– И как ты назвала их?

– Иэн и Джейн.

– Это в честь моих родителей?

– Да, но Гленкирк думает, что в честь его бабки и деда по отцовской линии.

– А на кого они похожи?

Серебряный колокольчик смеха снова прозвенел в комнате.

– Френсис! Они же совсем еще крохи! Пятимесячные младенцы! – Граф понурился, и, улыбнувшись, она сказала: – Ну хорошо. Твой сын голубоглазый, с золотисто-каштановыми волосами, вполне смышленый, могу тебя заверить, и очень требовательный. Его сестренка тоже голубоглазая, но светловолосая, скорее рыженькая, и очень бойкая. Кормилица и вся прислуга обожают их, да они и правда очаровашки.

Именно такие слова графу и хотелось услышать, и взгляд его затуманился. Катриона почувствовала, как у нее перехватило горло, и мысленно в который уже раз осыпала своего кузена короля проклятиями. Чтобы не расплакаться, она попросила:

– Подай мне мыло.

Пока она мылась, он молча наблюдал за ней, а когда поднялась и переступила через бортик ванны, тут же завернул ее в полотенце и принялся нежно вытирать, доставляя ей неимоверное наслаждение легкими прикосновениями.

Похоже, ему стоило огромного труда сохранять самообладание, которым он всегда так гордился, да и сама она хотела его, как никогда. Кэт, повернувшись, обвила его шею руками и горячо прошептала:

– А теперь, Френсис, возьми меня, прямо сейчас! Я больше года ждала этого момента, так что не сдерживай себя.

Оторвавшись от него, она медленно прошествовала через всю комнату и забралась в стоявшую на постаменте огромную постель с перинами и кружевными простынями.

– Похоже, Гленкирк недостаточно любил тебя, дорогая, раз ты так нетерпелива, – заметил граф, освобождаясь от одежды.

– Гленкирк не упускал ни единой возможности взять меня, и хотя мое тело отвечало на его ласки, я никогда не взлетала на вершину блаженства, как с тобой, Френсис. Ох, милорд, как же я жажду тебя!

Она протянула к нему руки, не в силах больше ждать ни секунды.

Они тесно прижались друг к другу в теплых объятиях почти невесомой перины. Его руки тут же пустились в путешествие по ее зрелому жаждущему телу: обвели совершенные округлости грудей, чуть надавив на вершинки сосков, погладили округлый живот, упругие трепещущие бедра и, наконец, добрались до повлажневшего тайного местечка. Ее дыхание стало прерывистым, из груди вырывались сладострастные стоны. И вдруг все изменилось: она, вывернувшись из его рук, оттолкнула, опрокинув спиной на подушки, и пустилась в свое путешествие сверху вниз по его телу, только губами приводя его в неистовое возбуждение. Ее нежные, как лепестки, губы легонько касались самых чувствительных местечек, опускаясь все ниже и ниже, пока не достигли восставшей мужской плоти. Обхватив бархатистый стержень ладошкой, она лизнула пульсирующую головку, затем, обхватив ее целиком мягкой влажностью рта, на мгновение втянула в себя. Все тело графа дернулось, изо рта вырвался хриплый крик, и она, испугавшись, отпрянула.

– Я сделала тебе больной? Прости. Мне лишь хотелось попробовать тебя на вкус, любовь моя.

Ботвелл уложил ее на спину и, пожирая взглядом, прохрипел:

– И каков же я?

– Соленый, – смущенно выдавила Кэт.

Усмехнувшись, он раздвинул ей колени, устроился между ног и, обхватив ладонями круглые ягодицы, притянул ее пушистым холмиком к своему лицу. Она вскрикнула – ощущение оказалось невыносимо острым. Ей давно хотелось, чтобы он сделал с ней это, но было стыдно признаться: ведь это не совсем правильно.

– Сладкая! Сладкая! – услышала она его шепот. – Боже, какая же ты сладкая, любовь моя!

Она чувствовала, как ускользает в какой-то волшебный сверкающий мир, где исполняются самые сокровенные желания, куда не получалось попасть с тех пор, как они расстались. Когда нежная сладостная боль стала разливаться по низу ее живота, а напряженная плоть нашла нужное местечко и стала мучительно медленно проникать в нее, Кэт не смогла сдержать крика счастья.

Взлетев на вершину блаженства, любовники впали в глубокий сон, не размыкая объятий и переплетя тела. Проснулась она неожиданно, словно почувствовала, что он не спит и смотрит на нее. Катриона улыбнулась и нежно погладила любимого по щеке, а он перехватил ее руку и нежно поцеловал ладонь, потом запястье. Их взоры встретились, и она затрепетала от силы охвативших чувств. Осознание глубины их любви, невозможности существовать друг без друга даже испугало ее.

Приподнявшись на локте, он перебирал ее локоны цвета темного золота.

– Что случилось с твоими чудесными волосами?

Кэт поведала ему историю своей встречи с королем, и он, удивленный и восхищенный, покачал головой.

– Ты посмела надерзить Джейми? Представляю, как его это оскорбило! – Он обнял ее одной рукой, притянул ее к груди и с чувством признался: – Боже мой, если бы не ты, я бы не выжил. Как же мне было трудно! Что нам делать?

– Я не хочу думать об этом, Френсис, во всяком случае, не сегодня, пока мы вместе.

– Как долго мы сможем наслаждаться нашим счастьем?

