Марианна Кисс - Неверная

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ровно в шесть вечера звонок. Я как раз на часы посмотрел.

Так засиделся за расчетами, что даже не улавливал сколько времени. Глянул в окна, твою мать, темно уже. Ах ты, а мне ещё делать и делать.

Телефон пиликает, раздражает. Честно. Взял, глянул — Анжелика.

— Ну чего?

— Тимофей, тут это…

— Не мямли, говори быстрее, я работаю.

— В офисе, новая мебель и компьютеры, — голос её какой-то неуверенный.

— Чего? — не понял я.

— Всё новое поставили — мебель, технику.

— Ты с ума сошла, откуда там может быть новая техника и мебель, я ничего…

И тут я вспомнил, про утренний разговор с Венерой.

Это значит, она не шутила?

— А откуда взялось? — потребовал я ответа у Анжелики.

— Я не знаю. Тут весь день какие-то люди всё устанавливали и подключали. Я думала от тебя.

— А, ну да. Ладно, хорошо, — я запнулся, — так там что уже ничего не сломано?

— Даже ещё лучше стало.

Я отключился, глянул в окно и вздохнул. От это номер. Ну Степанова!

Да что она ко мне прицепилась, это я теперь с ней ужинать должен? У меня ещё целый ворох работы.

Новый звонок.

— Да, слушаю.

— Ну что милый сегодня в Эросе в девять. И не заставляй долго ждать, не люблю, когда мужчина опаздывает, — голос Венеры.

— Ты о чём вообще?

— Да, и если ты не придёшь, завтра твой офис будет в ещё более плохом состоянии, чем сегодня утром.

— Ладно, я приду, но только это будет всего один ужин. Не думай, что я буду делать всё, что ты захочешь от страха потерять офис.

— Хорошо. Целую. Жду.

В трубке гудки.

Я вздохнул. Да что ж такое? И идти надо и неохота. Дурное предчувствие, что дело не кончится обыкновенным ужином, она оказалась хитрая зараза. Точно подстроит какую-то каверзу. Только вот какую?

В ресторане я в первые секунды понял, какую каверзу подстроила Венера.

К столику походил уже волнуясь и немного даже… впрочем, не важно.

Я не трус, но…

За столом сидела она и её лысый папаша, который уже наминал закуску, против всяких правил этикета.

— А, привет дружище, — он протянул мне руку не вставая, и я плюхнулся на стул сразу после этого неловкого рукопожатия.

Как будто меня заставили сесть.

— Добрый вечер, — промурлыкала Венера.

Она была просто как звезда Голливуда, вся в какой-то чешуйчатой ткани, затянувшей её стройное тело. А тёмные волосы красиво лежали на оголённых плечах. Губы её в золотом блеске, с каждым новым словом поблёскивали и переливались. Я бы снова назвал её елкой, но очень красивой елкой.

— Добрый вечер, — гордо сказал я, предчувствуя, что-то такое, от чего вот сейчас в это самое мгновение жизнь моя начнёт вертеться совсем в другую сторону.

— В общем-то, я рад, что нам с тобой придётся породниться. Она мне всё рассказала, и я даже не отговаривал её, а это я делаю не часто, — проговорил сквозь торчащие изо рта листья салата Степанов.

— Вы о чём? — в надвигающемся холодном поту, начал я.

Вот она — воронка! Уже засасывает.

Степанов глянул, приподнял брови:

— Надеюсь, со свадьбой затягивать не будете. Ей замуж пора аж пищит, — хищно осклабился Степанов и потянулся за салфеткой.

— Ну пап…

— А что пап, сама говорила, что замуж хочешь за него, теперь не отказывайся.

— Я не совсем понимаю… — попытался я встрять в их семейный разговор.

Такое впечатление, что меня нет, или я есть, но никому нет до этого никакого дела.

— Да что тут непонятного, ты архитектор, ты не волнуйся, я своей доче денег на свадьбу не пожалею. И звёзд пригласим самых, самых. Отгуляем, как положено. Человек пятьсот точно наберётся. А это уже не корпоратив какой. Это уже нужно показать, что Степанов для своей дочи, на всё готов на любые растраты.

Он поковырял вилкой в зубах и глянул на меня взглядом человека, который не привык, чтобы поперёк его мнения становились. И вот тут я действительно я понял, как глубоко влип. И из этого дерьма просто не выбраться. Всё.

Я представил свадьбу, о которой он говорит.

Вот и закончилось моё холостяцкое существование. И чего я раньше не женился, на какой-нибудь простушке. Сейчас бы благополучно ходил на лево и был обычным мужиком. Как и все. Нет, всё что-то петушился, чего-то ждал. Любви какой-то.

А любовь пришла, и сделать ничего не можешь, чтобы эта любовь не просто мечтой осталась.

И ведь, как по-глупому попался. Это ж надо.

