Сердце Катрионы неистово колотилось, ею овладел не только страх, но и ярость. Собрав все свое самообладание, она посмотрела в лицо королю и произнесла:

– Я не желаю быть вашей любовницей, сир! Вы обещали, что, когда привезете домой жену, освободите меня от обязанности спать с вами. Я люблю своего мужа, а он не из тех, кто готов делить жену с кем бы то ни было – даже с королем. Почему вы не держите слова, ваше величество? У вас молодая красивая жена, готовая учиться искусству любви. Зачем вам нужна я?

Он даже не потрудился ответить – лишь негромко произнес:

– Как только вернемся в Эдинбург, я ожидаю, мадам, что вы примете меня без каких-либо оговорок. Если вы не сделаете этого добровольно, я буду вынужден обратиться к вашему супругу. Не ставьте его в неловкое положение.

В ее глазах заблестели слезы.

– Но почему, сир? Почему?

– Потому что, мадам, такова моя воля, а я король, – холодно произнес он и, развернувшись, вышел, оставив ее в одиночестве.

Несколько минут она неподвижно смотрела невидящим взором в окно, на горную цепь Чевиот-Хилс, потом, поняв, что больше не в одиночестве, обернулась. Рядом стоял граф Ботвелл.

Не говоря ни слова, они мгновение смотрели друг на друга, потом Френсис Хепберн протянул к ней руки. Бросившись в его спасительные объятия, она расплакалась на его затянутой в бархат груди. Он, успокаивая, нежно гладил ее по спине, хотя на лице играли желваки. Когда она, выплакавшись, снова пришла в себя, он отпустил ее, приподнял пальцем лицо и спросил:

– Что у вас произошло?

– Если я не уступлю, он расскажет все Патрику, – выдавила Катриона.

– Вот ублюдок! – прорычал Ботвелл. – Как жаль, что у королевы-матери не случилось выкидыша.

– Френсис, тише! – прошипела Кэт, закрыв ему ладонью рот. – Даже думать такое – уже измена.

Он нежно отвел ее руку и тихо выругался.

– Хотел бы я быть тем колдуном, славу которого мне приписывают! Тогда я отправил бы своего милого кузена Джейми к самому дьяволу! Ах, моя дорогая! Никогда в жизни я не чувствовал себя таким бессильным, не в состоянии помочь. – Обняв за плечи, он посмотрел на нее. – Если решите, что я каким-то образом все же сумею вам помочь, придите ко мне. Вы запомните это?

Достав из кармана большой шелковый носовой платок, он вытер ей слезы. Она подняла узкую ладонь и, нежно коснувшись его лица, негромко произнесла:

– Ботвелл, вы самый лучший друг из всех, кто у меня когда-нибудь был.

Быстро повернувшись, Кэт покинула небольшой застекленный альков, оставив его одного.

Френсис Хепберн, тоже глядя на столь знакомые ему холмы и глубоко вздыхая, размышлял. Впервые в жизни он встретил женщину, которую мог бы полюбить, но у него есть жена, да и она замужем. Ко всем прочим сложностям, ее вожделел сам король. Френсис осознал иронию ситуации и горько рассмеялся. Опять жизнь повернулась к нему спиной.

Глава 21

Визит в Эрмитаж закончился, и двор короля вернулся в Эдинбург. Стоял скучный холодный январь. Двое старших сыновей Лесли также были приглашены ко двору и влились в семейство Эндрю Лесли, графа Роутса, главы всего клана. Катриона теперь могла видеть хотя бы двух своих детей, и это ощутимо облегчало ей жизнь.

Тем временем Патрик собрался по делам в поместье, да и остальных детей хотелось повидать. В отличие от жены у него не было определенных обязанностей при дворе, а Катриона освободиться не смогла, королева в ней нуждалась. Всеми силами она пыталась помешать его отъезду, но он лишь снисходительно посмеивался и даже поддразнивал:

– Два года назад ты была готова скорее умереть, чем провести зиму дома, в Гленкирке, а теперь, мне кажется, отправилась бы туда даже пешком! – Целуя жену на прощание, Патрик пообещал: – Не скучай, я вернусь через несколько недель, любимая! Ты обрадуешься, если я привезу с собой Бесс?

– Нет, милорд! Этот двор не место для столь юной девушки. – Она посмотрела на него, уже сидевшего верхом на своем Дабе. – Будь осторожен и побыстрее возвращайся ко мне.

На мгновение в ее глазах промелькнуло что-то такое, отчего Патрик усомнился, стоит ли оставлять ее одну. Затем, мысленно посмеявшись над своей мнительностью, он склонился с седла, снова поцеловал ее и пришпорил коня.

Поскольку этой ночью была не ее очередь прислуживать королеве, Катриона отправилась в свой эдинбургский дом. Король не осмеливался домогаться ее в присутствии королевы, и Катриона смогла спокойно провести несколько дней дома.

Потом наступил ее черед спать в королевской передней, на случай если Анне что-нибудь потребуется. Ближе к концу ее дежурства королева отвела ее в сторону и попросила:

– Мне бы хотелось, дорогая Кэт, чтобы ты не покидала дворец даже в те дни, когда свободна. Отведенные апартаменты ведь тебя устраивают?

– Да, мадам. Они вполне комфортабельны. А домой я хожу, чтобы увидеться с детьми, когда им это позволяет служба.

Королева снисходительно улыбнулась.

