— Когда я получу свои деньги? — спросила она тут же, Тэк уставился на нее, его лицо исказилось, я никогда раньше не видела.

Отвращение, на его лице было написано отвращение.

— Господи, — пробормотал он, — я столько лет носил на пальце твое кольцо.

— Когда я получу свои деньги? — Повторила Наоми более резким тоном.

— Тебя даже Раш не волнует? – Спросил Тэк, мне показалось это странным, ведь она очень любила Раша.

Она не собиралась бороться даже за своего сына, хотя якобы любила его.

Но видно в ней остались какие-то материнские чувства, я это поняла, потому что ее лицо тоже исказилось. Но на нем читались не отвращение, а боль и горечь.

Очевидно, она нуждалась в деньгах больше, чем в собственном сыне. И ее следующие слова свидетельствовали об этом.

— Когда я получу свои деньги, придурок? — Парировала Наоми.

— Когда я получу подписанные бумаги, — наконец ответил Тэк.

— Мне подходит, — пробормотала она, бросив на меня свирепый взгляд, затем обвела всю группу парней раздраженным взглядом и отправилась к своей машине.

Тэк подошел ко мне.

О боже.

Хоп отпустил меня, Тэк взял меня за руку, и я вприпрыжку двинулась за ним к компаунду. Оказавшись внутри, Тэк зашел за барную стойку, остановил меня, снял свои солнцезащитные очки, бросил их на стойку, схватил меня за талию, и моя задница оказалась на стойке.

— Не двигайся, — прорычал он и зашагал прочь.

Я не двигалась.

Он вернулся с огромной аптечкой, размер которой я мгновенно отметила про себя, догадываясь что там могло быть от разных ранений, включая и пулевые. Он положил аптечку на стойку рядом со мной, покопался внутри, нашел то, что искал, разорвал упаковку спиртовой бактерицидной салфетки. Затем я сотворила чудо, хотя он старался делать все аккуратно, я не заорала, потому что стало жечь так и щипать колени, когда он начал обрабатывать мое поцарапанное и кровоточащее колено.

А еще мои локти тоже были поцарапаны и кровоточили.

Черт.

Что ж, но мой удар Наоми стоил того, хотя я надеялась, что у нее не останется синяков и шрамов.

После того, как Тэк закончил с моим первым коленом, открыл новую бактерицидную салфетку и принялся за другое, я подумала, что самое время ему предложить:

— Мы продадим мою машину — «Мустанг», и я выставлю свой дом на продажу. Может мы сможем быстро продать и получить нужную тебе сумму. Еще у меня осталось немного денег в банке.

Он перестал промокать салфеткой мое колено и посмотрел мне в глаза.

При моих словах его тело не шевельнулось. Только взгляд переместился на меня.

— Повтори.

— Чтобы получить сто тысяч за детей, — объяснила я.

Он вернулся к моему колену, заявив:

— Не нужно делать это дерьмо. У меня есть.

Я дернула головой.

— У тебя есть сто тысяч?

Он бросил окровавленную салфетку на стойку бара и вернулся к аптечке, взяв другую, сказав:

— Ага.

— Правда?

— Локоть вверх, — приказал он, открывая еще одну салфетку, затем, продолжив работать над моим локтем, ответил на мой вопрос:

— Правда.

— Значит, мой мужчина при деньгах, — прошептала я, и он посмотрел на меня.

— Ага.

Я почувствовала, как мои глаза расширились.

— Я пошутила, — сообщила я ему.

— А я нет.

Срань господня!

Он отбросил спиртовую салфетку в сторону, затем положил руки на стойку бара по обе стороны от меня и наклонился.

— В «Хаосе» много байкеров. Все заработанные деньги распределяются поровну. Но, детка, ты же принимала оплату за наши машины и байки, которые мы собираем. Это дерьмо стоит чертовых монет. Плюс магазины. И весь смысл десятилетий строительства этого дерьма был в том, чтобы мои братья не пострадали в финансовом плане, когда мы уйдем от настоящего дерьма. Так и получилось, но это не значит, что мы не хотим зарабатывать больше. Мы все живем довольно-таки легко.

Если у него было сто тысяч, которые он мог легко отдать, то тогда и жить можно легко.

— Думаю, мне потребуется прибавка к зарплате при таком раскладе, — заявила я.

Он моргнул.

Потом медленно улыбнулся, и я наслаждалась этим зрелищем.

Когда он закончил со мной, то спокойно сказал:

— Спасибо за твое предложение, детка.

— Не за что, Кейн.

Его брови поползли вверх.

— Ты и в самом деле подмяла эту сучку?

— У меня в виде доказательства имеются боевые шрамы, — сказала я вместо ответа.

— Детка, — пробормотал он.

— Она обзывала меня ужасным словом на букву «П», — сказала я в свою защиту.

Это вызвало у него еще одну улыбку.

Которая исчезла, и он прошептал:

— Она подпишет бумаги, и мы с ней закончим.

Для Тэбби это была бы лучшая новость.

— Ага, — прошептала я в ответ, поднимая руки, чтобы обхватить его за шею.

— С русскими все в движении. Наш план срабатывает и идет хорошо, дышим спокойно.

