Бертрис Смолл - Неукротимая красавица

Поначалу, боясь разбудить его, Катриона лежала тихо, но убедившись, что он действительно крепко спит, осторожно сползла с кровати. Стараясь не шуметь и не обращать внимания на раздиравшую ее боль, графиня подошла к камину, разожгла дремлющий огонь, подкинув дров, нагрела в котелке воды. Затем, перелив ее в небольшой кувшин, она взяла кусок мыла, обрывок грубой холстины и принялась смывать следы ночной оргии. Затем, подойдя к стоявшему в изножье кровати сундуку, Кэт извлекла шерстяные бриджи для верховой езды, шелковую рубашку и суконный клетчатый камзол. Облачившись во все это, она натянула сапоги, набросила подбитый мехом плащ и тихо вышла из комнаты.

Еще не рассвело, когда она пробралась в конюшню. Дежурный мальчишка-конюх сладко спал, зарывшись в сено, и Катриона не стала его будить, а сама оседлала Иолара и вывела из конюшни. Взять свою любимую Бану она не решилась, поскольку понимала, что на белоснежной кобыле будет заметна издалека. Поднявшись в седло, она закуталась в плащ и направилась к главным воротам замка. Стражнику она хрипло сказала:

– Посыльный к Лесли в Гленкирк.

– Проезжай, – послышалось в ответ.

Кэт старалась держать направление на юго-восток, избегая больших дорог. Она не чувствовала ни режущего холода, ни наступившего рассвета, не чувствовала ни голода, ни жажды. Несколько раз она останавливалась, чтобы напоить коня и дать ему отдохнуть, и только когда стемнело, попыталась определить, где оказалась. Успешно разобравшись с этим, Кэт направилась к небольшому монастырю и попросилась на ночлег. Едва забрезжил рассвет, она поднялась, дала золотую монету удивленной монахине, которая открыла ей ворота, села в седло и продолжила путь.

В полдень она увидела двух всадников, и те тоже ее заметили. Кэт пустила своего коня в галоп, но местность была ей незнакома и они быстро ее догнали. Иолар оказался зажатым между двумя конями пограничной стражи. Бородатые всадники, глядя на нее, восторженно ухмылялись, а тот, что повыше, произнес:

– Даже не знаю, кто из них лучше: лошадь или женщина.

– Так и быть, забирай лошадь, – ответил ему сослуживец. – Но женщина тогда моя.

– Только попробуйте тронуть меня хоть пальцем, и вам не поздоровится, – жестко сказала Катриона. – Я направляюсь в замок Эрмитаж, к лорду Ботвеллу.

– Но графа нет в замке, – сказал высокий стражник. – Он сейчас в своей охотничьей хижине, в горах Чевиот.

– А далеко до нее?

– Пара часов верхом, милая. Но если вы намереваетесь переспать с кем-нибудь из этого клана, то я к вашим услугам.

Катриона выпрямилась в седле и, гордо взглянув на служивых, потребовала:

– Проводите меня к лорду Ботвеллу либо приготовьтесь к неприятным последствиям, когда он узнает, что вы не только меня задержали, но и отказали в помощи, а также оскорбили непристойными предложениями.

Что-то в ее тоне подсказало им, что это отнюдь не пустая угроза.

– Следуйте за нами, – сказал высокий стражник.

Они развернули своих коней и пустили галопом. Через два часа, как и было обещано, всадники оказались перед небольшой охотничьей хижиной, скрытой между холмами. На стук копыт дверь хижины открылась, и на пороге появился граф Ботвелл. Высокий стражник обратился к нему:

– Мы обнаружили эту леди в двух часах пути отсюда, милорд, и она заявила, что направляется в Эрмитаж, к вам. Вот мы и привезли ее сюда. Надеюсь, что поступили правильно.

Ботвелл подошел к лошади, откинул скрывавший лицо всадницы капюшон плаща и удивленно воскликнул:

– Кэт!

Две больших слезы скатились по ее щекам и, протягивая к нему руки, она простонала:

– Помогите мне, Френсис! Пожалуйста, помогите…

Совершенно обессиленная, Кэт сползла с седла в его протянутые руки. Нежно прижимая к груди драгоценную ношу, он повернулся к едва скрывавшим удивление стражникам.

– Вы поступили совершенно правильно, доставив эту леди ко мне. Но запомните: вы никогда не видели ее. Когда вам понадобится помощь, обращайтесь.

И он быстро зашагал к хижине, благодаря Господа за этот подарок.

Охотничья хижина в горах служила Френсису Хепберну местом уединения. Время от времени он удалялся от мирской суеты, чтобы поразмыслить, отдохнуть, обновить тело и душу. Так ему удавалось сохранить здравый рассудок в мире, который то восхищал его, то пугал. Особенно ему нравилось здесь жить в зимние месяцы. В течение нескольких недель он наслаждался одиночеством и пребывал в миру с самим собой.

И вот теперь привычный уклад его жизни был нарушен, причем самым возмутительным образом. Он внес потерявшую сознание Катриону Лесли в свой дом, поднял на второй этаж и, осторожно уложив на собственную кровать, стянул с нее сапоги, освободил от плаща, в который она была закутана, и накрыл одеялом. Поворошив угли в очаге, он положил туда согреваться кирпич, задернул шторы на всех окнах и запалил фитилек масляной лампы, чтобы Кэт могла понять, где находится, когда очнется. Достав щипцами согревшийся кирпич, Френсис завернул его в лоскут фланели и положил ей в ноги. После этого, плеснув немного виски в винную стопку, он присел на край кровати и принялся растирать ей запястья. Понемногу она пришла в себя, а когда зашевелилась, он поднес стопку к ее губам.

