– Визирь не имеет обыкновения собирать выкупы, женщина. Вы были отправлены сюда вовсе не с этой целью, как вам прекрасно известно. Если бы сестра визиря желала получить деньги, то и поступила бы с вами иначе, но ее целью было разлучить вас с мужем, а заодно и порадовать брата.

Хаммид наблюдал из-под припухлых век, какой эффект произвели его слова. Таким образом он всегда оценивал женщину: и если бы она не проявила присутствия духа, был бы весьма разочарован.

– Я леди, к тому же замужняя! – сказала Катриона. – И скорее предпочту смерть, чем подчинюсь вашему хозяину.

Комнату снова заполнил смех евнуха, а затем и писклявый голос:

– Чепуха! Да в вас жизнь кипит. К чему пустые угрозы? Я слишком долго живу на свете, так что знаю, когда о смерти говорят всерьез.

Хаммид видел, как заблестели ее глаза, но она не пролила ни слезинки, и он с удовлетворением отметил, что самообладания этой красавице не занимать.

– Не надо бояться, женщина. Никто тебя насильно к моему хозяину не потащит. Через несколько дней ты отойдешь от сурового испытания и освоишься со своим положением. А теперь подойди поближе: хочу получше тебя осмотреть.

Она медленно двинулась вперед, а когда оказалась прямо перед ним, услышала:

– Разденься!

– Нет! – возмущенно выпалила Кэт.

Хаммид вздохнул.

– Я не хочу тебя пугать, но если не подчинишься, я просто позову Османа, и сделает это он.

На минуту Катриона в гневе застыла, но потом, поняв всю тщетность своего сопротивления, пожала плечами и медленно стянула покрывало с лица и головы, затем сняла атласное болеро. Пальцы ее дрожали, когда она расстегивала маленькие жемчужные пуговки на кружевной блузе. В последнюю очередь она сбросила сандалии и, наконец, спустила шелковые шальвары и грациозно выступила из кучки ткани.

– Заложи руки за голову.

Когда она выполнила его требование, он, глядя на ее прекрасные, идеальной формы груди с темно-розовыми сосками, что-то довольно пробурчал себе под нос.

– Распусти волосы и повернись ко мне.

Густые, цвета меда волосы волной упали почти до талии, и Хаммид улыбнулся.

– Когда мой господин увидит тебя, то потеряет голову. Ты изысканное наслаждение для взгляда. А теперь оденься, и Осман проводит тебя в апартаменты, где уже ждет твоя горничная. Ты голодна?

Катриона кивнула.

– Я прикажу, чтобы вам немедленно подали ужин. После него вас ждет баня, массаж и спокойный долгий сон. Ты будешь совсем другой. Через три дня я сам выведу тебя в город и покажу то, что необходимо увидеть.

Он хлопнул в ладоши, и тут же снова появился Осман, чтобы проводить Катриону в ее новое жилище. После их ухода Хаммид несколько мгновений сидел неподвижно, а потом произнес:

– Что ж, мой господин, я думаю, что ваша сестра, даже не отдавая себе в этом отчет, оказала вам изрядную любезность. Что вы думаете об этой женщине?

Из-за резной деревянной ширмы, стоявшей позади старшего евнуха, выступил высокий мужчина.

– Она великолепна! Клянусь Аллахом, Хаммид, я уже страстно ее желаю. Мои чресла объяты огнем, который может погасить лишь она, обессилевшая и лишившаяся чувств от моей любви!

– Здесь нужно действовать очень осторожно, мой господин. Она будет вашей, я обещаю, но прежде я должен победить ее строптивость и завоевать доверие. Это приз, ради которого стоит и подождать, мой господин.

– Но уступит ли она, друг мой? Похоже, она весьма упряма и своенравна.

Хаммид улыбнулся.

– Она уступит, мой господин. Вы обратили внимание, какое роскошное у нее тело? Эта женщина привыкла к плотским удовольствиям, а прошло уже несколько недель с тех пор, как она была похищена. Капитан Хайр-ад-дин уверяет, что во время поездки к ней не прикасались. Хоть ее сознание и не желает этого признавать, тело требует прикосновения мужчины. Мы сделаем ее мир царством чувственных наслаждений и будем ждать, когда телесный голод перевесит желание противостоять нам. Неделя, возможно, самое большее, две, мой господин, и она будет вашей!

Чикала-заде-паша сверкнул в улыбке своими белейшими зубами.

– А как мы будем ее звать?

– Инчили, – мгновенно ответил евнух.

– Инчили – Жемчужина – да! Мне нравится это имя, Хаммид!

А пока они беседовали, Катриона все шла за Османом по бесконечным коридорам, пока внезапно не сообразила, что они пересекли незримую границу и находятся уже на территории дворцового гарема. Женщины здесь были повсюду: всех рас и цветов кожи, явно привилегированного положения, со служанками. До Катрионы доносились обрывки их разговоров, замечания, явно относившиеся к ней, но она делала вид, что не понимает, и никак не реагировала.

– Аллах! Вот это красотка!

– Интересно, а мозги ее соответствуют красоте?

– Такое редко бывает, Ферюке.

– Латифа-султан позеленеет от зависти.

– И это не так уж плохо.

