„Завтра, в понедельник, я буду находиться от четырех до шести часов в охотничьем павильоне у перекрестка Круа-Пьерр. Если бы, вы и Мишель направили вашу прогулку в эту сторону, это было бы большим счастьем для несчастливца, который вас уверяет здесь, дорогая добрая фея, в самой благоговейной и самой безграничной преданности.

Ваш друг Поль“.


— Бедный Поль! — прошептала Сюзанна.

Это восклицание обозначало также: „бедная Сюзанна“! Нужно было с вашей просьбой обратиться к графине Вронской, Поль. Красноречие хорошеньких глазок, которым вы поручаете ваше дело, сильно рискует остаться незамеченным. Что касается прогулки в Круа-Пьерр… какая ирония.

Мишель совсем не думает прогуливаться со своей невестой…

Бедный, бедный Поль!

Эта мысль не надолго заняла молодую девушку. Роман Поля Рео и Симоны Шазе казался ей в этот час почти таким же банальным, почти так же мало достойным остановить ее внимание, как и желтый томик, принесенный из Прекруа. Только один роман существовал на свете, начавшийся в известный день марта очень поэтично, под синеватым лучом готического окна, в двух шагах от таинственной могилы одного крестоносца.

Мисс Северн остерегалась довериться или пожаловаться своей кузине, которая, вся отдавшись радости свидания с Май Бетюн, не думала более задавать ей вопросы. Перед обедом г-н Фовель, только что вошедший с Мишелем, заметил совсем громко, что Сюзанна бледна, и молодая девушка почувствовала в эту минуту, что взгляд ее жениха остановился на ней. Она весело ответила, что чувствует себя чудесно и что прогулка окончательно вернула ей прежнюю бодрость.

Мишель, казалось, забыл вчерашний спор. Он протянул руку Сюзи, как обыкновенно, даже обращаясь к ней с несколькими словами. Что обозначала эта манера? То, что он ездил в Барбизон, или то, что он отказался видеть Фаустину?

Сюзанна охотно бы последила за своим женихом, чтобы прочитать в глубине его темных зрачков тайное отражение его мыслей. Но она не осмеливалась пристально смотреть на Мишеля, как не смела, да и не хотела к тому же, его расспрашивать.

Сидя подле Колетты, она вновь взялась за свою книгу, и все время напрасно пробуя поймать в разговоре Роберта и молодого человека хоть одно слово, которое могло бы дать ей какое-нибудь указание, она притворялась совершенно равнодушной. Однако это напряженное состояние целого дня ее ужасно ослабило; теперь спокойствие Мишеля ее выводило из себя. Несколько раз он расспрашивал Колетту о визите к Бетюнам, но он не сделал никакого намека о своем собственном времяпрепровождении в продолжение этого долгого, этого бесконечного дня.

По правде сказать, Мишелю, несмотря на его великодушное в данный момент настроение, тяжело было бы признаться в том, что его гордость рассматривала, как известное отступление перед противником.

Письмо, написанное у Дарана графине Вронской, — образцовое произведение почтительной вежливости и почти дружеское, где встречались как бы непредумышленно вещи на самом деле вполне взвешенные, — доставило бы Сюзи наслаждение триумфа, а Мишель не думал, чтобы Сюзи этого заслуживала. Он решил оставить молодую девушку в полной неизвестности, не говорить ни о письме, ни о графине Вронской, ни о Даране; он остался тверд в своем решении, но по понятной человеческой непоследовательности досадовал на свою невесту, что она держалась в этот вечер так же естественно с ним, как и он с нею.

Действительно, во вчерашнем гневе… был только гнев. Мишель готов был заплакать от досады… и он удваивал любезность и непроницаемость.

Сюзи было более невмоготу, у нее являлось желание закричать:

— Видели ли вы эту женщину? я хочу это знать, скажите мне это, скажите скорее! Какова бы ни была правда, я ее предпочитаю этому мучительному неведению!

И она продолжала на него смотреть, между тем как он разговаривал, играя машинально конвертом письма Поля Рео. Но напрасно. Он говорил о Понмори, о Столичном Учетном банке, о бирже… Наверно он видел Фаустину. У него был счастливый вид, по крайней мере так полагала Сюзи. Что произошло между ними? Во всяком случае, что ему было до того, что он причинил ей столько беспокойства! Ах! злой человек!

Когда раздражение Сюзанны дошло до глухого бешенства, сдерживаемого, но готового ежеминутно разразиться, в ее уме мелькнула идея, нелепая идея, разыграть комедию, и легкая улыбка полуоткрыла ее сжатые губы.

Быстрым движением она схватила конверт, который Мишель держал довольно слабо, и вырвала его у него из рук. Удивленный, он взглянул на молодую девушку; тогда она опустила глаза немного смущенная и сказала очень быстро:

— Прошу извинения, это беспрерывное движение вашей руки меня раздражало.

Но Мишель все еще смотрел на нее, мало убежденный, стараясь также рассмотреть конверт, скрываемый ею.

— Вы получили это письмо сегодня вечером? — не мог он удержаться, чтобы не спросить.

