Любовь Мороз - Неверные

– И куда направляешься?

– Выхожу замуж за очередной денежный мешок. Ты тоже женишься, как я знаю.

– Зачем ты меня звала? – повторяю вопрос.

– Я всегда любила тебя. Ты всегда хорошо ко мне относился, среди всех. Даже когда ненавидел. Любил ты меня когда— нибудь? Когда— нибудь?

– Ради чего все это, Ника? Ради чего смерть Руслана, потом Милы? Ты хотела убить Катю, Петра. Ради чего?

– Я совершила много ошибок в своей жизни. И сожалею о многом. Я плохая мать, плохая сестра. Да и бабка из меня не вышла. Плохая жена.

– К чему эти откровения? Я не понимаю.

– Я хочу облегчить свою душу. Это исповедь.

– Я не священник.

– Ты для меня близкий человек. Сейчас нет у меня никого ближе тебя. Мне тяжело жить с таким грузом на шее. Выслушай меня, пожалуйста.

Я сел на стул и кивнул. Ладно, послушаю чего она решила рассказать. Варя и дети теперь далеко и им никто не угрожает.

Письмо в кармане, вот что беспокоило меня больше всего. Письмо от моей Вари.

– Ты знаешь, почему я вышла замуж за Диму. Мой брак не был счастливым. Хотя муж меня и любил. А я не любила никого. Ни сыновей, ни дочерей. Выпьешь со мной?

– По— моему ты уже достаточно налакалась.

– В последний раз. Выпей со мной.

Ника ждет моего ответа и сдавшись, я соглашаюсь. Плевать, может она быстрее закончит? Беру у нее бутылку и отпиваю из горлышка. Хлебнув пару глотков возвращаю бутылку ей. Все уже давно решено. Полиция приедет с минуты на минуту.

– Я никогда никого не любила. С Андреем вышла та же ситуация. Случайный роман. Он был партнером Димы и одним вечером все закрутилось. Я забеременела. И уехала к матери в деревню. Зачем не знаю сама. Зачем оставила ребенка. Живот был совсем небольшим. Дима редко обращал на меня внимания и мое отсутствие на время родов прошло незамеченным. Родила и сразу же отказалась. Может не зря? Как ты считаешь?

Мотнув головой, я сидел словно вусмерть пьяный. Голова тяжелела с каждой минутой. Горло раздирал кашель.

– А стоило тебе вырасти и расцвести подобно цветку, я поняла, что люблю тебя. Тебя. Брата. Я всю жизнь тебя люблю, а ты никогда не выбирал меня. Всегда кто— то другой. И сейчас ты выбрал 21— ую дурочку. Но ты меня знаешь. Я не умею делиться.

Слова Ники долетают до меня как через толстое стекло. Звук пропадает. И даже когда я падаю на пол и ударяюсь головой, Ника успевает меня подхватить и бережно укладывает на пол.

– Я не трону ни ее, ни твою дочь. Ты останешься вечно только моим. Моим принцем.

Лера

Я сходила с ума. Ирина пошла погулять с маленьким Женей, раз на улице хорошая погода. Хорошо, что Оксана, ставшая лучшей подругой, рядом.

Она пришла вскоре после того, как все уехали. Мне одиноко. Поэтому когда Оксана предложила чаю, я согласилась.

Мы уселись в гостиной, Оксана сама принесла две чашки.

Мой на вкус горьковат, но может потому что он зеленый?

Отхлебнув изрядную долю чая, мне захотелось спать. Отчаянно зевая, я буквально упала на диван лицом.

– Я не хотела так, Лера, – произнесла Оксана, прикасаясь холодными руками к моей шее.

Тело не слушалось, я пыталась возразить ей, хотя бы открыть глаза. Бесполезно.

Оксана почти заботливо накинула подушку Лере на лицо. Дура. Беспросветная дура. Правильно про нее говорила Ника. Дурища, которых ее поискать надо.

А теперь все кончено.

Придавив подушку к лицу, девушка со всей силой налегла на нее. После сильного снотворного у Леры нет шансов на сопротивление.

А быть может, оно и к лучшему. Осталось лишь разлить везде бензин, да побыстрее. Пока никто не вернулся и не испортил веселье.

Мертва. Когда огонь уничтожит и последнее напоминание о ней, Оксана будт уже далеко…

Катя

Зарево мы увидели еще задолго до того, как свернули на дорогу, ведущую к дому. Я с тревогой взглянула на брата, побледневшего как сама Смерть.

Машина летела, едва вписываясь в поворот. Больше всего сейчас на свете мне хотелось оказаться где— нибудь, не здесь.

Не рядом с братом. Потому что я предчувствовала в течении этих последних дней что— то дурное, нависшее над нами.

Чувствовала как ядовитый, едкий туман надвигающейся беды окутывает нас каждого, отделяя друг от друга.

Я молилась лишь о том, чтобы он не пережил ее надолго и о том, чтобы у меня хватило сил отпустить и его.

Дом не просто горел. Он полыхал. Пламя гигантским ревом словно голодное, одичалое животное, пожирало наш дом.

Потом уже после всего, я пыталась вспомнить, что Женя сказал мне перед тем, как кинулся в огонь.

