– Не могу больше…

Изменив темп, он заставил ее расслабиться, а потом довел до наивысшей точки. Сила его страсти накатывала на нее волнами, и она искренне удивлялась, что ему удалось доставить ей такое наслаждение. Еще никогда она не чувствовала себя такой любимой, и когда он, наконец, позволил ей вознестись на небеса, она закричала от восторга, а потом услышала и его хриплые возгласы.

Не размыкая объятий, все еще слитые воедино, покрытые потом, они тяжело дышали, сердца бились как сумасшедшие. Неожиданно Кэт с неподдельным изумлением воскликнула:

– Боже мой, Френсис! Ты уже готов продолжить? Я же это чувствую! О да, любимый! Да! Да! Да!

Его не пришлось упрашивать, хотя реакция собственного тела удивила: казалось, он никогда не насытится ею, – да и Катриона в эту ночь была ненасытна. Они сравнялись в своей страсти друг к другу, пока не вымотались настолько, что заснули в той позе, в которой их застиг момент наивысшего наслаждения, не ощущая, что огонь в камине погас, а в комнате похолодало.

Почувствовав, что его накрывают одеялом, Френсис проснулся и, притянув Кэт к себе, поцеловал.

– Доброе утро, любовь моя.

Она ответила ему счастливой улыбкой.

– Доброе, любимый.

Кэт сегодня чувствовала себя великолепно и не испытывала никакого стыда. В полном ладу сама с собой, она высвободилась из его объятий и, театрально вздрогнув, предложила:

– Что-то похолодало. Давай я разведу огонь?

Со смесью восторга и обожания он наблюдал, как она разводит огонь в камине. Через несколько минут языки пламени уже весело лизали дрова, и Кэт повернулась спиной к камину. Глядя на эту картину, он вздохнул.

– Ах, моя дорогая! Как бы я хотел быть этим огнем, что согревает твою очаровательную попку!

– Ох, Ботвелл! – рассмеялась она, зарумянившись. – Ты такой испорченный!

– Увы, моя любимая, до мозга костей! – Вскинув бровь, он хитро посмотрел на нее. – Под этим одеялом так холодно и одиноко. Может, составишь компанию?

Она скользнула под шерстяной плед, которым сама же укрыла его, обняла обеими руками и прижалась всем телом.

– Так лучше, милорд?

Его глаза весело сверкнули.

– Ты можешь согреть даже каменную статую, и тебе это прекрасно известно, моя сладкая! – Он нежно поцеловал ее. – Где ты была, Кэт? Где все эти годы ты была?

Он помолчал, вновь переживая только что закончившуюся ночь.

– Я люблю тебя, Катриона Майри, – сказал он, несказанно удивив ее тем, что знал имя, которое она получила при крещении. – Я никогда никому не говорил этих слов, но – Господь свидетель – я люблю тебя!

В ее глазах сверкнули слезы.

– Ботвелл! Ох, Ботвелл! Не смей меня любить! Да и как можно любить женщину, которая делила постель с королем, а потом сбежала от справедливого гнева своего мужа в объятия другого мужчины.

– Ты делила постель с королем не по своей воле, Кэт, – королям не отказывают.

– А Патрик? Что ты скажешь о моем муже?

– Я готов убить их обоих за то, что они сделали с тобой. Да, у него было право гневаться, но вовсе не на тебя.

– А будь я твоей женой, что бы ты сделал со мной?

– Во-первых, Джейми никогда не осмелился бы принудить тебя, ну а во-вторых, если бы все же осмелился, я бы его убил, ни секунды не колеблясь. Что касается тебя… тебе бы тоже досталось… за то, что так красива.

– Бедный Патрик! – вздохнула Кэт. – Ты бы видел его лицо, когда он смотрел, как Джейми меня ласкает… О боже, Френсис! Таким расстроенным он не выглядел никогда.

Губы Ботвелла сложились в ироническую ухмылку.

– И чтобы улучшить настроение, он напился и попеременно с королем стал насиловать свою жену! – Не в силах больше сдерживать чувства, граф воскликнул: – Да черт с ними обоими, Кэт! Я давно уже не живу с Маргарет. Давай оба разведемся, и ты сможешь выйти за меня! Я люблю тебя, люблю давно, и клянусь Богом, сумею оградить от любых посягательств!

Ошеломленная, она только молча смотрела на него, потом наконец выдавила:

– А дети?

– Заведем сколько хочешь! Но если решишь забрать еще и детей Лесли, то с радостью приму и их.

– Думаю, у Патрика по этому поводу другое мнение, – произнесла она сухо.

Взгляд голубых глаз Ботвелла уперся в светло-зеленые глаза, и его губы прошептали:

– Не хочу говорить о Патрике!

Она сдалась без сопротивления. Хоть совесть слегка и мучила ее, но чувства к Френсису Хепберну оказались куда сильнее. Его губы нежно касались лба, опущенных век, кончика маленького носа. Она едва не урчала от удовольствия, а граф довольно рассмеялся.

– Ну вот, я из кожи лезу вон, чтобы разбудить в тебе самые глубинные страсти, а ты только мурлычешь, как сытая кошка.

Катриона тоже хихикнула.

– Но ведь это потому, что я удовлетворена, милорд.

– Ну нет! – возразил Френсис. – Я намерен доставлять тебе удовольствие весь день. Вы знаете, мадам, у меня пока еще не было женщины, которую я не хотел бы выпускать из постели!