Ужин прошел в разговорах о свадьбе, только я в нём почти не участвовал. Иногда поглядывал на двух амбалов, что дежурили у входа, и просматривали зал сканирующими взглядами. Это они Степанова типа охраняют. Тут никак не убежишь. А если сказать, так и так, мол, не хочу жениться на вашей дочери, так эти амбалы меня тут же и уроют. Пусть лучше один раз уроют и отвяжутся.

Но что-то у меня кишка тонка, так сказать.

Я ощутил себя маленьким зверьком, которого схватили, сжали лапки, засунули в клетку и заставляют бегать, крутиться в колесе, в котором мне совсем не нравится бегать и крутиться.

Вот и всё закончилась, что называется воля, здравствуй — жизнь подневольная.

Через пару часов этого ресторанного ада, я вышел провожать Степанова с дочерью к их машине.

Когда он уже сел, она жеманно подошла ко мне притулилась, я сделал вид что мне приятно. Ну вот сделал, каюсь, прогнулся под это всё, и она чмокнула меня в щёку.

— Пока милый, завтра я тебе позвоню. Теперь нам нужно встречаться чаще.

— Ага, — только и смог выдавить я.

Она села в машину и они уехали.

А я остался.

С минуту я так и стоял.

Ну, что можно идти застрелиться, или сбросится с двадцатиэтажки в которой живу. Теперь уже смело можно выбирать, каким именно образом со всем покончить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вспомнил маму, потом Софию.

О-ё-ё-й!

Домой возвращался грустный, в состоянии молчаливого транса. Ничто не могло сейчас расстроить меня. Что могло уже случилось.

В лифте притулился к стене и потеряно смотрел в угол. Двери открылись, я вышел. По привычке обернулся и…

Не верю глазам своим…

Моя любимая, моя девочка, моя королева, как же… сидит на лестнице, прижалась к перилам, спит. Правда спит.

И теперь я ощутил в ней потребность такую сильную, какой раньше просто не замечал.

Я подошел, присел.

— Эй.

Она открыла глаза. Такая красивая, нежная, такая…

Вот кого я сейчас хочу…

— Эй, — услыхала я.

Кто-то коснулся моего колена, и я открыла глаза.

В следующее мгновение его губы накрыли мои. Руки мои потянулись и обвили его шею, проникли под мягкую ткань кашемирового пальто, и я почувствовала себя затянутой в безумные объятия его сильных рук.

Ладонь Платона легла под голову, а тело наваливалось на меня, и холодные ступени стали давить и заставляли умоститься удобней.

Я падала, но не с высоты, а в мыслях. Падала на лестницу и уже представляла, как сейчас будет. Он просунул руку под халат. Зря старалась, туго завязывала, это всё равно никак не помогло.

Смелые пальцы скользнули под трусики.

Горячие губы Платона с запахом коньяка, приникли к моим губам и скользили по ним. Язык смело прошелся по зубам и устремился в глубину. Я прогнулась, Платон навалился и я расставила ноги, для того чтобы удобнее обхватить его бёдра.

Так хорошо. Укрытые его пальто, мы словно единое существо, упавшее тут на лестнице. Громко вздыхая и притягивая друг друга, делали то, что нам хотелось в эту минуту больше всего.

Клянусь, мне было всё равно увидит ли кто-то или пройдёт мимо, или даже остановится.

Я прижималась ногами к его торсу и не могла сделать ничего, ни одного движения, чтобы отстраниться. Попытаться понять, вспомнить, где мы находимся. Нет. Наоборот, я всё сильнее прижималась к его телу.

— Я не могу без тебя, — горячо шептал он мне в шею. — Ты заставляешь меня плевать на всё.

В ответ я только вздыхала. Чувствовала, как вздымается и опускается грудь.

Он провел пальцами у меня между ног и я поняла, что не могу сдержаться. Рука потянулась к его ремню, дернула, расстегнула. Он быстро схватил меня, притянул к себе и я ощутила, как он вошел.

Мы охнули тихо, сдавленно, глухо.

Резко вошел, потом назад и снова вошел, я схватила его за спину и впилась в неё ногтями. Страх быть уличёнными, всё больше распалял. Это впрыснуло в мою кровь адреналин и заставило выгнуться сильнее. Я откинулась назад, и почувствовала, как он дернул халат, оголил одну грудь и обхватил её губами.

Всё сильнее он прижимал меня к лестнице, всё больнее отзывалось каждое его движение. Я билась о камень и старалась выгнуть спину, чтобы хоть как-то смягчить резкие толчки. Он почувствовал моё движение и подложил ладонь, и теперь мне было удобно.

Под напором желания, я не чувствовала уже ничего кроме страсти, что охватила меня здесь на этой лестнице. Только стремление отдаваться ему везде, где он захочет. Этого хотелось больше всего. От каждого движения я откидывалась и чувствовала, как сильны его пальцы на моём бедре.

Я горела, или так казалось. Этот огонь охватил полностью. Стало невыносимо жарко. Его руки одна на спине, придерживают, чтобы я не ударялась, вторая на ягодице. Словно он держит меня на весу, чтобы не касалась холодных ступеней.