Он посмотрел на ее красный в мелкую клеточку шелковый топ, черные легкие брюки из жатой ткани, туфли на низком каблуке, светлые волосы, собранные в свободный узел. Все это ей очень идет, хотя и в корне отличается от того, что она носила раньше.

– У тебя даже одежда стала другой.

Боже. Даже одежда – ложь.

– Что такого я тебе сделал? Откуда эта скрытность? Разве я когда-нибудь обращался с тобой плохо?

– Дело не в этом.

– Тогда в чем? Я любил тебя.

Ее взгляд стал колючим.

– Если любил, почему пытался меня изменить?

– Чушь. Я не пытался тебя изменить.

– Прежде чем мы поженились, ты нанял кучу репетиторов. Риторика и прочие полезные вещи. Попросил свою сестру поездить со мной по самым лучшим магазинам. Нанял для меня персонального тренера и диетолога. Почему? Единственный ответ – я недостаточно хороша для тебя и для твоей совершенной семьи.

– Последний раз повторяю, я пытался помочь тебе адаптироваться к моей жизни.

– А почему? Да потому, что я не вписывалась в эту твою жизнь.

Он стукнул кулаком по рулю.

– Я пытался защитить тебя!

– Защитить от чего?

– От моего мира и людей, обитающих в нем. Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя некомфортно, не зная, как за себя постоять.

Повисло молчание. Было слышно лишь их прерывистое дыхание и стук сердец. Наконец Рауль почувствовал, что способен контролировать себя.

– Все. С сегодняшнего дня никакой лжи.

– Это было не намеренно. Я хотела, чтобы ты мной гордился, и ужасно боялась, что ты найдешь более подходящий для себя вариант.

– Я женился на тебе навсегда, а не до того момента, пока не подвернется что-то более подходящее.

– Но я-то не знала и думала, настолько я ничтожна, даже отец не может найти для меня времени, и не стою того, чтобы обо мне знали братья. Тебе не понять, поскольку все, чего ты ни касался, всегда превращалось в золото.

Ее слова булавками вонзались в кожу.

Не понять ему, выросшему в обстановке, где малейшая ошибка трактовалась как серьезный промах в глазах авторитарного отца?

– Я знаю, как это выглядит со стороны, моя жизнь была далеко не безоблачной. Мне знакомо чувство ненужности и второсортности.

Она повернулась к нему в изумлении.

– Как у тебя вообще могло возникнуть подобное ощущение?

Рауль пытался собраться с мыслями. Требуя откровенности, надо быть откровенным самому. Без этого у них нет будущего.

– Мой отец всегда был недоволен мной. Что бы я ни делал, все его не устраивало. Он холодный, жестокий, бессердечный погоняла. При этом с принципами, малейшее отклонение от которых не прощалось. Если у него и были ко мне теплые чувства, он, видимо, хорошо их скрывал. Зато Марта все и всегда делала правильно. Ей прощалось абсолютно все.

– Потому что она девочка?

– Возможно. Мне тоже приходилось жить по двойным стандартам, все время ощущать его недовольство. Вот и твой отец относился к тебе не так, как к сыновьям.

– А теперь?

Стиснув зубы, Рауль пожал плечами.

– Теперь он инвалид. Раньше мне хотелось потребовать ответа, почему он так со мной обращается, теперь уже поздно. Я никогда этого не узнаю.

– А почему бы не расспросить об этом маму?

– Не имеет смысла. Моя мать просто закрывала на это глаза. Как и на все, что не могло быть истолковано однозначно негативно. Когда я стал жить отдельно, ее беспокоило только одно, как бы я не ввязался во что-то, что навлечет позор на имя Казорла.

– Суровое обвинение ты выдвинул. Она может еще удивить тебя.

– Посмотрим. Я рассказал тебе об этом потому, что, если мы собираемся строить некое общее будущее, нам нужно быть честными друг с другом. Если бы ты раньше была откровенна со мной, думаю, я бы тебя понял. Я не умею читать мысли.

Чарли насторожилась:

– Что ты имеешь в виду под «общим будущим»?

– Если мы будем откровенны друг с другом, многие проблемы отпадут сами собой.

– Звучит так, будто мы и в самом деле решили остаться вместе.

– А разве это плохо?

Начиная с Томатины Рауль ощущал нечто гадкое внизу живота, стоило лишь подумать о дне, когда они скажут друг другу прощай. Находясь в Бразилии, он звонил ей раз десять, просто чтобы услышать ее голос. Вывод – нужно дать их браку еще один шанс. Первую ночь он скучал по ней, находился на волосок от того, чтобы запрыгнуть в личный самолет и лететь домой.

– Снова вместе?

– Прошедшие месяцы показали, что с небольшими взаимными компромиссами нам будет очень хорошо вместе. Мы стали лучше понимать друг друга. Ты заметила?

– И ты по-прежнему хочешь, чтобы я родила ребенка?

Он уловил напряжение в ее голосе, но понял причину.

– Carino, ты можешь стать прекрасной матерью.

– Ты сошел с ума! – Эти слова были брошены в него с такой силой, что он невольно откинул голову. – Не могу поверить, что ты опять заговорил об этом!

Стук в окно заставил их вздрогнуть. Энергично жестикулирующий толстяк указывал в сторону вереницы машин, выстроившихся за «лотусом». Движение возобновилось, и, судя по всему, уже давно.