Собеседницы рассмеялись, и больше Кэт их не слышала. Они пришли в ее новое жилище: просторную, наполненную воздухом комнату, где ее уже ждала Сюзан. Хозяйка и служанка радостно бросились друг другу в объятия, и Сюзан воскликнула:

– Я так беспокоилась! Ну что, нас выкупят?

– Нет, – вздохнула Катриона. – Нам придется самим что-нибудь придумать. Одно радует: встреча с визирем мне пока что не грозит.

Осман, не поняв из разговора ни слова, потребовал:

– Говорите по-турецки! Если ваша служанка еще плохо владеет языком, тогда по-французски или по-итальянски, чтобы я мог вас понимать. А что это был за язык?

Катриона рассмеялась.

– Мы говорили на гэльском, языке наших предков! Но раз уж тебе так важно знать, о чем мы говорим, хорошо, будем на турецком.

Осман выглядел удрученным.

– Рабыни сейчас принесут вам ужин, благородная леди, а после этого по указанию старшего евнуха вас отведут в баню. Увидимся утром, когда вы отдохнете.

Им принесли большую миску баранины в луковом соусе с перцем, две небольшие лепешки, блюдо йогурта, полдюжины спелых персиков и небольшую пиалу засахаренного миндаля. Для питья был подан кувшин лимонного шербета. Девушка-рабыня принесла также две миски и два кубка, но никаких столовых приборов подано не было. Когда Катриона спросила почему, ей ответили, что новым обитательницам гарема никогда не подают ничего из того, что могло бы послужить орудием для свершения самоубийства. Так что им пришлось использовать собственные пальцы и лепешки. Узницы жадно набросились на еду, поскольку с утра ничего не ели, и были приятно удивлены: оказалось очень вкусно.

Когда они насытились, все та же девушка-рабыня подала им тазик ароматной воды для омовения рук и полотенце, а затем появилась старая рабыня и провела их в гаремную баню. Сюзан была предоставлена сама себе, а Катриона попала в опытные руки банщицы, которая прежде всего тщательно вымыла ее, в том числе волосы, затем светло-розовой пастой покрыла все волосистые участки ее тела. Через полчаса эта паста была смыта, и на теле Катрионы не оказалось ни единого волоска. Пока она ждала, чтобы розовая паста сделала свое дело, ей тщательно подстригли ногти на руках и ногах. Служанки гарема не могли допустить и мысли, чтобы их владыку оцарапали. После этого ее отправили в парное отделение, а затем – на массаж. Ее уложили на подогретый мраморный блок и тщательно размяли все мышцы. После всех этих процедур Катриона почувствовала такую расслабленность, что едва смогла добраться до своих апартаментов, где тут же погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Следующие три дня прошли вполне спокойно: каждое утро в сопровождении Османа они выходили на прогулку, плотно замотанные в покрывала, в сады визиря. Каждый день после обеда Катриону отводили в бани, где банщицы мыли и массировали ее маслами и кремами так, что ее кожа стала чувствительной к малейшему прикосновению. По вечерам ей разрешалось присутствовать на некоторых гаремных развлечениях, обычно танцах. Катриона была поначалу ошеломлена, а потом заинтригована откровенными чувственными призывами, которые присутствовали в движениях танцовщиц.

На четвертый день, когда ее стала донимать скука, появился Осман и сообщил, что она должна облачиться в прогулочную одежду, закутаться в покрывало и следовать за ним.

– Твоя служанка останется здесь.

– Все хорошо, – успокоила Катриона забеспокоившуюся было Сюзан.

Катриону проводили к большому паланкину, в котором она, к своему удивлению, обнаружила Хаммида.

– Доброе утро, – любезно приветствовал ее главный евнух. – Я вижу, три дня отдыха и расслабляющих процедур пошли тебе на пользу. Невозможно даже представить, что ты станешь еще прекраснее, чем была, но воистину это так.

– Меня утомляет бездействие. Как можно жить и ничего не делать? Неужели здешние женщины только тем и занимаются, что сидят по своим комнатам и ждут, когда их позовут в постель господина? – Она перевела дыхание, а потом спросила: – Куда это мы направляемся?

– На невольничий рынок. Ты женщина строптивая и упрямая, вот я и хочу показать, что произойдет, если ты будешь противиться моему повелителю. Его спальня должна быть подобна цветущему саду – аромат, красота и восторг чувств. Если не уступишь великому визирю, станешь брыкаться и сопротивляться, он прикажет тебя продать. Если такое случится, вы со своей служанкой, вне всякого сомнения, будете разлучены, и вполне возможно, что твоя изысканная красота привлечет внимание какого-нибудь работорговца с Аравийского полуострова или из африканской глубинки. Не думаю, что тебя обрадует перспектива стоять на помосте нагой, где тебя будут трогать все, кому не лень. Также не думаю, что тебе понравится быть проданной какому-нибудь племенному вождю из джунглей. Если же ты сама придешь к моему хозяину, будешь нежной и ласковой, то безопасность и комфорт тебе обеспечены. Выбор за тобой.

Катриона посмотрела на старшего евнуха в упор.

– Зачем ты мучаешь меня, Хаммид? Ведь прекрасно знаешь, что мне придется уступить твоему хозяину.