О боже.

ОМойБог!

ОБожеМой!

Он только что сказал это?

Он. Только. Что. Сказал. Это?

— И ты сказала мне, — продолжал Тэк, приблизив лицо, — что у меня есть, что мне искуплять, когда я впервые встретил тебя.

— Я..

— Ага, я подсел на это дерьмо, я участвовал в нем, я делал то, что делал, был верен своим братьям, как и обещал им, и я вытащил себя и свой клуб из этого ада. Я вытащил, но это не стерло моих грехов, которые мы совершили. Ты — мое отпущение грехов.

О.

Мой.

Бог.

Неужели он только что это сказал?

— Тэк…

— И ни за что бл*дь я не ввяжусь в тупую ссору со своей женщиной после пары часов, когда узнал, что какой-то мудак поднял руку на мою дочь, справедливо потеряв все свое дерьмо, а потом буду наблюдать, как женщина, которую я столько времени ждал, выходит за мою дверь.

Боже.

Он именно это и сказал. Все сказал.

— Тэк, милый, я...

— Я разозлился, детка, пережди или дай мне остыть, — заявил он.

— Но…

— Я говорю глупости, когда злюсь, например, что ты не имеешь права голоса с моими детьми, но ты практически живешь с ними и определенно являешься неотъемлемой частью моей жизни.

— Ну, я…

— Если хочешь что-то сказать, выскажись. Ты злишься, не держи в себе, а скажи. Если ты не согласна со мной, поделись своим мнением. Но ты никогда не должна меня бояться и никогда не должна нас бросать.

Я захлопнула рот.

Тэк ждал.

Я держала рот закрытым.

Тэк спросил, подождав еще пару минут.

— Я ясно выразился?

— В основном, да, — ответила я.

Он тут же прищурился.

— Что тут непонятного?

— Реки крови.

Его голова дернулась, и он спросил:

— Что?

— Русская мафия.

Он тут же отрицательно покачал головой.

— Нет.

Что он имел в виду под словом «нет»?

— Нет?! — Переспросила я.

— Нет, — ответил он.

Я сформулировала свой вопрос.

— Что значит «нет»?

— Я не буду ничего объяснять. Но дело уже сделано. Осторожно и тихо. Как оно сделано, ты не знаешь. И ни черта не узнаешь. Так что, когда все будет окончательно сделано, не будет больше дерьма, ты будешь чувствовать себя свободной. Клуб занимается этим вопросом. Ты работаешь в офисе и делишь со мной постель.

— Я…

Его пальцы поднялись и прижались к моим губам, глаза встретились с моими.

— Просто доверься мне.

— А что, если с тобой что-то случиться? — Спросила я, он пошевелил рукой.

— Не случиться.

— Да, но, что, если все же случиться? Или с Догом? Бриком? Хаундом? Или…

— Не случится ни со мной, ни с ними.

Мой голос повысился, когда спросила:

— Как ты можешь быть так уверен?

— Смысл и заключается в том, чтобы сделать все осторожно и тихо, чтобы русские не сделали ответный ход. Я повиновался своему низменному инстинкту, детка, кровь русских должна была пролиться примерно через пятнадцать минут после того, как мы окружили грузовик Хоука. Но такая месть не принесет ничего, кроме боли, физической боли, которую причинили, если кто-то пострадает или умрет. Нет, планировать дерьмо нужно так, чтобы месть, которую ты хочешь осуществить, осталась на всю гребаную жизнь.

Я увидела преимущества того, что Тэк был «острым», как гвоздь, умным.

Он продолжал.

— Мафия купилась на это дерьмо, когда забрала детей Мары и Лоусона. Мы работаем над этой местью уже целую гребаную вечность. Они забрали тебя, пришло время ускорить этот процесс и покончить с этим. Но ты ничего не узнаешь. Ты должна делать только одно — довериться своему мужчине. А потом, когда все закончится, мы спокойно доживем до какой-нибудь следующей чертовой драмы. И Тэбби не собирается вытаскивать голову из задницы, хотя уже два года периодически, а сейчас все время живет в этом доме, по крайней мере, с ее дерьмом может случиться такое и завтра, такое же, как случилось вчера. И кстати, — добавил он, — я знаю, что вчера вечером высказал свою точку зрения, но все же повторю. Ты не должна изображать коммандос своей задницей с каждым ублюдком Тэбби.

— У меня вчера день не задался, — пробормотала я, и его губы изогнулись.

— Ага, я понял.

— Я не думала, что делаю, — продолжила я.

— Понял, детка.

— Честно говоря, я не совсем понимаю, что на меня нашло, — призналась я.

— Не волнуйся, надеюсь, такого не повторится снова.

Я сделала глубокий вдох.

— Ну, учитывая, что в прошлый раз я не совсем контролировала ситуацию, не могу дать тебе такого обещания.

— Мать твою, — пробормотал он, подняв голову к изголовью кровати.

— Но я постараюсь, — предложила я, он опустил на меня глаза, и когда он это сделал, выражение его глаз изменило, у меня даже перехватило дыхание.

— Ты такая милая, значит, мы покончили с этим текущим дерьмом?

— Если я соглашусь, ты разрешишь мне пойти и выпить кофе?

Его лицо приблизилось.

— Детка, мне нравится, когда ты такая милая, но то, что я говорю очень важно.