Но так и не смогла. Это означало бы принять тот факт, что он прекрасно понимал, конец близок и прощался не только со мной.

А с жизнью.

Огонь слишком сильный. И несмотря на этот факт, Женя бросился внутрь. И больше я не видела его живым.

Я в отчаянии ждала, пока Женя выйдет из дома. Недалеко уже ревели сирены. Но раньше всех приехал Андрей. Мы не видели его уже пару дней и теперь он также храбро кинулся в огонь, не обращая на меня никакого внимания. Он вынес из огня Женю. Больше никого.

Я не видела большего отчаяния, чем отец обнимает безжизненное тело своего сына.

Как тщетно пытается вернуть.

Как из его груди вырывается животный крик, когда он понимает, все.

Конец.

Его сын больше не откроет свои глаза.

И как мало сказано, как мало сделано. Время безжалостно.

Я упала на колени перед домом. И внезапно приняла решение, поэтому, не произнеся ни слова, села в машину брата…

Отец научил меня справляться с болью, поглощающей сердце, только одним способом. Я отвечаю болью за боль. И она заплатит.

Ника совершенно не ожидала меня увидеть. Ее красивые глаза округлились, и она ойкнула при виде меня. Она тщетно пыталась выдавить из себя слова, а я ей не предоставила такого шанса.

Мое сердце горело. От боли. От неимоверной боли. Я потеряла брата. Любимого брата. Еще пару часов назад я знала, что изменилась. Сейчас я прежняя. Сильная и не отступлю.

Меня не научили любить. Я не знаю каково это. Смотря на женщину, родившую меня, давшую жизнь и не чувствую к ней ничего, кроме жгучей ненависти. Я ненавижу ее. Ненавижу за себя, что выросла такой. За Алекса ненавижу, за брата, за Леру, за Варю. За детей, которые остались без родителей, ненавижу.

Увидев ее возле тела Алекса, мою крышу снесло далеко и надолго. Я потеряла слишком много в этот день. Его сердце не билось, в широко открытых глазах не плескался больше океан.

Ника начала хрипеть и закатывать глаза. Она тщетно пыталась скинуть с себя меня руками и вонзала ногти, куда смогла дотянуться. Я зажмуривалась, но не ослабила хватку.

Ты отняла у меня все.

Все. Моих двоих любимых мужчин.

А я заберу у тебя жизнь.

Слезы текли по моим щекам, но хватка не ослабла. Я думала лишь о том, как посмотрю в глаза Варе и детям. И у меня есть только один шанс отомстить этой змее за всех нас.

Она почти потеряла сознание, когда меня стали оттаскивать от нее.

Петр. Я лягнула его ногой, он не сдался. Навалился на меня, стремясь разжать руки. Ни за что. Живой ей отсюда не выйти. Я переступлю и через него ради этого.

– Катюша, отпусти ее, – прошептал он, борясь со мной.

– Она убийца! – огрызнулась я в ответ.

– Она да, ты нет. Пожалуйста, отпусти ее.

Ну, уж нет. Меня оттащат от нее, когда я услышу ее последний вздох.

И этому не суждено было случиться. Полиции удалось оттащить меня от задыхающейся Ники. Петр скрутил меня и поехал вместе со мной в полицию. Его стараниями мне обеспечили адвоката и отпустили. Только идти мне больше некуда.

На улице я отмахнулась от него, пообещав ударить, если попробует дотронуться.

Побрела по улице, словно пьяная, не замечая ни лиц, ни дороги. Петр шел рядом. Молча. Курил сигарету за сигаретой.

Он прав. Но я никогда за это не прощу саму себя.

Петр

Есть моменты, о которых лучше никогда не напоминать. В частности, про те, когда человек был максимально беззащитен. За две недели, что мы провели вместе, да за все время, я знал, что она влюблена в другого. И тогда мне показалось, это прошло. А сейчас… Я бы не хотел, чтобы меня так любили. Моя девушка могла сколько угодно потом говорить про родственные чувства, но я все видел своими глазами…

Я должен был оттащить ее от тела Алекса. Но не смел.

Слышал ее рыдания на его груди и не смел ее прервать.

Горячий, еле слышный шепот. Потом горькие рыдания. Раньше никто и никогда не слышал как она плачет… Да и можно назвать это плачем?

Вой. Звериный вой. Судорожно цеплялась за футболку Алекса, просила его не смеяться над ней и дышать.

Никогда больше я не видел ее в таком состоянии. Потерянная, измученная сама собой. Люди ломаются быстро и Катя не исключение.

– Кать, Кать, надо чтобы о нем позаботились. Катя, – попытка оттащить девушку не удалась ни мне, ни врачам.

– Катя, нас ждет Варя, – упоминание девушки отрезвило Катю. Она робко прикоснулась ко лбу Алекса, трепетно и нежно коснулась лица.

Коснулась с какой— то благочестивостью. Так прикасаются к иконам в церкви.

И только потом позволила себя увести, бросая на тело растерянный взгляд.

Я не успел сказать ему, как благодарен за все. Не успел сказать, что ценю все, что он сделал для меня. Сделал, просто потому что сделал. У нас были непротые отношения, но я никогда не желал ему ничего плохого.

Жаль, я не успел назвать его своим другом.