– Но мы ведь до нее так и не дошли, – заметила Кэт со смехом. – Лежим на полу, под пледом, и если один из ваших пограничных стражей вздумает заглянуть сюда… то, милорд, ваша и без того скандальная репутация станет и вовсе легендарной!

Расхохотавшись, Френсис Хепберн вскочил со шкуры, подхватил ее на руки, взлетел по лестнице наверх, где без особых церемоний бросил на постель, и заявил:

– На сей раз камин разожгу я.

– А вы умеете, милорд? – спросила Кэт с вызовом.

Френсис Хепберн обернулся и, глядя на прекрасную графиню Гленкирк, осознал, что, если прошедшая ночь оказалась столь сладкой, грядущий день обещает гораздо большего.

Глава 23

Патрик Лесли проснулся на следующее утро с дикой головной болью и вкусом половой тряпки во рту. Протянув руку с намерением обнять Катриону, он сразу же с потрясающей ясностью и ужасом вспомнил те события, что произошли накануне, и несколько минут лежал неподвижно, не в силах пошевелиться под тяжестью воспоминаний. Джеймс и Катриона, потом он сам и она, потом опять…

– О боже!

Кое-как поднявшись, он подошел к стене, в которую был вделан камин, прикоснулся к резному завитку на каминной полке и тупо уставился на открывшуюся потайную дверь. Опять нажав на механизм, он возвратился к кровати и провел рукой по тому месту, где обычно спала жена. Простыни были холодны, и он понял, что она ушла давно. Открыв сундук, стоявший в изножье, он обнаружил, что исчезла ее одежда для верховой езды. Часы на каминной полке показывали десять.

Быстро одевшись, Патрик Лесли нашел капитана дворцовой стражи.

– Я хочу поговорить со всеми часовыми, которые несли службу ночью. Когда была последняя смена охраны?

– В шесть часов утра, милорд.

– А предыдущая?

– В полночь, сэр.

– Именно эти люди мне и нужны, капитан: те, кто нес службу после полуночи. Сколько человек было у замковых ворот?

– Шестеро: двое у главных ворот, двое у задней стены, и еще двое – у входа для слуг.

Патрик раздумывал недолго.

– Пришлите мне стражей, которые несли вахту у главных ворот.

Несмотря на неистовые чувства, раздиравшие его душу, он все же мрачно усмехнулся, узнав, что оказался прав. Верховой «гонец» в Гленкирк действительно проехал через главные ворота за несколько минут до пяти утра.

Через Барра, камердинера короля, он попросил встречи с его величеством и при этом дал достаточно ясно понять, что, если не получит аудиенцию, немедленно обратится к королеве. Меньше чем через час Барра провел его по тайному коридору к королю, который был еще в постели, страдая от похмелья не меньше, чем сам Гленкирк. Патрик не стал зря тратить время.

– Вы помните, чем мы с вами занимались этой ночью?

Король покраснел и пробормотал:

– Я был пьян.

– Мы оба были пьяны, но это не может служить оправданием для насилия. Знаете, она уехала – верхом, через главные ворота, около пяти часов утра. Я намерен извиниться за нее перед королевой и пуститься на поиски, а когда найду ее, встану перед ней на колени и буду просить прощения. Мне остается лишь молиться, чтобы простила. Если мне это удастся, то мы сюда больше не вернемся – останемся жить в нашем замке в Гленкирке, и, сохранив верность Стюартам, ни ногой больше не ступим в тот бардак, в который вы превратили двор.

– Даю вам свое позволение, – пробормотал, кивнув, Джеймс Стюарт.

Во взгляде, которым окинул его граф Гленкирк, вполне ясно читалось, что это его беспокоит меньше всего, а вот о том, что действительно терзало, все же спросил:

– Скажи мне честно, Джейми: моя жена стала твоей шлюхой по своей воле?

Стюарт долго молчал, затем опустил взгляд и едва слышно признался:

– Нет.

– Ублюдок! – не сдержался Гленкирк. – Не будь ты королем, я бы тебя прикончил.

Он развернулся и быстро покинул покои короля. Ворвавшись в собственную спальню и обнаружив там Эллен, до смерти перепуганную его внезапным появлением из стены, Патрик прогремел:

– Упакуйте вещи! Мы возвращаемся в Гленкирк, и ноги нашей тут больше не будет!

– Миледи… – попыталась было возразить Эллен.

Он не дал ей договорить:

– Уехала, сегодня рано утром! А теперь поторопитесь! Я хочу убраться отсюда еще до обеда.

Затем он направился к королеве и поведал только что сочиненную трогательную историю, будто их старшая дочь серьезно заболела и Катриона уехала рано утром, попросив его извиниться перед ее величеством. Поскольку до их возвращения может пройти несколько месяцев, граф Гленкирк предложил королеве продать должность, которую занимала его жена, кому-нибудь другому и даже выразил готовность оплатить ее лично, что позволило бы королеве пополнить свои финансы. Поскольку Анна постоянно нуждалась в деньгах, предложение графа оказалось для нее весьма выгодным. Кроме того, королеву в последнее время стало беспокоить, что вокруг трона крутилось слишком много молодых красавиц. Причем опасалась она отнюдь не за собственного мужа, которого ошибочно считала равнодушным к чарам придворных дам. Молодые красавицы привлекали внимание мужчин, и в среде придворных постоянно возникали конфликты, поэтому Анна решила назначить на место Катрионы овдовевшую дочь лорда Керра. Леди было уже за тридцать, к тому же красотой она не отличалась.