Эли Кира приветствовал высокопоставленных особ и проводил в гостиную, где им тут же подали кофе, мед, булочки с марципаном, засахаренные фрукты и разноцветные леденцы. Банкир догадался, что вельможи пожаловали к нему, да еще в сопровождении элитных воинов султана, неспроста.

Выждав приличествующее время, беседуя о том о сем, господин Кира прямо спросил:

– Итак, Кизляр-ага, какова цель вашего визита да еще под такой охраной? Случилось что-нибудь? Может, какие-то волнения в городе, о чем я не слышал?

– Жену Чикала-заде-паши похитили с его острова. Вам что-нибудь известно об этом?

Лицо банкира осталось бесстрастным, ни один мускул не дрогнул на нем, ни одна черта не изменила своих очертаний, лишь темные глаза расширились от удивления.

– Латифа-султан похищена? – воскликнул Эли Кира в надежде, что это получилось искренне, поскольку они никоим образом не могли ничего прознать.

Легкая улыбка тронула губы вельможи: подозрения Хаммида были небезосновательны – банкир что-то знает.

– Нет, похитили не Латифу-султан, – пояснил терпеливо Кизляр-ага, – а вторую жену визиря, госпожу Инчили.

– Вот как? Я даже не знал, что Чикала-заде обзавелся второй женой, – банкир пожал плечами.

– Возможно, – кивнул вельможа, – но я готов поспорить, что ваша бабушка все знала и даже более того: была знакома с ней. Госпожа Инчили ни с кем, кроме Эстер Кира, вне дома не общалась. А чтобы организовать побег, ей нужна была помощь извне.

– Вы как будто сказали, что ее похитили, – заметил Эли Кира. – Но разве она не могла подкупить, например, евнуха, чтобы тот помог ей? Почему вы считаете, что именно моя бабушка, пусть даже и знакомая с этой женщиной, организовала заговор? У вас есть какие-то доказательства? В противном случае я воспринимаю ваши слова как оскорбление! Я лично подам жалобу султану!

Кизляр-ага медленно вытащил из рукава халата свиток пергамента и протянул банкиру.

– Взгляните-ка лучше на это: подписанный самим султаном приказ, дающий нам право на любые действия, необходимые для расследования. Султан не желает, чтобы его друг и великий визирь Чикала-заде печалился по поводу исчезновения любимой жены.

Эли Кира в упор посмотрел на Кизляр-агу, а затем перевел взгляд на старшего евнуха визиря и твердо заявил:

– Я знать ничего об этом не знаю! И если у вас нет более весомых доказательств, чем оскорбительные подозрения, я должен просить вас покинуть мой дом.

– Нет, Эли Кира. Я намереваюсь допросить всех членов вашей семьи. В этот момент, согласно моему приказу, янычары входят на женскую половину дома.

– Да как вы осмелились! – воскликнул банкир, побагровев от ярости.

Он тут же бросился в другую половину дома, и за ним с удивительной для их комплекции прытью поспешили и оба евнуха.

Из помещений гарема Кира уже неслись крики возмущения и ужаса, и сцена, открывшаяся глазам новоприбывших, доставила вельможе нескрываемое удовлетворение: именно этого он и добивался – внушить страх женщинам. Теперь, когда его змеиный взгляд обежал комнату, он понял, что его задумка удалась.

Мариам Кира стояла с мертвенно-бледным лицом, явно очень напуганная, и обеими руками прижимала к себе двух юных дочерей, Ребекку и Сару, пытаясь своим телом защитить их. Ее старшая дочь Дебра, тоже бледная как полотно, стояла рядом с матерью. Старая Эстер Кира сидела в большом кресле, хрупкая, но прямая как стрела и грозная как сокол. В толпе здоровенных молодых янычар уже раздавались крики служанок, к которым явно приставали.

Разъяренный, с перекошенным красным лицом, Эли Кира внутренне содрогнулся, но тем не менее набросился на командира воинов с упреками:

– Хуже этого оскорбления и быть не может, Али Зия! Я немедленно посылаю вестника к султану! Вы обвиняете меня в каком-то заговоре, но не представляете никаких доказательств! Вы вторгаетесь со своими солдатами в женское помещение моего дома, пристаете к служанкам, пугаете моих дочерей! Предъявите доказательства или убирайтесь отсюда!

– Тихо! Замолчите все!

Все взгляды обратились на старую даму в кресле.

– В чем дело, Кизляр-ага? Валиде-султан Сафийе будет весьма недовольна, если я расскажу ей о ваших действиях.

Кизляр-ага внимательно посмотрел на Эстер Кира – вот подлинная сила, стоящая за всеми банкирами Кира, эта маленькая, хрупкая на вид старушонка со всезнающими черными глазками-смородинками. Она ответила немигающим взглядом, от которого вельможа поежился, но сумел все же выдавить улыбку.

– Что вы сделали с женой Чикала-заде-паши Инчили?

– А с ней что-то случилось?

– Я не знаю, но думаю, что вам это известно.

– Чепуха какая-то! Я вообще не понимаю, о чем речь.

Кизляр-ага опять улыбнулся и решил сблефовать.

– Здесь все члены вашей семьи?

– Нет моих сыновей, – ответил банкир.

– Пошлите за ними.

Банкир коротко кивнул одной из девушек-служанок, и та через несколько минут привела в зал четверых мальчиков.

– Теперь все здесь?

– Нет Ашера и нашего кузена Джона, – беспечно сообщила Дебра.

Вельможа почуял добычу и быстро спросил:

– Где сейчас ваш сын и кузен?

– Они уехали по делам банка и вернутся не скоро.

