Король застонал, его тело выгнулось навстречу ее губам.

– Боже! О боже! Да, ты ведьма!..

И он все стонал и стонал от наслаждения, выгибая свое тело.

Наконец Кэт выпустила его плоть изо рта и, усевшись на чресла короля верхом, направила его твердый жезл в себя. Его полуприкрытые глаза горели от страсти, когда он приподнимался, руки мяли ей груди, а Кэт нежно раскачивалась на нем до тех пор, пока он не выплеснул внутрь ее свое семя. Затем он обхватил ее, перевернул на спину и, все еще задыхаясь, проговорил:

– Однажды я тебе сказал, что не позволю скакать на мне верхом, как на девке, но… Ох, Кэт! Я просто не знал, любовь моя, как это восхитительно! Весной, когда вернешься ко мне, будешь любить меня так, как сегодня? Да, моя наездница, так же ласково и нежно?

Катриона, ничего не ответив, принялась поглаживать его мускулистую спину, обхватила ладонями округлые плотные ягодицы и нежно их сжала. Он тут же возбудился, резко развел ей ноги, и, едва не рыдая от наслаждения, вонзился в нежную плоть. Когда, наконец утомившись, король заснул лежа на животе, отвернув лицо от Катрионы, но забросив на нее руку, она с омерзением отодвинулась и выскользнула из постели.

Накинув легкий халат, она заползла с ногами в кресло у окна и невидящим взглядом уставилась в темноту ночи. Горячие слезы струились у нее по щекам, тело содрогалось от приглушенных рыданий. Она опять ничего не почувствовала: просто исполнила свою роль подобно шлюхе из Хайгейта, – но хуже всего то, что Джеймс ничего не заметил. Король жадно пользовался всем, что она ему предоставляла, даже не думая о ее чувствах и не подозревая, что его обманывают. Патрик Лесли непременно почувствовал бы притворство, и Френсис тоже, но они по-настоящему ее любили. Король же, несмотря на все его «моя любовь», «любимая», просто вожделел ее. Может, он и сам не отдавал себе в этом отчет, но все, что ему было нужно, – это высокородная шлюха для удовлетворения его изысканных желаний, что было не под силу занудной датской королеве.

По мере того как проходила грусть, Катриону охватывал жгучий гнев. Джеймс просто использовал ее как девку из борделя, и она неистово ненавидела его за это. Ее заставили вываляться в грязи, и она этого никогда не забудет, но при этом ей удалось осуществить задуманное: устроить такое представление, что эта ночь будет жить теперь с ним до конца дней, жечь во снах подобно раскаленному железу, и он будет просыпаться с болью в чреслах.

С жесткой улыбкой она поднялась, сбросила халат и забралась обратно в постель, под пуховое одеяло. Король по-прежнему спал, слегка посапывая. Опершись на локоть, она окинула его взглядом и мысленно произнесла: «Спи, Джейми! Бог даст, я никогда больше тебя не увижу! И сгори ты в аду!»

Глава 42

Гости разъехались на следующий день, чтобы успеть вернуться домой к Рождеству, и впервые за многие годы две семьи оказались под одной крышей на все праздничные дни, вплоть до Двенадцатой ночи.

Это хотя и радовало Катриону, однако присутствовала и горечь. Она знала, что вряд ли когда-нибудь еще увидит их всех, поэтому наслаждалась каждым днем, а ее ненависть к Джеймсу Стюарту, по вине которого она вынуждена бежать из страны, все возрастала.

Утром, в день отъезда, низко склонившись к ее руке, король коснулся губами ладони и запястья и прошептал: «Чувственная ведьма! Ты сводишь меня с ума. Ну, до весны, любовь моя. Это будет самая долгая зима в моей жизни». Она нежно ответила: «До скорой встречи, милый Джейми», – и с улыбкой подумала: «Куда длиннее, чем ты рассчитываешь, прогнивший насквозь ублюдок».

Попрощавшись с присутствующими и поблагодарив хозяев за гостеприимство, король наконец-то отправился восвояси, но он не успел даже миновать подъемный мост, как Кэт метнулась в свою спальню, сорвала с постели простыни и затолкала в разожженный камин. Пламя тут же охватило ткань, и в комнату повалил едкий дым.

– А что, их нельзя было отстирать, миледи? – недоуменно спросила Сюзан.

– Да воды и мыла всего мира не хватит на это. Отнеси-ка лучше эти подушки и перину в бельевую и замени на новые.

Катриона подняла с пола свой изысканный наряд, в котором принимала короля, и тоже швырнула в огонь. «Никогда больше я не буду проституткой! Никогда!»

Когда слуги принесли дневной запас дров, она приказала:

– Приготовьте мне горячую ванну.

Кэт уселась в кресло у окна, и пока за ее спиной две служанки застилали новую постель свежим бельем, любовалась спокойным черно-белым зимним пейзажем. Ванна наконец наполнилась горячей водой, и Сюзан капнула в нее масла диких цветов.

Катриона разделась и подошла к зеркалу. Фигура ничуть не расплылась, хотя ей было уже далеко за тридцать, живот по-прежнему плоский, на бедрах ни одной лишней унции жира. Перешагнув через бортик ванны, она опустилась в горячую воду и позвала служанку:

– Сюзан, сядь-ка рядом со мной. Мне нужно с тобой посекретничать.

Девушка придвинула стул к ванне и приготовилась слушать.

– Скажи, дитя мое, у тебя уже есть возлюбленный?

– Нет, мадам. То есть воздыхатели-то имеются, но вот такого, чтобы на всю жизнь, нет.

– А ты хочешь выйти замуж, Сюзан?

– Да как-то не особенно, миледи. Если найдется такой, что придется по душе, тогда можно. Мой отец говорит, что я вся в прабабку, та не могла усидеть на месте, – и когда-нибудь это выйдет мне боком.

Катриона рассмеялась.

– А не хотелось бы тебе попутешествовать?

– О да, миледи! Очень хочется.

– Сюзан, то, что я тебе скажу, должно остаться между нами, и я верю, что ты меня не выдашь. Король хочет сделать меня своей любовницей, и пусть многие считают это за честь, я не отношусь к их числу. После свадьбы Бесс я покидаю Шотландию и никогда больше не вернусь на родину. Мне хотелось бы взять тебя с собой, а вернуться, если захочешь, ты сможешь в любое время.

– Вы поедете к лорду Ботвеллу?

Катриона кивнула.

– Вот и славно! Конечно же, я поеду с вами. Но вам ведь мало будет одной служанки. Может, возьмете с собой еще и мою младшую сестру Мэй? Ей четырнадцать, и она восхищается вами. Я много ей рассказывала и кое-чему учила, так что она не такой уж и новичок.

Катриона обрадовалась.

– Хорошо! Мы возьмем и твою сестру, но ты не должна ничего ей говорить до самой последней минуты. Если король хоть что-то заподозрит…

Сюзан понимающе кивнула и поднялась, чтобы согреть полотенца. Катриона взяла мягкую щетку и стоя принялась себя тереть, а опустившись обратно в воду, сказала:

– Вот так-то, Джеймс Стюарт! С вами наконец покончено!

– Аминь! – закончила Сюзан, заворачивая хозяйку в пушистое мягкое полотенце.

Катриона счастливо рассмеялась.

– Как так получилось, что мы с тобой сразу поладили и ладим, хотя ты и служишь мне всего несколько лет? Твоя тетя Эллен ухаживала за мной со дня моего рождения, а теперь так действует мне на нервы!

– Непросто воспринимать всерьез того, кому когда-то меняла пеленки. Она куда лучше ладит с молодой леди Бесс. К тому же моя тетушка слишком стара, чтобы менять привычный образ жизни и отправляться бродить по свету.

– Боже мой! Меньше чем через два месяца моя чопорная маленькая Бесс уже выйдет замуж!

– Да, и это прекрасно! А как насчет остальных?

– О них я тоже позаботилась, однако давай не будем говорить об этом.

Сюзан мгновенно поняла намек, и после того как помогла госпоже одеться, отправилась заниматься другими делами.

Рождество в Гленкирке было отпраздновано тихо, в главном соборе аббатства прошла прекрасная полуночная месса, по окончании которой все спустились в освещенную свечами крипту под часовней замка и украсили ее свежей зеленью. Под руководством аббата Чарлза Лесли, державшего в руках четки, были прочитаны все молитвы. Когда семья покинула крипту, Катриона села на мраморную скамью. Взгляд ее переходил с одного надгробия на другое, пока не остановился на большой бронзовой табличке с надписью:

Патрик Иэн Джеймс Лесли, IV граф Гленкирк

8 августа 1552 г. – апрель 1596 г.

Погиб в море

Оплакан своей возлюбленной женой Катрионой Майри и их девятью детьми

Да покоится в мире

Она почувствовала, как на глаза у нее навернулись слезы, и прошептала:

– Ох, Патрик, все считают тебя погибшим, но я не верю в это, хотя никакой логики здесь нет. Но как бы там ни было, я знаю, что ты никогда сюда не вернешься. Джейми опять взялся за свое, и я должна бежать, иначе опозорю весь наш род. Я ухожу к Ботвеллу и знаю, что ты бы меня понял. – Кэт поднялась, подошла к гробнице своей прабабки и тихо сказала: – Ну что, великая хитрованка, даже после смерти ты все равно сделала по-своему. Я вышла замуж за твоего драгоценного Патрика, дала ему наследника, а Гленкирку – новое поколение. Но теперь уж, мэм, все будет по-моему!

Вдруг по спине у нее побежали мурашки, потому что ей вроде показалось, что кто-то тихо смеется. Послышалось? Она подошла к ведущей из крипты лестнице, обернулась, бросила последний взгляд на гробницы и улыбнулась:

– Прощайте, мои славные предки!

В новогодний сочельник погода выдалась ясной и холодной, на небе сияли яркие звезды и светила почти полная луна. Этой ночью был устроен роскошный пир, и музыканты со своими инструментами столько раз обошли пиршественный стол, что Катриона испугалась, как бы у нее не лопнула голова от звуков их волынок. За несколько минут до полуночи все выбрались на крепостную стену с зубцами и, стоя там, на холоде, смотрели на огромные костры, пылавшие на вершинах окружавших замок холмов. Шотландия приветствовала наступающий новый, 1598 год.

Какой-то гленкиркский волынщик негромко наигрывал «Плач по Лесли», и звуки далеко разносились в глубокой тишине зимы, а из-за холмов ей эхом отвечали волынки Сайтена.

Катриона не могла остановить тихие слезы, которые катились по ее щекам. К счастью, их никто не заметил, кроме Джейми. Он успокаивающе обнял мать за плечи, а позднее, когда они возвращались в главный зал дворца, она послала ему быструю улыбку и сказала: