– Если неприятель колеблется, не давай ему возможности собраться с мыслями или подтянуть силы. Это всего лишь старая горская тактика боя.

Носильщики быстро пронесли паланкины по шумным улицам города, и вскоре Катриона почувствовала, что они поднимаются по склону. Наконец, носильщики остановились, и, подавшись вперед, Латифа отдернула занавеску. Они прибыли на место. Покинув паланкин, все трое осмотрелись.

Перед ними лежали почерневшие руины некогда величественного дворца, который венчал один из семи холмов Константинополя. Внизу, под ними, во всей своей полуденной красе блестели воды залива Золотой Рог. С вершины холма они могли видеть целиком весь город, а также расположенный вдали новый гарем и голубую гладь Босфора. Несколько мгновений все три женщины стояли неподвижно, любуясь раскинувшейся перед ними картиной, а потом Эстер предложила:

– Пойдемте, я покажу вам Лесной двор, где некогда жила великая Сира Хафиз. – Знаком приказав охранникам следовать за ними, дама добавила со странной улыбкой: – Они немые, так что если даже что-то увидят или услышат, никому ничего не скажут.

Кузины последовали за старой дамой вдоль обвалившихся стен старого гарема, пока не оказались перед небольшой железной дверью едва заметной в бурьяне. Здесь Эстер остановилась и приказала охранникам:

– Уберите эту растительность, чтобы мы могли пройти, но так, чтобы потом не было заметно.

– А что, если дверь закрыта? – встревожилась Латифа.

– Наверняка, дорогая, но мне был доверен ключ… Если после стольких лет замок не совсем заржавел, значит, войдем.

Вставив древний ключ в затянутый паутиной замок, она попыталась его повернуть, и после некоторых усилий ей это удалось. С противным скрежетом дверь медленно открылась.

– Оставайтесь здесь, – приказала Эстер немым стражам и повела своих спутниц туда, где некогда был сад Сиры Хафиз.

Бурьян здесь поднимался в рост человека. Папоротники, травы и одичавшие цветы давно уже покинули отведенные для них газоны и клумбы и расползлись по выщербленным дорожкам. За садом тщательно ухащивали вплоть до пожара 1574 года, но теперь некогда аккуратно подрезанные живые изгороди стояли высокими зелеными стенами вдоль поросших травой дорожек. Несказанно удивили женщин работающие фонтаны, причем в бассейнах, куда падала вода, плавали не только огромные одичавшие лилии, но и довольно крупные рыбы.

– Откуда же сюда поступает вода? – спросила Катриона.

– Ее качают из-под земли из какого-нибудь старого римского или византийского акведука. До того как Мехмед Завоеватель завоевал город у византийцев, здесь располагался императорский дворец. А вот и Лесной двор Сиры Хафиз.

Катриона внезапно поежилась. Никогда, даже в самых своих дерзких мечтах, она и представить себе не могла, что окажется в Стамбуле, а уж тем более в том самом дворце, откуда ее прабабка – та самая величественная пожилая дама – втайне управляла всей империей. Это было одно из тех мест, где Сира, еще молодая и красивая, вскружила голову великому султану. Никогда раньше Катриона не думала о Сире подобным образом: уж слишком силен был в ее памяти образ той дамы с портрета. Она благоговейно последовала за Латифой, когда Эстер открыла дверь и шагнула в покрытую пылью и затянутую паутиной комнату.

Здесь царила такая тишина, что Катриона непроизвольно поежилась, словно увидела вокруг себя призраков прошлого. Рядом с ней молча стояла Эстер Кира, погруженная в воспоминания.

Когда глаза привыкли к полумраку, Катриона осмотрелась и быстро нашла облицованную плиткой стену с камином. Подойдя ближе и как следует вглядевшись в плитки, она вскоре обнаружила на одной из них цветок чертополоха, о котором говорил ей сын. Она осторожно нажала на эту плитку, и та упала ей в ладонь. Без малейшего колебания она просунула руку в открывшееся отверстие и улыбнулась, когда ее пальцы коснулись полусгнившего бархатного мешочка. С великими предосторожностями Кэт достала его и, открыв, вынула подвеску.

– Ваши глаза узнают эту вещь, Эстер Кира?

Кэт, пританцовывая, поднесла драгоценность старой даме, чтобы та рассмотрела ее.

Эстер Кира кивнула и улыбнулась от нахлынувших воспоминаний.

– Эту подвеску сделал сам Селим Первый в честь рождения своего первенца, султана Сулеймана! Взгляни на оборотную сторону: там есть его знак. Почему же она не взяла ее с собой, Инчили? Она ценила ее выше всех других своих драгоценностей.

– Из-за суеты юная Рут оплошала и случайно оставила ее в тайнике. Они обнаружили, что этой подвески нет в вещах, только когда добрались до Шотландии. Мой старший сын подарил мне копию этой подвески на Новый год. С тех пор как я попала сюда, меня не оставляла мысль найти оригинал. Я хотела бы просить вас сохранить эту вещь для меня, Эстер, или, еще лучше, отправить в банк Кира в Риме на мое имя. Когда придет время покинуть эту страну, мне не хотелось бы иметь при себе такую драгоценность.

