Я взяла коробку за ленточку, попрощалась с сотрудниками и вышла на улицу, после теплого помещения пекарни арктический взрыв холода был физическим ударом для моего тела.

У нас была суровая зима, холодная, со снегопадом. Было начало шестого, уже совсем стемнело, воздух был слишком прохладным. Поскольку я не любила ездить по снегу, поэтому каждое утро проверяла погоду с какой-то одержимостью, которая казалась мне немного пугающей (однако, я никогда так не думала об этом, а стала думать именно так, только после того, когда Брок сказал мне, что он думает, будто я одержима погодой, но, к счастью, он сообщил мне об этом, посмеиваясь), и сегодня передали, что вероятность снегопада сорок процентов. Учитывая, что мой снегометр наконец настроился на снег, я подумала, что в воздухе было все сто процентов возможности снегопада.

Я села в машину, положила коробку и сумочку на сиденье, включила зажигание, затем достала мобильник, чтобы позвонить Марте, узнать, дома ли она, чтобы я могла к ней зайти и выпить бокал вина перед тем, как отправиться к Броку, но телефон зазвонил, как только я поднесла палец к номеру Марты.

На экране появилась надпись: «Звонит Коб».

У меня брови сошлись на переносице.

Мы давно с Кобом обменялись телефонами, но он мне не звонил. Я, конечно, видела его время от времени, учитывая, что только что закончились рождественские и новогодние праздники, и он заглядывал к своим мальчикам, чтобы вручить им подарки.

И когда я виделась с ним, то заметила вполне очевидную вещи — выглядел он не очень хорошо.

Его лечение началось всерьез, он худел с пугающей скоростью, глаза вваливались, кожа стала желтоватого оттенка. Он не жаловался, вел себя как обычно, но заметить физические изменения, как результат химиотерапии, было просто невозможно.

Мое сердце пропустило удар, я взяла трубку и приложила к уху.

— Привет, Коб…

— Милая, — ответил он, и его голос звучал в пять раз хуже, чем последний раз, когда мы виделись с ним, так что мое сердце пропустило еще один удар.

— Ты в порядке? — Спросила я.

— Я... — Он замолчал.

— Коб? — Окликнула я. — Ты там? — Спросила, потому что он продолжал молчать в телефонную трубку.

— Милая, со мной произошел кое-какой инцидент. Джилл подкинула меня домой, и она с Лори... итак слишком многое для меня делают, поэтому я не могу…

Вот черт.

Я тут же прервала его:

— Где ты живешь?

— Я бы не стал тебя беспокоить, просто...

— Коб, назови свой адрес.

Он ничего не ответил, я открыла рот, чтобы повторить свой вопрос.

— Вот дерьмо, — прошептал он. — Меня это бесит, Тесс. Гребанные послед…

— Коб, — тихо вмешалась я, — дорогой, где ты живешь?

Выждав паузу, он продиктовал мне свой адрес, и я поняла, куда нужно ехать.

— Буду через пятнадцать минут, — пообещала я.

— Спасибо, милая, — прошептал он.

— Держись там, — ответила я, отключаясь, бросая телефон в сумочку, и направляясь к Кобу.

Коб жил в историческом районе булочников и пекарей (Baker Historical District – Бейкер Хисторикал Дистрикт, — прим. пер.), недалеко от дома, где жил Брок. Бейкер дистрикт был отличным «районом для смешанных домов», таких же смешанных людей, но большинство, живущих в этом районе, заботились о своих домах.

Домик Коба был крошечным, с забором из железной сетки, изобилием высоких деревьев, росших около дома, которые летом, однозначно, полностью не пропускали дневной свет, видно, он не тратил много времени, чтобы соответствовать Джонсонам, даже когда не лечился от рака.

Я постучала в дверь и вошла внутрь, услышав его слабый ответ:

— Открыто.

И когда я вошла, мне тут же ударил в нос отвратительный запах рвоты.

Боже.

Коб находился на диване с включенным телевизором. Я тут же заметила, насколько он похудел, глаза еще больше ввалились, а кожа обвисла на лице. Несмотря на то, что он лежал, я заметила, что он был одет, а рядом на полу стояло ведро с блевотиной.

Его глаза встретились с моими.

— Я не могу... не могу... — он покачал головой. — У меня не хватает сил все это убрать, милая..,, — закончил он шепотом.

— Конечно, — прошептала я в ответ, закрывая дверь, проходя к нему вперед, бросив сумку на кресло. Старая мебель из бывшей квартиры Брока выглядела здесь так, будто она была выставлена из журнала по интерьеру, настолько все было убогим. — Я все уберу, не волнуйся, — тихо произнесла я, снимая пальто и бросая его на тот же стул, что и сумочку.

— И еще... — он сжал губы, — я не успел добраться до ванной, когда лежал в своей спальни.

Отлично. И так блевотины было много.

Я кивнула, стараясь скрыть отвращение к предстоящей работе, а также отвращение от запаха в доме, улыбнулась.

— Ладно, дорогой.

И принялась за работу, сначала я убрала все рядом с ним, с диваном, на котором он лежал перед телевизором, затем порылась на кухне в поисках большой миски, которую собиралась поставить рядом с ним, на случай, если снова его будет тошнить. Затем я принялась за блевотину на ковре в его спальне. Потом после уборки, я все равно чувствовала запах.

Мне необходимо было что-то предпринять. От запаха меня начинало тошнить, хотя я не проходила химиотерапию.

Я вернулась в гостиную, сказав:

— Итак, я закончила убираться, поэтому хочу сходить в магазин, купить кое-что, способное заглушить этот запахом. Тебе что-нибудь нужно?

Он оттрицательно покачал головой.

— Лори и Джилл всегда загружают хорошо холодильник.

Я кивнула, ответив:

— Я посмотрю, что там имеется. Знаю, что сейчас ты откажешься, но, если тебя больше не будет тошнить, когда я вернусь, то сделаю ужин.

— Спасибо, милая, — тихо произнес он.

Секунду я изучала выражение его лица, потом мягко спросила:

— Коб, тебе ничего не дают, чтобы тебя так не тошнило?

Выражение его лица стало насупленным и упрямым, но он был слишком слаб, чтобы сохранить это выражение на какое-то время.

— Они дают уйму чертовых таблеток.

— Могу себе представить, но тебе нужно набираться сил, — посоветовала я.

— Зачем? — спросил он, не сводя с меня глаз.

— Чтобы бороться, — снова с нежностью произнесла я.

Он смотрел мне в глаза, потом перевел взгляд на телевизор.

Черт.

Я ничего не сказала, отправилась на кухню, чтобы проверить запасы холодильника, там же нашла бумагу, составила список и вышла в гостиную, задержавшись, чтобы поцеловать Коба в щеку.

Хорошие новости заключались в том, что снегопад так и не начался, поэтому я почувствовала себя немного лучше, пока добиралась до «Альбертсона» на Аламеду.

Плохая новость заключалась в том, что я настолько была поглощена уборкой в доме Коба, что стоя в очереди к кассе, когда зазвонил мой телефон, вытащив его, я увидела светящуюся надпись: «Звонит Слим», я вспомнила, что совсем забыла ему позвонить.

Вот черт.

Я приняла звонок и поднесла к уху телефон, произнеся:

— Привет, дорогой…

— Где ты? — тут же спросил Брок.

— Я…

— Я стою в своей гостиной, тебя здесь нет, и ты не ответила на мою смс-ку.

Убирая блевотину в гостиной и спальне Коба, должно быть я пропустила его смс-ку.

Сплошное дерьмо.

— Я…

Он снова прервал меня:

— Ты также не позвонила мне.

— Брок, дай мне секунду, — тихо произнесла я, подталкивая тележку к конвейеру на кассе и начиная выгружать товар.

— Говори, — приказал Брок.

— Я нахожусь в «Альбертсоне» на Аламеде, — сказала я ему, поскольку я больше ничего не сказала, Брок произнес:

— Детка, мы едим пиццу, помнишь? — спросил он, но не дав мне возможности ответить, задал следующий вопрос: — Какого хрена ты делаешь в «Альбертсоне» на Аламеде?

Это был хороший вопрос, учитывая тот факт, что для его дома и для своего я, как правило, совершала покупки либо в «Вейд Эут», либо в «Кинг Суперс», оба находились на бульваре КоЛаурадо.

Продолжая разгружать тележку, я ответила:

— Я здесь, потому что позвонил твой отец. У него сегодня была химиотерапия, ему плохо, он не смог дойди до ванной, и ему нужна была помощь. Джилл и Лаура возят его на лечение и привозят обратно, помогают ему в доме. Джилл высадила его после химиотерапии, и он не захотел к ней обращаться с этой просьбой. Я сказала ему еще давно, что, если ему потребуется помощь, он может позвонить мне, поэтому он мне и позвонил.

На том конце трубку установилась тишина.

Я выгрузила все из тележки, передвинулась вперед сама вместе с тележкой, улыбнулась кассиру, поудобнее обосновавшись, наблюдая, как сотрудник укладывает в пакеты мои покупки.

Поскольку Брок продолжал молчать, заговорила я.

— Я приехала к нему, все убрала, но запах стоит не очень хороший. Поэтому пошла кое-что прикупить, чтобы как-то справиться с этим запахом, сейчас вернусь и приготовлю ему ужин и прослежу, чтобы он съел его и не пил спиртное, а потом приеду к тебе. — Я помолчала, потом опять произнесла: — Съешь пиццу без меня, дорогой. Я поем с Кобом.

В трубке была все та же тишина, но длилась она уже не столь долго.

Брок наконец, подал голос, сказав:

— Если у тебя меняются планы, потому что дерьмо все время происходит вокруг, ты берешь гребанный телефон и звонишь мне.

И повесил трубку.

Я моргнула пару раз, глядя на собранные пакеты.

Потом сунула телефон в боковой карман сумочки, борясь с самыми разными чувствами.

Брок раньше никогда не бросал трубку. Конечно, я не позвонила ему, понятное дело, что он волновался, но, в конце концов, я же не зависала в каком-нибудь байкерском баре, в которые он меня водил, не была на пьянке, не стояла на столешнице бара, танцуя перед всеми байкерами, как Аксель Роуз (что я сделала однажды, когда была на мини-пьянке — (хотя она продолжалась несколько часов), я была тогда с Броком, когда он еще был Джейком, и танцевала я не на барной стойке, а на танцполе перед группой, которая играла Paradise City, а Брок стоял рядом с танцполом и смеялся до упаду). Сейчас в данный момент я заботилась о его отце.