– Выпейте это, только медленно.

Кэт послушно выпила виски, и вскоре щеки ее порозовели.

– Не говорите никому, что я здесь, – едва слышно попросила она.

– Не волнуйтесь. А сейчас вам нужно поспать. Я вижу, что вы измучены до предела и промерзли до костей. Я буду внизу. В доме никого нет, так что не переживайте.

Последние слова он, по сути, говорил сам себе, потому что у нее уже слипались глаза. Поцеловав ее в лоб, Френсис вышел из комнаты и спустился по лестнице. Первый этаж его хижины представлял собой одну большую комнату с громадным камином, сложенным из грубого камня. Нарочито примитивная отделка, звериные шкуры, гардины и тяжелая мебель под старину создавали неповторимый колорит. Придвинув кресло поближе к камину, Ботвелл наполнил бокал вином из графина и, усевшись, принялся размышлять, что могло привести графиню Гленкирк в эти края. Она явно испытала какое-то потрясение, но что все-таки с ней случилось?

Проспав несколько часов, Катриона проснулась, и ей потребовалось не больше минуты, чтобы понять, где находится. Выбравшись из большой кровати, не обуваясь, в одних чулках, она сошла вниз.

– Френсис? Не спите?

– Не сплю. Идите сюда, к огню, посидите со мной.

Катриона устроилась у него на коленях, и некоторое время они просто смотрели на язычки пламени и молчали. Его руки не обнимали ее, а лишь придерживали, словно защищая от невзгод, так что она, свернувшись калачиком, ощущала себя словно в гнезде, вдыхала исходящий от него запах чистоты, к которому примешивались ароматы кожи и табака. Сердце графа отчаянно билось. В былые времена он всегда держал себя с ней несколько небрежно, порой беззлобно поддразнивая, с целью скрыть истинные чувства. Надо сказать, что это было несложно, поскольку они никогда не оказывались наедине. Сейчас Френсису Хепберну пришлось снова бороться со своими чувствами, чтобы не напугать ее еще больше.

– Вы голодны? Когда ели в последний раз? – наконец нарушил он молчание.

– Позавчера. Прошлую ночь я провела в женской обители, но есть там было нечего.

– Стало быть, голодны, как волк, моя дорогая. – Он осторожно ссадил ее с колен и поинтересовался: – Можете ли вы накрыть на стол, Катриона Лесли?

– Слово «графиня», милорд Ботвелл, отнюдь не синоним слова «беспомощная». Разумеется, смогу.

– Тогда мы поедим здесь, у камина, – оживился он. – Скатерть в этом комоде, а тарелки и приборы в кухонном шкафу.

Ее удивило, когда несколько минут спустя Френсис вернулся из кухни с горячим супом, корзинкой теплого хлеба и скомандовал:

– Садись к столу и ешь, пока не остыл.

Катриона собралась было отказаться, но от супа исходил невероятный запах. Это оказался крепкий бульон с бараниной, сдобренный чесноком, луком и морковью. Чуть позже она поняла, что туда был также добавлен черный перец и белое вино. Френсис положил перед ней толстый ломоть хрустящего хлеба, и уселся в сторонке, с добродушной улыбкой наблюдая, как гостья поглощает еду. Когда с супом было покончено, он забрал посуду и отнес в кухню. Вернулся с двумя тарелками в руках и с гордостью сообщил:

– Сегодня утром мне удалось поймать изрядного лосося и найти немного кресс-салата.

Тонко нарезанную рыбу Кэт ела не так быстро, как суп. Френсиса обеспокоило ее молчание, а также то, что она выпила уже три бокала бургундского.

Наконец насытившись, она откинулась на спинку кресла и спросила:

– Где вы научились так хорошо готовить?

– Мой дядя Джеймс считал, что мужчина должен уметь все.

Все, что она смогла, это послать ему слабую полуулыбку, и снова впала в молчание.

– Что все-таки стряслось, Кэт? Можете мне рассказать?

Она долго молчала, глядя в пол, а когда подняла глаза, боль в ее взгляде поразила его. Он встал, обошел стол и опустился на колени рядом с ней.

– Можете не говорить, если это слишком больно.

– Если я расскажу об этом сейчас, Френсис, то, возможно, смогу позабыть случившееся.

Она негромко всхлипнула.

– Проклятый Джеймс Стюарт! Ох, Френсис! Он намеренно уничтожил всю мою жизнь! Я убила бы его, если бы только смогла! Патрик уехал по делам в Гленкирк, и я осталась одна. Не было ни одного человека, к кому бы я могла обратиться за помощью. Я старалась держаться подальше от короля, но этот похотливый лицемер застал меня врасплох. Патрик вернулся из Гленкирка как раз в тот момент, когда Джеймс схватил меня в объятия. Король мог бы что-то сказать в мое оправдание, если бы хотел, но вместо этого он принялся расхваливать Патрику, какая я чудесная любовница, причем значительно приукрасив. Он не сказал, что принудил меня. Затем они вдвоем компанейски напились моего виски и по очереди изнасиловали меня. О боже, Френсис! Король и мой собственный муж! Причем не по одному разу, а всю ночь напролет! Они не желали меня отпускать и такое вытворяли со мной… – Ее передернуло от гадливости. – О, Френсис! Вы ведь мой друг. Пожалуйста, позвольте мне остаться у вас.