– Куда именно? И откуда приехал этот Джон Кира?

– Я отправил их в Дамаск, а наш кузен приехал из Северной Европы.

– Из Шотландии, – опять вставила Дебра.

Эли Кира бросил на дочь яростный взгляд.

– Помолчи, Дебра, пока тебя не спрашивают. Ты ведешь себя недостойно для девушки.

– Вот как! – воскликнул Хаммид, и глаза всех присутствующих обратились к нему. – Эта женщина, Инчили, родом из Шотландии. Я вспомнил, как она упомянула об этом, когда мы ее принимали.

Глаза вельможи сузились. Здесь, несомненно, была какая-то связь. Он повернулся и, взглянув на сыновей Эли Кира, указал на двух младших:

– Эти двое! Сколько им?

– Тринадцать и шестнадцать, – последовал ответ.

– Прекрасный возраст, – заметил Кизляр-ага, но его следующие слова были подобны удару молота: – Я окажу честь вашему дому и рекомендую этих двух славных юношей в корпус янычар.

– Нет! – вырвалось у Мариам Кира.

Голос банкира был тверд, хотя сердце неистово билось.

– Вы не можете так поступить: я заплатил подушный налог. Они не подлежат призыву.

– Но ведь я оказываю вам честь, Эли Кира. Ваши сыновья войдут в элитный воинский корпус, преданный самому султану. Вы не можете отвергнуть мою щедрость, не оскорбив своего владыку. Кроме того… – Он перевел свой взгляд туда, где стояла юная Дебра. – Я окажу вашей преданной империи семье еще большую честь и возьму вашу старшую дочь в гарем моего владыки. Мне еще не приходилось видеть столь прелестных глаз. Такой фиолетовый цвет встречается крайне редко. Можно не сомневаться, что после соответствующей подготовки она очарует его.

– Нет! – воскликнул уже сам Эли Кира. – Девушка обручена, а через два дня будет выдана замуж.

– Вы ошибаетесь, друг мой, – с улыбкой произнес Кизляр-ага. – На третью ночь я представлю ее султану, и она разделит с ним постель как очередная новая игрушка для его утех. Возможно, она очарует его, ну а если нет, то будет коротать свой век во дворце забытых женщин.

Мариам Кира бросилась в ноги к вельможе и взмолилась:

– Я готова вам помочь чем смогу, только не отнимайте у меня детей, сжальтесь!

– Мариам!

Банкир поднял свою жену с пола, и она повернула к нему свое залитое слезами лицо.

– Ах, Эли! Что ты наделал? Неужели есть что-то настолько важное, что ты готов принести в жертву Давида и Льва? Настолько, что готов обречь свою дочь на жизнь в одиночестве и позоре? Если тебе что-то известно, то скажи им. Во имя Яхве, скажи им, умоляю тебя!

Эли Кира в отчаянии посмотрел на старую даму: выработанная годами привычка теперь отчаянно боролась в нем с отцовскими чувствами. Он был не в силах принять решение.

Эстер Кира вздохнула и потребовала:

– Пусть выйдут все, кроме Кизляр-аги, Хаммида и моего внука. Должен же он узнать, из-за чего весь этот сыр-бор. И не смейте прикасаться ни к одному из моих правнуков, иначе вообще ничего не узнаете!

– Забери своих людей, и подождите во дворе! Никого и ничего не трогать! – приказал Кизляр янычарам.

Постепенно комната опустела, и Эстер Кира скомандовала:

– Сядьте! Это будет очень непростая и долгая история.

Дама поудобнее устроилась в своем кресле и прокаркала, хихикнув:

– Знает ли кто-нибудь из вас, когда я родилась? – Все смотрели на нее в полнейшем недоумении, поэтому Эстер Кира ответила сама: – Это знаменательное событие произошло первого апреля тысяча четыреста девяностого года. Сейчас мне сто девять лет! О том, что я собираюсь вам рассказать, мой бедный растерянный внук ничего не знает. Но поскольку именно мои действия создали для него трудности, я думаю, он должен про них узнать.

Эли Кира сохранял полное бесстрастие на лице: не было абсолютно ничего в их семейном бизнесе, чего бы он не знал, – но сейчас понимал, что задумала старуха, устраняя обвинения в его адрес, – она старается помочь семье. Это был прекрасный пример выживания любой ценой, чему она его прежде всего учила. Он ощутил неожиданный прилив нежности и любви к этой маленькой женщине, которая создала все семейное состояние. Он еле удержался, чтобы не взять ее на руки и не прижать к груди. Вместо этого ему пришлось тихо сидеть, устремив на нее заинтересованный взгляд.

Эстер Кира обрадовалась, что внук понял ее тактику, и продолжила свой рассказ:

– Ваши подозрения совершенно справедливы: я действительно помогла женщине, которую вы называете Инчили, вернуться к своим людям, как поступили бы и вы, если бы знали, кто она такая.

– Она европейская аристократка, – раздался голос Хаммида.

– Правнучка Чиры Хафиз, – прозвучал ответ.

– Как такое может быть, мадам? – в недоумении воскликнул Кизляр-ага. – Сира Хафиз оставила единственного сына, султана Сулеймана, и дочь, которая вышла замуж за Ибрагима-пашу. Из ее внуков принцы Мустафа и Баязет были убиты, принц Джанхагир умер, принц Селим стал султаном Селимом II, а принцесса Мирхмах была выдана за Рустема-пашу. Дети Ибрагима-паши и принцессы Нилуфер никогда не покидали эту страну. Видимо, в силу возраста вас подводит память, Эстер Кира.