– Помнить о своем материнском долге – это хорошо, Кэт, но и про обязанности придворной дамы забывать не стоит. Мы устроим так, чтобы ты могла видеться со своими сыновьями, но, пожалуйста, по ночам оставайся неподалеку от меня. Однажды я проснулась со страшной головной болью, а тебя не было, чтобы снять ее.

– Как будет угодно вашему величеству, – ответила Катриона, присев в реверансе.

Ей было прекрасно известно, от кого исходит идея постоянно держать ее во дворце.

Спустя несколько дней опять наступил период, когда королева была не в состоянии исполнять свои супружеские обязанности, и король тут же явился в спальню графини Гленкирк. Сначала она пыталась уклониться от его притязаний словесно, но он отказался ее слушать. Ей пришлось защищаться, когда он попытался овладеть ею силой, и ее сопротивление даже позабавило короля. В конце концов он грубо изнасиловал ее, причинив боль. Она ненавидела его, но ничего не могла поделать. Еще четыре ночи ей пришлось терпеть этот ад.

Каждое утро и каждый вечер Катриона молилась о скорейшем возвращении мужа, но не проходило и дня, чтобы король хоть на несколько минут не оставался с ней наедине. Ее ненависть, казалось, только возбуждала его.

И вот однажды, ближе к ночи, когда она раздевалась после вечерних развлечений двора, король вошел в ее спальню через потайную дверь. На Катрионе остались только белые шелковые нижние юбки. Стоя перед высоким зеркалом, она расчесывала волосы, когда, проскользнув к ней за спину, Джеймс одной рукой обхватил ее за талию, а другой стиснул грудь.

Катриона устало закрыла глаза, мысленно призывая себя к терпению, чтобы вынести непрошеное внимание короля. К тому времени ей уже стало понятно, что всякое сопротивление бесполезно. Когда король впился губами в нежную плоть ее шеи, до слуха Катрионы внезапно донесся чей-то возглас. Открыв глаза, она увидела в высоком зеркале отражение своего мужа с застывшим от потрясения и ужаса лицом.

Годы спустя она так и не могла припомнить, произнесла его имя вслух или только губами, беззвучно – этого, однако, оказалось достаточно, чтобы Патрик пришел в себя от неожиданности и холодно произнес:

– Прошу прощения, мадам. Мне и в голову не могло прийти, что вы здесь занимаетесь… этим.

– Патрик! Я все объясню… Патрик, пожалуйста!

Вырвавшись из объятий короля, она сделала несколько шагов к мужу.

Тем временем Джеймс Стюарт посмотрел на графа Гленкирка и спокойно сказал:

– Я считаю вашу жену очаровательной, кузен, и наслаждаюсь ею уже не в первый раз. Вы не станете возражать?

– Стану, сир! Да, я возражаю, хотя что толку, если леди столь уступчива. – Гленкирк повернулся к жене и ледяным тоном произнес: – Надеюсь, моя дорогая, твоя добродетель хорошо оплачивается?

– Будет тебе, кузен, – попытался успокоить Патрика король. – Не сердись на Катриону. Она просто превосходно исполнила свой долг перед нашей короной.

С видом победителя он улыбнулся графу и, взяв его под руку, провел в прихожую.

– Давай лучше немного выпьем, Патрик. У твоей жены здесь хранится отличное виски.

Катриона безучастно продолжила то, чем занималась до появления короля, готовясь отойти ко сну, и благодарила судьбу, что свидетельницей этой сцены не стала Эллен. Служанка наверняка попыталась бы ей помочь и тем самым только усугубила бы ситуацию. Сбросив нижние юбки, она натянула ночную сорочку и с головой забралась под одеяло, но до нее все равно доносились приглушенные голоса из прихожей, перемежающиеся звоном хрустальных стаканов.

Она не помнила, как заснула, но ее неожиданно разбудил весьма ощутимый удар по бедру и голос Патрика, хриплый от выпитого:

– Просыпайтесь, мадам шлюха! К вам два клиента!

Придя в себя, Катриона в ярости вскочила на ноги.

– Ты напился! Вы оба пьяны! Вон из моей спальни! Видеть вас не могу!

– Да, пьяны, но не так, чтобы не уделать тебя! Правда, кузен Джейми?

Схватившись двумя руками за корсаж ее ночной сорочки, Патрик рванул с такой силой, что она разорвалась на две половины, которые разлетелись по комнате.

– Быстро в постель, моя добродетельная жена, и раздвинь ноги для короля, как делала и раньше, и весьма хорошо, если верить нашему венценосному кузену.

Он с силой толкнул ее в постель, и не успела она что-то предпринять, как сверху оказался король и тут же вонзился в ее протестующее тело, грубо раздвинув ей ноги.

Она была не готова и не желала того, что произошло, поэтому бешено извивалась под Джеймсом, но это лишь распаляло его страсть. Он быстро достиг желаемого и, скатившись с Кэт, сказал:

– Теперь твоя очередь, Патрик.

Прежде чем ошеломленная Катриона смогла осознать, что происходит, на нее навалилось тело мужа, который так же быстро и глубоко вошел в нее.

Она услышала собственные стоны.

Ее бедра были липкими от семени другого мужчины, но Патрик все равно взял ее. Разъяренная, она отчаянно сопротивлялась, пока не потеряла сознание от боли. Всю ночь напролет они насиловали ее и пили виски, пока, наконец, перед самым рассветом пьяный Джеймс Стюарт не вернулся в свою комнату по тайному проходу, а мертвецки пьяный граф Гленкирк не забылся глубоким сном.