Король насторожился, поскольку уже давно знал, что Анна в курсе происходящего между Ботвеллом и Катрионой Лесли, но не знал, что еще может быть ей известно, поэтому решил действовать с предельной осторожностью.

– Леди Лесли давно уже не девица, а мать шестерых детей, и если ведет себя как ослепленная страстью, то ее следует привести в чувство.

– Но, Джейми, Гленкирк готов отпустить ее! А теперь, когда моя дорогая Кристина овдовела, было бы чудесно, если бы они поженились и моя маленькая крестница Анна Фитц-Лесли могла получить достойное воспитание.

– Моя дорогая, супруги Лесли прожили в браке четырнадцать лет, и я не могу позволить им разрушить этот союз по чьей-то прихоти. При дворе должна царить строгая мораль. Если я допущу, чтобы разошлись Лесли, то каждый мужчина, увлекшись другой женщиной, сразу же потребует развода со своей женой, а любовница станет ожидать предложения руки и сердца.

Королеве пришла в голову мысль, что король почему-то придает всему этому делу куда большее значение, чем оно того заслуживает. Кроме того, ей казалось, что если бы его величество захотел реформировать придворные нравы, то достиг бы гораздо большего личным примером, чем отказом в разводе людям, желающим пожениться и не жить в грехе.

Спорить с королем именно сейчас было бессмысленно, и Анну очень разочаровал результат их беседы. Френсис ей нравился, и она была бы рада помочь ему.

В первый день нового, 1593 года, граф Ботвелл обратился к высшим иерархам церкви с просьбой не отвергать его из-за гнева короля, но церковь осталась глуха ко всем его мольбам. Иную позицию, однако, заняла старая королева Англии. Прежде всего она позаботилась о том, чтобы пограничный лорд не испытывал недостатка в деньгах, поэтому Англия стала регулярно выплачивать ему значительные суммы и предложила при необходимости воспользоваться убежищем.

Джеймс Стюарт был законным наследником Елизаветы Тюдор (хоть она еще и не объявила его таковым формально), но она не любила его и считала лицемером: этот увертливый скользкий тип говорил одно, но делал другое. Она не могла понять причину его враждебности к Френсису Стюарту-Хепберну, поскольку, как она знала, граф Ботвелл всегда был предан короне Шотландии.

Елизавета усмехнулась, вспомнив, как Ботвелл впервые был гостем ее двора: совсем еще юный, но, черт его побери, уже тогда великолепный элегантный обольститель. За всей этой историей между кузенами крылось что-то куда более значимое, чем они хотели показать, но этого так и не доискались даже самые опытные ее шпионы. Ну а поскольку ей доставляло удовольствие щелкнуть Джеймса по носу, а также из-за ее слабости к очаровательным проказам, королева решила поддержать пограничного лорда.

С приходом зимы Катриона опять испытала облегчение и с удовольствием взялась за подготовку празднования Двенадцатой ночи. Пусть ей не удалось стать официальной женой Ботвелла, окрестное дворянство обращалось к ней не иначе, как к таковой и осуждало короля за несправедливое отношение к их соседям.

Катриона почти год не видела своих старших детей, но появиться в Эрмитаже сейчас им было бы просто опасно. Двух самых младших она и сама едва помнила и печально думала, что они вообще могли ее забыть.

Ботвелл тоже скучал по детям. Катриона сумела превратить их дом в теплое семейное гнездышко, и он был счастлив в этой атмосфере, но, не будучи женаты, обзавестись собственными детьми они пока не осмеливались.

По мере того как крепчали зимние холода, Катрионе все сильнее хотелось уехать во Францию и она просила об этом графа все настойчивее. В конце концов, он согласился покинуть Шотландию, если до конца года ему не удастся наладить отношения с кузеном.

Глава 32

Джеймс Стюарт узнал, что Елизавета Тюдор оказывает финансовую помощь Ботвеллу, и направил послание сэру Роберту Мелвиллу, своему послу в Англии, с поручением убедить королеву не делать этого. Поскольку ее лояльность к пограничному лорду выплыла наружу, у королевы не осталось выбора. Френсису Хепберну теперь угрожала опасность по обе стороны от границы, но самое худшее было впереди.

Новый королевский указ от 21 июля 1593 года подтверждал конфискацию всего имущества Френсиса Стюарта-Хепберна, пятого графа Ботвелла, но на сей раз еще и герб его был расколот на части на площади в Эдинбурге. Возмущенный такими действиями, герцог Леннокс вместе с другими знатными дворянами решил помочь Ботвеллу. Если Мейтленд смог настроить короля против его родственника, то чего ожидать остальным?

Ботвелл в сопровождении сводного брата поскакал в столицу, а его сторонники проникали в город по двое-трое до тех пор, пока не заполнили Эдинбург. Катриону он оставил в Эрмитаже.

– Что же теперь будет? – в ужасе спросила она Френсиса, провожая в дорогу.

– Мне нужно добраться до Джеймса и все-таки попытаться убедить его вернуть отобранные земли и позволить кардиналу подписать твое прошение о разводе. Тогда, любовь моя, мы будем в безопасности.

– А если опять ничего не получится?

– Тогда, дорогая, мы отправимся во Францию, а воевать за своих внуков предоставим Ангусу.

Она прижалась к нему всем телом, сразу ставшим мягким и податливым, губы жаждали поцелуев. Безошибочно распознав все эти знаки, лорд принял приглашение, и они предались страстной любви, а потом несколько часов спали, и она покоилась в его объятиях. Он был уже в пути, когда она проснулась, и ей осталось лишь переживать за него.


Ранним утром 24 июля 1593 года Джеймс Стюарт проснулся засветло. Было душно и сыро, и он решил, что на улице дождь. Услышав негромкий звук, как будто передвинули стул, он окликнул камердинера, но ответа не последовало. Сердце короля бешено забилось, ночная рубашка тут же пропиталась холодным потом. Соблюдая осторожность, он выглянул наружу, слегка отодвинув полог постели, и услышал голос, который хотел бы услышать меньше всего.

– Доброе утро, Джейми, – приветствовал кузена Френсис Хепберн.

Король завизжал и, перебравшись на другую сторону постели, вскочил и бросился к двери, попытался открыть ее, но ручка не поворачивалась. Тогда Джеймс повернулся лицом к противнику, прижимаясь спиной к двери в спальню королевы, словно надеялся проникнуть через нее. На несколько мгновений кузены смотрели друг на друга: один – трясясь от страха и холода во влажной ночной рубашке, другой – спокойный и уверенный в себе, в красном килте и с обнаженной шпагой в руке.

Ботвелл медленно пересек разделявшее их пространство и, заметив, что король дрожит как осиновый лист, сжал его лицо в своей ладони и прорычал:

– Помнится, ты говорил, что я посягаю на твою жизнь… Сейчас так оно и есть – я держу ее в своей руке!

Король содрогнулся, едва не лишившись чувств.

– Боже мой, Джейми! – брезгливо произнес Ботвелл. – Возьми себя в руки! Я пришел не для того, чтобы убить тебя.

С большим трудом, но Джеймсу удалось сосредоточить взгляд на графе, а потом и проговорить:

– Ты можешь меня убить, но моя душа тебе не достанется!

– О господи! – взорвался Ботвелл. – Да на кой черт мне сдалась твоя душа, Джейми? Я пришел всего лишь для того, чтобы наладить наши отношения. Мне не нужна ни твоя жизнь, ни твоя душа, ни твоя корона, ни твое проклятое королевство. Я хочу лишь, чтобы ты вернул земли моему наследнику и чтобы Катриона Лесли стала моей женой. Дай мне это, и можешь забыть про Ботвеллов навсегда!

– Мейтленд утверждает, что ты хочешь убить меня, – возразил король.

– Твой канцлер всегда был дубиной, – ответил Ботвелл.

Несмотря на обуревавший его страх, король не смог удержаться от смеха, а пограничный лорд, протянув королевские одежды, проговорил:

– Оденься, Джейми, а то замерзнешь.

Проводив его величество до спальни, граф подал ему плед и налил солидную порцию виски. Заметив, что краски жизни стали понемногу возвращаться на лицо Джеймса, Ботвелл преклонил перед ним колено и протянул свою шпагу эфесом вперед.

Этот простой жест, похоже, не только успокоил, но несколько смутил короля.

– О, поднимись, Френсис, и спрячь шпагу!

Граф повиновался и, выпрямившись, подбросил несколько поленьев в камин, и, получив разрешение короля, опустился в кресло. Мужчины сидели друг напротив друга, и Джеймс обреченно произнес:

– Полагаю, во дворце полно твоих людей.

– Да, ты прав, но не только моих. Здесь также люди Леннокса, Хоума, Ангуса, Колвилла, Лоджи, Берли, Хантли. Я отнюдь не так глуп, кузен, чтобы прийти к тебе без своих друзей.

– Почему они так преданы тебе, хотя должны были поддерживать меня?

– За это тебе следует благодарить Мейтленда, Джейми. Это он горит желанием отобрать их исконные права, а я для него должен сыграть роль пробного камня. Аристократы прекрасно понимают, что если паду я, то вполне могут пасть и они. Они воюют за себя и свои имения.

– А ты, Френсис?

– Как и они – за себя и своих близких.

– Ты честен, как всегда.

– Да, Джейми, но теперь настало время и тебе поступить по чести. Я жду, что ты восстановишь справедливость в отношении моих земель. Они по праву принадлежат сыну Маргарет.

– А разве он также и не твой сын, Френсис?

– Я прихожусь ему отцом, но он никогда не был моим. Да и никто из детей. Все они принадлежат Маргарет, но никак не мне. Именно поэтому я хочу сделать Катриону своей женой, когда у нас появятся дети, они будут и моими.

– Они будут незаконнорожденными, поскольку я не дам своего согласия на твой брак с Катрионой Лесли.

На несколько мгновений в комнате повисла тишина, затем Ботвелл спросил:

– Но почему, Джейми?

– Ты был честен со мной, кузен, так что и я отвечу тебе тем же: если Катриона не может принадлежать мне, то и ты ее не получишь.

– Боже мой, Джейми, за что ты так ненавидишь меня? Ты забрал все, что у меня было, даже разбил мой герб. Все, что у меня осталось, – это женщина, зеленоглазая колдунья, которую я люблю больше всего в этом мире. Даже если завтра я умру, она не вернется к тебе. Так чем же я заслужил такую ненависть? Может, таким образом ты хочешь отплатить мне за верность?