Он больше ничего не сказал, я правильно поняла, что это все, что он собирался мне рассказать, и я не собиралась настаивать или выпытывать у него большее, поэтому только кивнула.

Но спросила:

— Ты в порядке? По поводу Наоми, я имею в виду.

— Меня бросает в дрожь, когда я думаю, что женщина, которая продала своих детей, была в моей постели. Но если это означает, что я ее больше не увижу, то да. Я в порядке.

— Хорошо, — ответила я, сжав пальцы.

— Тебе нужно смазать локти и колени антибактериальной мазью.

— Это может испачкать мою блузку и юбку.

— Детка, я при деньгах. Отдам в химчистку.

— Хорошо, — прошептала я.

— Хотя, плохая новость, твоя юбка и блузка уже испачканы кровью.

Такова была жизнь женщины байкера.

— Ну, как бы то ни было, оно того стоило.

Тэк одарил меня еще одной улыбкой, но сквозь нее приказал:

— Поцелуй меня, а потом я разберусь с тобой.

Я задержала взгляд на его глазах, убедившись, что он в порядке. Убедившись, я поцеловала его, как он и просил.

Потом мой мужчина разобрался со мной, так что я тоже была в прекрасном порядке.


29

Мистеру Аллену нужно преподать урок


— Жаль, — пробормотал Григорий Лещев, развалившись в кресле напротив того места, где я была привязана к стулу, с заклеенным скотчем ртом, не сводя с меня глаз. — Ты очень симпатичная.

Я с трудом дышала носом. Понятия не имея, как дышать легче, потому что двух вариантов не было, был только нос. Оказалось, это было не так просто.

Не говоря уже о том, что я была напугана до полусмерти. Поэтому и дышала тяжело, когда была напугана до смерти.

— Такие необыкновенные волосы, — продолжал он. — И такая фигура.

Я ничего не сказала, потому что не могла. Даже если бы могла, не стала бы.

— Темно-рыжие, — прошептал он.

Боже, он меня пугал, реально пугал.

— Мы могли бы что-нибудь придумать, ты и я, — продолжил он, когда я втянула воздух через нос и мой пульс участился. — Однако думаю, что мистеру Аллену нужно преподать урок.

Боже.

Он скосил глаза в сторону, потом кивнул.

Какой-то мужчина подошел ко мне. Мои глаза метнулись к нему, так и остались приклеенными к нему, пока я тяжело дышала носом, борясь со своими путами, хотя это было бесполезно.

Он без колебаний всадил в меня нож.


30

Цели


Ранее семь с половиной часов в доме в предгорьях близ Моррисон, штат Колорадо.

— Перестань чесаться.

— Не могу, чешется.

— Чешется, потому что заживает.

— Я знаю, Кейн.

Меня выдернули из постели, затем я обнаружила, что не могу почесать свои колени все в болячках, так как они были прижаты к матрасу, поскольку сидела на Тэке.

— У тебя останутся шрамы, если ты будешь сковыривать болячки, — сообщил он мне, крепко сжимая мои бедра, положив голову на подушку и глядя мне в глаза.

— Это не самое важное в жизни, — ввернула я. — Они почти уже зажили.

Так оно и было. Прошло четыре дня с тех пор, как я двинула Наоми, и царапины стали не так уж плохи.

— Оставь их в покое, — приказал Тэк, сжимая пальца на моих бедрах.

Мой взгляд скользнул к изголовью кровати, и я пробормотала:

— Ох, хорошо.

Я закатила глаза, когда Тэк приказал:

— Возьми конверт с тумбочки.

Я посмотрела на тумбочку и увидела там конверт. Наклонилась к нему, протянула руку и взяла. Устроилась поудобнее на нем, потому что, когда я наклонилась, руки Тэка поднялись по моим бедрам, перейдя на ребра, он прижал меня ближе к себе.

— Открой, — продолжал командовать он. — Скажи мне, что ты думаешь. Если тебе понравится, я сделаю.

Я наклонила голову от любопытства, открывая конверт, вытащила листок, который на первый взгляд выглядел так, будто на нем были нарисованы какие-то каракули, затем замерла, когда вгляделась в эти каракули.

— Ты нашла имя? — Спросил Тэк, я еще пристальнее уставилась на каракули.

Завитушки и шипы, много знакомых.

Я присмотрелась внимательнее.

Вот оно.

Мое имя, скрытое в завитушках — Тайра.

Я держала в руке рисунок тату, который навсегда должен был быть выписан на теле Тэка.

У меня перехватило дыхание, я подняла на него глаза.

— Мой парень сделал, — сообщил мне Тэк, а потом спросил: — Тебе нравится?

У меня не было сил даже, чтобы выдать какой-нибудь умный ответ, поэтому только сказала:

— Ага.

— Отлично. Я ему позвоню. И сделаю.

Я прижала рисунок к груди и упала, выгнув спину, лицом к его горлу.

Его рука скользнула вверх по моей спине в волосы, он пробормотал:

— Дорогая…

Я глубоко вздохнула.

— Ей очень нравится, — пробормотал он.

— Ага, — прошептала я.

— Детка, ты должна привыкнуть к моей сладости, — заявил он.

— Никогда, — прошептала я, — потому что ты становишься все слаще и слаще.