Рауль поднял руку в знак примирения и уже собирался включить зажигание, но Чарли открыла свою дверь.

– Что ты делаешь?!

– Не знаю. Хочу прогуляться, проветрить голову.

Он слышал, но не воспринимал ее слова.

– Ты о чем?! Какая прогулка посреди ночи!

– Мне очень жаль, но я не могу еще раз повторить это.

Подхватив сумочку, она хлопнула дверью. Рауль смотрел на ее удаляющуюся фигуру. Сердце стучало, горло сдавило.

Что, черт возьми, случилось?

Шок отпустил через несколько секунд. Игнорируя проклятия водителей, Рауль бросил машину посреди дороги. В момент паники ему показалось, что он потерял ее. Наконец, уже довольно далеко, он заметил ее красный топ.

Чарли выскользнула из толпы в узкую боковую улочку, где не было машин. Она не знала, где находится, но это не важно. Хотелось только одного – исчезнуть. Чья-то рука схватила ее за плечо. Она хотела закричать, но увидела, что это Рауль. Она сбросила его руку.

– Пожалуйста, оставь меня. Я хочу побыть одна.

– Уже темно. Это небезопасно.

Мимо шли люди, бросая на них любопытные взгляды. Рауль хотел отвести Чарли в сторону. Она отшатнулась от него как от прокаженного, под тусклым светом фонаря увидела его лицо – хмурую маску.

– Что с тобой, черт возьми?

– Всё! – И пришли слезы. Не рыдания или глухие всхлипывания, а неконтролируемый поток слез. – Неужели ты не видишь – ничего не изменилось! Как тебе пришла мысль, что мы можем быть вместе. То, что развело нас, никуда не исчезло. Какие дети? Как мы сможем их вырастить в таком браке?

– Почему ничего не изменилось? В этот раз нам гораздо лучше друг с другом. Разве ты этого не видишь?

– Но только потому, что это временно. И мы это знаем.

Он развел руки, словно умоляя ее.

– То, что у нас сейчас, могло быть и навсегда.

– Мы провели вместе три года, думая, что навсегда, но это оказалось ложью. Я отчаянно хотела достичь совершенства, но потеряла себя ту, которой была, и не стала той, которая может вписаться в твой мир.

– Я никогда не ожидал от тебя совершенства. Когда встретил тебя, я жил в другом мире, своего рода мыльном пузыре. Мир богатства и привилегий, где в приоритете уметь делать вид. Я влюбился в тебя с первого взгляда, хотел вырвать из твоего мира и утащить в свой. Защитить тебя. Можешь ты это понять?

– А ты можешь понять, что твой мир душил меня? Я отчаянно хотела, чтобы ты гордился мной, хотела стать заботливой женой, подарить тебе замечательных маленьких Казорла, которых мы захотели оба. Я тоже хотела, но сначала нужно было научиться уважать саму себя. Рядом с тобой это оказалось невозможно, слишком уж было велико давление жизни в совершенстве.

Казалось, дома угрожающе сдвинулись, окружали, теснили, сжимали, подобно существам из ужастика, в который превратился их сказочный брак. Чарли с грустью смотрела на Рауля, потерянного и опустошенного, словно лишенного всего состояния.

– Рауль, вся твоя жизнь – стремление к совершенству. Совершенный бизнес, совершенный дом, совершенная машина, совершенная жена. Совершенное все. Совершенство, совершенство, совершенство. Посмотри хотя бы на новый центр для Поко Рио, когда все будет сделано. Он станет совершенным, принадлежащим тебе.

Она вытирала слезы, но тщетно, они хлынули вновь.

– Извини, мы слишком разные. То, что у нас было, пусть бы осталось просто летним приключением. Я не могу так жить.

Бог простит. Чарли понимала, что поступает жестоко, но ее крепко держал страх, и она готова была сказать что угодно, лишь бы он ее отпустил.

Теперь Рауль, казалось, лишился всего.

– Ответь, если не хочешь меня, чего ты хочешь? На секунду она замерла.

– Не знаю. Только вот не хочу снова потерять себя, хочу быть собой, счастливой Чарли.

– А со мной ты несчастлива?

– Нет.

Его лицо побледнело. Ей захотелось взять свои слова обратно или как-то смягчить их. Но как? Рауль выпрямился, пытаясь собраться.

– Ну, если ты действительно так считаешь, нет смысла продолжать разговор. Я отвезу тебя домой.

– Ко мне домой?

– Если хочешь.

– Я думаю, так будет лучше.

На непослушных ногах Чарли вернулась к машине, брошенной посередине улицы с горящими задними огнями.

Они не проронили ни слова, пока ехали к ее дому. Сработавшая автоматика включила внешнее освещение. Рауль не смотрел на Чарли.

– Твои вещи я могу прислать с курьером.

– Спасибо.

– А насчет благотворительного круиза попрошу Аву держать тебя в курсе.

Ей удалось кивнуть. Горло сдавило так, что стало трудно дышать. Она вышла из машины, осторожно закрыла дверцу.

Не оглядывайся. Только не оглядывайся.

Она порылась в сумочке в поисках ключей. Был момент паники, когда она подумала, что могла случайно выложить их.