– Это мудрое решение, дорогая Инчили. Если бы ее нашли среди твоих вещей, это было бы трудно объяснить. Ведь, готова поспорить, даже всех денег, которые дает тебе визирь на булавки, не хватит для приобретения такой безделушки!

– Позвольте и мне взглянуть, – негромко попросила Латифа и, почтительно взяв подвеску из искривленных пальцев старой дамы, воскликнула: – Она прекрасна! Должно быть, он сильно любил ее и ставил превыше всех остальных женщин. Как это чудесно – быть так любимой! Мало кому из нас выпадает такое счастье.

Вздохнув, она протянула подвеску Эстер Кира, и та, уложив ее в остатки бархатного мешочка, спрятала в карман где-то в глубине своих необъятных одежд.

Еще несколько минут женщины побродили вокруг апартаментов султан-валиде[17], Сиры Хафиз. Катриона никак не могла отделаться от чувства, что без приглашения вторглась в частные владения. Вернув на место плитку с изображением цветка чертополоха, она пожалела, что не взяла с собой Сюзан, ведь и ее бабушка Рут провела свою юность в этом самом дворце.

В конце концов вслед за Эстер они вернулись через сад к паланкинам. Всю дорогу до дома Кира и Латифа, и Катриона были странно молчаливы. Во дворе они тепло попрощались и обнялись со старой дамой, от души поблагодарив ее за доставленное удовольствие, тогда как Осман стоял рядом и дергался, порываясь как можно быстрее отправиться с дамами домой, но не решаясь поторопить их. Возвращаясь, жены визиря негромко беседовали о тайнах, которые теперь делили и которые после сегодняшнего похода сблизили их еще больше.

Чикала-заде с нетерпением ожидал их возвращения. Хмурый вид и гневно прищуренные глаза должны были бы их насторожить, но обе женщины чувствовали себя счастливыми и словно освеженными совместной прогулкой.

– Где вы были? – потребовал ответа визирь. – Я вернулся из нового гарема и обнаружил свой дом пустым.

– Побывали с визитом у Эстер Кира, – весело сообщила Латифа. – Она показала нам старый гарем, а Инчили захотела посмотреть, где некогда жила Сира Хафиз. Мы чудесно провели время и благодарим вас за разрешение совершить эту прогулку.

– Зато я провел полдня в полном одиночестве, – пожаловался визирь.

– Господин мой Чика, – осмелилась пошутить Латифа, – у вас самый знаменитый гарем в империи! Не могу поверить, что вас некому было развлечь.

Мгновенно рука визиря взлетела в воздух и звонко ударила Латифу по щеке. Ошеломленная, она только охнула, и глаза ее тут же наполнились слезами. Пораженные, поскольку визирь никогда не поднимал руку на жену, рабы стояли в полной неподвижности, едва дыша, опустив глаза в пол. И тут произошло невероятное: Катриона бросилась к визирю и принялась колотить его кулачками по груди.

– Как вы можете так обращаться с ней! Она же не сделала вам ничего плохого. Вы жестоки и несправедливы.

Латифа, теперь уже испугавшись по-настоящему, попыталась оттащить Катриону от визиря:

– Нет! Нет, Инчили! Сейчас же попроси прощения у господина!

Она попыталась поставить Катриону на колени перед визирем, но та отвернулась и, не глядя на него, осторожно коснулась щеки Латифы. Крупный отпечаток ладони выделялся белым пятном на покрасневшей коже.

– Он не имел права бить тебя!

– Он имеет право на все, – возразила Латифа, отчаянно пытаясь потушить гнев, который, как она видела, загорелся в серо-голубых глазах Чикала-заде. – Он наш господин и повелитель. Мы лишь то, чем делает нас он, Инчили.

– Неужели ты и правда так считаешь? – ужаснулась Катриона.

Тут Латифа рухнула на колени перед визирем, припав головой к носкам выступавших из-под халата сапог.

– Простите мою дерзость, господин, и также простите ее. Она лишь недавно живет в нашем мире и не знает всех правил. Она не хотела оскорбить вас.

– Я прощу ее ради тебя, дорогая, но она все равно должна понести наказание в назидание остальным.

Он коротко кивнул двум евнухам, и те схватили Катриону за руки.

– Привяжите ее к столбам для порки и подготовьте к наказанию!

– О, мой господин, – прорыдала Латифа, поднимая к мужу залитое слезами лицо, – пожалуйста, не делайте этого! Инчили моя подруга!

Визирь опять кивнул евнуху и негромко произнес:

– Отведите госпожу Латифу в ее комнаты.

Не смея возразить, Латифа повиновалась.

Евнухи силком приволокли отчаянно сопротивлявшуюся Катриону в центр двора, где, сняв с нее жакет, приковали цепями между двумя столбами. Потом с нее сорвали и кружевную блузу, обнажив не только спину, но и грудь. Визирь медленным шагом пересек двор и некоторое время, которое показалось ей вечностью, стоял около нее, затем, грубо схватив за волосы, оттянул ее голову назад и едва ли не прошипел:

– Как я и обещал, на этот раз наказание будет мягким, Инчили, но больше никогда не противоречь мне – ни на людях, ни наедине. Я обожаю тебя, моя драгоценная, но не позволю подвергать меня позору, а потому накажу тебя сам. Если попросишь прощения, я тут же прекращу; в противном случае ты получишь все двадцать плетей.