Я сделала еще один вдох и задержала его взгляд, прошептав:

— У меня есть выбор и я могу не согласиться с тобой?

— Нет, — мгновенно ответил он.

— Я так и думала, — пробормотала я.

— Рыжая, ты все еще такая милая.

Я вздохнула.

Затем мой голос смягчился, руки сжались вокруг него, и я прошептала:

— Мне очень жаль то, что произошло с твоей сестрой.

Тэк прикрыл глаза и прижался лбом к моему.

Вот оно.

Черт, вот оно. Он рассказал мне все, но я должна была догадаться в тот момент, когда посмотрела в его бодрствующие, настороженные глаза, когда проснулась.

Он беспокоился о моем душевном состоянии, о наших отношениях, он не спал, а я двигалась через драму, принимая все, чем он был сейчас, все, чем он был раньше, и мое принятие значило все.

Как и то, что я ему давала, все, что Кейн «Тэк» Аллен давал мне, означало то же.

Всё.

Я продолжала говорить:

— Твою историю трудно воспринимать сразу.

Он открыл глаза, посмотрел в мои и прошептал:

— Детка…

— Но я не твое отпущение грехов, милый. Ты заслужил отпущение грехов еще до того, как встретил меня.

— Ты моя награда.

Боже.

Мне нравилось, что он так думал. Сильно нравилось.

Поэтому я согласилась:

— Хорошо.

— Ты влюблена в меня, — заявил он, и у меня перехватило дыхание.

Мне пришлось вытеснить свое «я».

— Ну…

Его голова приподнялась на полдюйма, и он повторил:

— Ты влюблена в меня.

Я закрыла глаза.

— Смотри в глаза, детка.

Я открыла глаза.

— Ты влюблена в меня, — повторил он.

— Да, — прошептала я.

— Как только мы познакомились.

— Я знаю, это звучит безумно, Тэк, но...

— Как только мы познакомились.

Я на мгновение замолчала, потом тихо сказала:

— Да.

— Слава богу, что тебе понадобилась эта чертовая работа и ты встретилась со мной лицом к лицу, — пробормотал он.

— Хм… Думаю, что столкнулась с тобой лицом к лицу в основном потому, что ты был придурком. Только отчасти это было из-за работы.

— Тогда, слава богу, что я был придурком.

Кто бы мог подумать, что я соглашусь с ним?

И все же я согласилась.

— Можно мне теперь выпить кофе? — Спросила я.

— Нет.

— Тэк! — Рявкнула я.

— Я тоже люблю тебя, детка.

У меня отвисла челюсть, я уставилась на него.

Хотя тело было неподвижно, разум пуст, в животе стало тепло, сердце замерло еще до того, как на душе просветлело.

Тэк еще не закончил.

— Когда я смотрел этот гребаный фильм, то повернул твою голову за подбородок — лицо к лицу, и увидел, что ты плачешь, вот тогда это и случилось.

О, черт.

Я тут же начала плакать.

— А может, когда я увидел тебя в этой дерьмовой одежде для йоги, — пробормотал он, наблюдая, как слезы наполняют мои глаза.

— Заткнись, — прошептала я.

Он опустил голову и коснулся губами моих.

Потом поднял голову и не заткнулся.

Он продолжал бормотать.

— Еще сильнее влюбился, когда выкладывал свое дерьмо, такое уродливое, а ты стала такой милой в конце моего рассказа.

— Заткнись.

— И командующей.

— Заткнись.

— Командующая и плачущая детка.

— Заткнись! — Я больше не могла ждать, — поцелуй меня, ради бога.

Его губы опустились на мои, он прошептал:

— Детка, ты не должна командовать, это делаю я.

Затем Тэк наклонил голову и поцеловал.

Жестко, влажно, неуправляемо и основательно.

И когда он приподнял голову, я была настолько ошеломлена, настолько счастлива, все встало на свои места — мой мужчина любил меня, у меня теперь было все, что я хотела, Тэк сказал:

— А теперь ты можешь выпить кофе.


26.

Зубная боль


Мы с Тэком сидели на его веранде, греясь колорадским солнцем, положив ноги на перила, потягивая кофе, ожидая, когда проснутся дети, чтобы Тэк пошел готовить завтрак.

И оба молчали.

Я не знала, о чем он думает.

Но перебирала все возможные варианты, отлично зная участников встречи — моих родителей и Тэка, с которыми я должна была его рано или поздно познакомить.

Ничего не приходило в голову, по поводу исхода встречи Тэка с моими родителями, кроме погрома, перестрелки или того, что меня предадут анафеме и отрекутся, несмотря на то, что я была единственным ребенком, но Тэк вдруг задал вопрос:

— Насколько ты привязана к своему дому, детка?

Я повернула голову в его сторону и увидела, как он спокойно потягивает кофе, рассматривая открывающийся фантастический вид перед нами.

— Что?

Он опустил кружку и повернулся ко мне лицом.

— Твоему дому, — заявил он. — Насколько ты к нему привязана?

— В... каком смысле?

— В том смысле, если ты привязана к нему так сильно и убедишь меня бросить все это дерьмо, мы пристроим к нему пару комнат для Тэб и Раша, и могли бы жить все там. Если нет, мы выставим его на продажу.