— Конечно, разве вы этого не заметили?

— Нет.

— От кого? — спросила рассеянно Колетта.

— От этой портнихи из Мерана, которая, знаешь, шила мое голубое платье.

Куда девалась прежняя неподкупная искренность? Письмо от швеи, действительно, пришло в одно время с письмом Поля.

— А! — сказала Колетта.

Сюзи торопливо разорвала конверт, взятый ею, спрятала клочки бумаги в карман и склонилась над книгой.

Мишель продолжал спорь с г-м Фовелем, но цель мисс Северн была, должно быть, достигнута: все еще продолжая говорить об акциях, о биржевых вестях, об Учетном Банке, Мишель смотрел на нее от времени до времени, украдкой, за вечер довольно много раз.

Мишель, пораженный быстротой, с какой был схвачен и разорван конверт, несомненно смутно встревожился; может быть даже, он вспоминал, что ему говорила накануне Сюзи? Тем лучше! Он будет думать об этом конверте, будет страдать, оскорбленный в своем великолепном мужском тщеславии и воображая невесть что. И уже Сюзи в мягкосердечии своем намеревалась, при случае, растравить маленькую, нанесенную ею, как она надеялась, рану.

— Я бы хотела быть уверенной, что он плохо спит! — говорила она себе несколько раз в течение ночи, сама очень плохо проводя ночь.

Затем, подумавши, она говорила: „я убеждена, если он не спит, он думает об этой женщине“.

На следующий день, когда она снова увидела Мишеля, завтракавшего в Кастельфлоре, она почувствовала себя жестокой. ее план был готов.

Она пойдет одна в павильон Круа-Пьер. Она воспользуется свиданием с Полем для того, чтобы разыграть тайну и встревожить Мишеля.

Нужно было только, чтобы письмо, полученное от Поля, не попалось на глаза Мишелю: содержание письма могло лишь успокоить его. Мисс Северн прибегла к следующему приему. Вначале она терпеливо ждала вопроса Мишеля, часто ее опрашивавшего, какие были ее планы на после-полудня, затем, так как вопрос не являлся, она немедля перешла в наступление.

— К которому часу ты заказала карету, Колетта?

— К двум часам; это тебя устраивает?

— Прекрасно.

Этот раз г-н Фовель спросил ее, впрочем довольно рассеянно:

— Куда вы едете, Сюзи?

— К Маргарите Сенваль.

— Совершенно одна?

— Да; Колетта не выходит.

Мишель или не слыхал намека или не придал ему значения. Наступило молчание.

— Мишель, — спросила Сюзанна, — когда возвращаешься от Мишо, не слишком ли удлинит путь, если идти мимо Круа-Пьер?

Молодой человек казался удивленным.

— Нет, почему?

— Какое нужно взять направление? аллею направо от дверей Мишо?

— Да… но…

— Зачем ты это спрашиваешь? — сказала, улыбаясь, Колетта.

— Так, чтобы знать.

Разговор отклонился в сторону. Роберт и Мишель должны были отправиться с одним из утренних поездов; они рассчитывали остаться в Париже два или три дня, и Колетта, которую занимал лишь момент возвращения всех в Кастельфлор, завалила своего мужа поручениями швейцару и всей прислуге, оставшейся на лето в ее особняке на улице Тильзит.

— Колетта, — сказала еще вдруг Сюзи, как бы упорно преследуемая одной и той же мыслью, — мне хочется отправиться к Мишо после моего визита к Маргарите.

— Ты не очень устанешь?

— Нет же, раз ты мне даешь карету.

— Делай, как хочешь, милочка.

Тогда, неожиданно, молодая девушка бросилась на шею г-жи Фовель.

— Благодарю, моя Колинетточка, благодарю!

— Вот сумасшедшая! — воскликнула Колетта, сердечно возвращая поцелуй.

Сюзи кинула быстрый взгляд в сторону Мишеля, затем пробормотала:

— Прости, я, знаешь, нервна со времени моего приключения…

И она пошла сесть в другой конец комнаты к фортепиано, слегка задев клавиатуру.

Почти тотчас же Мишель поднялся и пошел облокотиться на инструмент, как раз против нее.

— Хотите, чтобы я проводил вас в Шеснэ? — спросил он.

Она моментально перестала играть.

— Это не имеет смысла! я еду навестить Маргариту.

— Ну, тогда к Мишо. Я зайду за вами в Шеснэ, в час, который вы мне назначите.

— Нет, благодарю вас.

— Почему?

— Потому что мне это будет скучно. Я желаю оставаться одна.

Мишель внимательно посмотрел на свою невесту.

— Что у меня, нос кривой? — спросила она раздраженная.

— О, нет, но вы странная. Вчера вы казались удивительно… веселой. Я почти считал вас миролюбиво настроенной, и вот теперь…

— Теперь я весела и нисколько на вас не сержусь. Вы прекрасно знаете, что наши ссоры всегда так кончаются, сами собой. Это доля очень влюбленных женихов и невест мириться. Мы, мы забываем.

— Если вы забыли, — настаивал молодой человек, — зачем же отказываете вы мне в позволении сопровождать вас?