом часу и долго не могли заснуть, вспоминая все происшествия этих странных выходных.

– Ну вот, а ты не хотела идти в ресторан, – сказал Артём. – Произвела там настоящий фурор.

– Это ты произвел – своими синими волосами.

– Да они меня уже видели! Нет, ты была просто сногсшибательна. От кавалеров отбоя не было.

– Да ладно тебе! Ревнуешь, что ли? Слушай, а ты знал, что Серж так классно на саксофоне играет? Ему бы не поваром, а джазменом быть. Хотя пирожные у него тоже изумительные.

– Что, понравился тебе Серж?

– Он ничего. Прикидывается таким засушенным профессором, а сам…