– Все время, пока ты в Хантли. Гленкирк до весны пробудет в Англии.

– Это великолепно! – пробормотал Ботвелл. – Но, думается, пообещав мне встречу с тобой, он не имел в виду, что мы будем вместе так долго.

Глаза пограничного лорда блеснули весельем.

– Я поступлю так, как пожелаю, Ботвелл! Будь у меня уверенность, что семьи Лесли не коснется гнев Джейми, я сегодня же отправилась бы во Францию вместе с тобой! И король, и Гленкирк знают это. К сожалению, я связана по рукам и ногам: с тех пор как я вернулась, они все так и вьются вокруг меня. Мой дядюшка, старый граф Сайтен, умер два года назад, но его вдова на каждом углу бубнит, что мое бесстыдное поведение осложняет положение ее драгоценного графа Чарлза, который женат на сестре Гленкирка Джанет. Когда я сказала матери правду о причине разрыва с Патриком, она не только не поддержала меня, но еще и отчитала: мол, не оценила великой чести, оказанной Джеймсом Стюартом. Она, не знавшая других мужчин, кроме моего отца, соловьем разливалась о высокой «чести» стать королевской любовницей! Тошнит меня от них, но именно я должна принести в жертву свое счастье ради их благополучия. Но я не пожертвую этими последними днями, часами с тобой. Я знаю, что, после того как ты покинешь Шотландию, мы никогда уже не увидимся. Я чувствую это! Судьба обрекла нас на разлуку, но все время до нее я проведу с тобой!

Его руки сомкнулись вокруг нее.

– Чем я заслужил такую любовь, моя милая Катриона Майри?

Часы на каминной полке пробили пять раз, и она воскликнула:

– Господи боже! Мы ведь опаздываем к обеду. Что подумают Гордоны!

Кэт дернула шнурок звонка и, высвободившись из объятий Ботвелла, встала с кровати.

У него перехватило дыхание от совершенства ее тела. После того как она лишилась длинных волос, открылась великолепная линия шеи и спины. Ботвелл знал множество красавиц, но ни одна из них не могла соперничать с ней. Он не хвалился успехами у женщин, но был чертовски горд, что самая лучшая из них любит его.

На звонок явилась Сюзан, из скромности поставила ширму, за которой принялась помогать одеваться своей госпоже. Приставленный к Ботвеллу слуга тоже кинулся прикрывать интимные части хозяина, когда тот поднялся с разворошенной постели, но по горящим щекам служанки понял, что опоздал с этим. Не в силах устоять перед искушением, Ботвелл подмигнул девушке, и та чуть не рухнула в обморок.

– Черт бы тебя побрал, Френсис! Прекрати дразнить Сюзан! У нее аж пальцы онемели от страха. Нет, дитя мое, не это, дай подвеску!

Ботвелл облачился в килт, и Катриона, оглядев его с ног до головы, не преминула отметить:

– Что за дьявольщина! Да у тебя, оказывается, самые красивые ноги из тех, что мне приходилось видеть в килте.

Он плутовато улыбнулся.

– А у вас, мадам, зато самые красивые… – Увидев ее предостерегающий взгляд, он замолчал, а потом все же закончил: – Да-да, моя дорогая, именно они!

Не удержавшись от смеха, Катриона воскликнула:

– Ты совершенно невозможен! Проводи лучше меня вниз, а то я умру от голода.

Они спустились из отведенных им апартаментов в главный зал замка, где их уже ждали хозяева. Граф Хантли был уверен, что Ботвелл и Катриона не захотят, чтобы их видели вместе, поэтому к обеду никого больше не приглашали.

Джордж Гордон, которого знали под забавным прозвищем Северный Петух, состоял в родстве с королем. Катриона встречалась с ним при дворе, в то время как свою жену он мудро держал подальше от короля. Миниатюрная Генриетта Гордон, с мягкими волосами цвета желтого нарцисса и огромными золотисто-карими глазами, будучи элегантной и образованной, очаровала Катриону своими манерами и добрым сердцем, и очень быстро они стали подругами. Зная, что Ботвелл проведет с ними всю зиму, она упросила Катриону остаться в замке до весны. Выяснив, что ее дочери остались в Гленкирке, Генриетта пригласила их в Хантли на Рождество и Двенадцатую ночь. Когда Катриона выразила сомнение по поводу Мег, которая оставалась на праздники в одиночестве, хозяйка Хантли сказала, что пригласит также и ее.

Итак, было решено, что Бесс, Аманда и Мораг приедут на праздники к Катрионе, а Мег отправится в усадьбу Форбс к своему младшему сыну Майклу и его жене Изабелле, ей нечасто удавалось встречаться с ними, так что она решила воспользоваться этой прекрасной возможностью. Имелось, однако, и некоторое осложнение: близнецов тоже придется забрать в Хантли, поскольку Мег не хотела оставлять их в Гленкирке только со слугами.

Ботвелл пришел в неописуемый восторг:

– Какое счастье! Я увижу наших детей!

– Ты ни в коем случае не должен признавать свое отцовство, – предупредила Катриона. – Все вокруг уверены, что их отец – Патрик Лесли. И я никому не позволю – даже тебе – ставить их будущее под угрозу.

Катриона открылась для Френсиса с новой стороны – мать, яростно оберегающая своих детей. Он обнял ее за плечи и невесело произнес: