— У прабабки-покойницы волосы взаймы взяла. Коса накладная, девочки. Что вы понимаете? Писк моды.

Снова расхохотались и я резко обернулась к ним, они замолчали, отворачиваясь и поглядывая в стороны и на потолок. Я медленно выдохнула, вспоминая как обещала тете ни во что не вляпаться и пытаясь сдержать ярость, но не справилась. Одна из высокомерных куриц прошла мимо меня, и я подставила ногу, а когда она падала дернула за волосы. Растянувшись на полу, с задранной юбкой, оторванными накладными дредами, курица уже не выглядела столь великолепно, а ее подружки теперь весело хохотали над ней самой.

— Анька говорила ее волосы так великолепны, что еле уложить смогла.

— Они были великолепны до того, как забыли отрасти. — сказала я и поддела одну из дред носком туфли. — кажется искусственные.

— Ах ты ж… дряяяянь!

Девка бросилась на меня с кулаками, но я всегда умела за себя постоять и уже через мгновение под глазом Анны красовался багровый синяк.

— Что здесь происходит?

Начальник охраны павильона появился как из-под земли и грозно посмотрел на каждую из нас.

— Эта… эта девка вцепилась мне в волосы и ударила меня. Кто допустил ее сюда? Эту бомжиху в грязных тряпках и стоптанных туфлях? От нее воняет тройным одеколоном! — она демонстративно зажала нос, а у меня потемнело от злости перед глазами.

— Я не бомжиха. Меня пригласили.

Ничего не успела сказать, как меня схватили под руки и потащили прочь из залы.

— Я же показывала приглашение.

— У нас таких с приглашениями знаешь сколько? Давай по-хорошему вали отсюда не то все кости пересчитаю. Или пацанам отдам во все дыры тебя отымеют. Давай. Пошла отсюда!

Выдернула руку из цепких пальцев охранника, второго пнула по коленке и едва они разжали руки побежала обратно в залу, уцепилась за многочисленные шнуры и переходники от камер и оборудования, и чуть не упала, вылетев в центр павильона.

— Хан вернулся ты слышал?

— Какого черта? Разве его не пристрелили? Он потребует… — в голосе Павлика послышались панические нотки, но он не договорил как раз в этот момент я на него и налетела со всего разбега.

— Что происходит, Аркадий Иванович? Что это? — взвизгнул Павлик и шарахнулся от меня в сторону.

«Этим» судя по всему, была я.

Глава 2

— Простите. Каким-то образом эта оборванка пробралась на кастинг. ее сейчас выведут. — охранник уже сцапал меня за шиворот и тряхнул как тряпку.

— Я не оборванка! Я — Вера Измайлова. Меня пригласили. Или это шоу не для всех?

— Как-как? Измайлова? Не помню такую, — пожав плечами сказал Павлик, а я на секунду потеряла дар речи от его близости и красоты, но времени на молчание у меня не было, так как жесткие пальцы охранника- мордоворота сдавили мой локоть, чтобы дернуть к себе снова.

— На видео… я танцевала и стихи для вас написала.

Сиваков что-то шепнул Павлику и тот, изменившись в лице, повернулся ко мне.

— Черт… Да, вы правы. Я забыл… Возьмем ее.

Посмотрел на меня и снова на Сивакова:

— Не хватало еще потом выслушивать, что набирали только из своих. Пусть разбавит элиту. — шепнул ведущий, — ну и заказ… ты ж знаешь. Она подходит.

— Конечно подхожу. — в отчаянии взмолилась я, — Я ведь так вас люблю и буду лучше всех. Они здесь ради денег и славы, а я ради вас самого.

Лицо Павлика расплылось в улыбке и взгляд смягчился. А у меня дух захватило от ямочки на его щеке и от этой легкой не бритости, от его чувственных губ.

— Если ты получила приглашение — значит останешься здесь. Шоу для всех. Особенно для талантливых. — тронув мои волосы добавил, — и влюбленных.

Наверное, в этот момент я и понравилась ему. Или позже. Когда он танцевал со мной. Да, скорей всего именно тогда. Ведь был этот момент как в книгах… что-то щелкнуло, екнуло и захлестнуло безумием, любовью с первого взгляда. Ведь это точно любовь, когда бабочки порхают в животе и по коже мурашки от одного его взгляда.

Но тогда Звезда многозначительно взглянул на Сивакова, проходившего мимо стоящих в ряд претенденток, и рассматривающего их, как лошадей в стойле, когда говорил, что возьмет меня.

— Верное решение, Павлик. Не зря тебя так любят твои поклонницы. Ты сама доброта, — равнодушно сказал ведущий и тут же призывно улыбнулся одной из претенденток.

— Жаль… жаль я не главный герой шоу, — щелкнул языком и поладил обнаженное плечико смуглой девушки.

Разве он не женат этот Сиваков? Кажется, в одной из газет было написано, что у него трое детей имеется и жена.

Раскрасневшаяся, влюбленная, очарованная и покоренная звездой (с разных букв с большой и с маленькой) я мчалась на такси домой. Всем претенденткам вызвали машину. Кого-то забрали на шикарных иномарках. Когда-то и мы жили по-другому и у нас тоже была машина и квартира в центре города.

Но об этом я слышала лишь из рассказов тети. Как и о своей матери с отцом. К несчастью мне не довелось узнать их. Они погибли в аварии. Ехали с какого-то приема, и отец не справился с управлением машину занесло на встречную под колеса «Камаза». Отец был инженером-архитектором, мать играла в театре. Тетя говорила мне, что она была невероятно красивой и талантливой. ее ждало великое будущее, но она встретила моего отца и… все. И в столицу не поехала. Мама погибла сразу… а отец долго лежал в коме, перенес множество операций. Тетя квартиру продала, чтоб его вытянуть с того света, хотя и считала убийцей своей сестры, но папа не выжил.

Маму вырастила моя тетя. Как и меня. Бабушка умерла при родах, а дед через год после нее от инсульта. Восемнадцатилетняя Светочка удочерила свою сестру и вырастила ее, как родную дочь, а теперь вот и меня.

С личной жизнью не сложилось. Вся ее жизнь была в моей маме и во мне. Тетя не вышла замуж и не родила своих детей. ее зарплаты учителя едва хватало на нас и на коммунальные выплаты. Мы все распродали и мамино золото, и картины, и дорогой сервиз. Даже люстру из чешского стекла. И едва сводили концы с концами. На нашем столе не было мяса и рыбы, не водились сладости, только то что испечет тетя. Шоколад я видела на свой день рождения и на новый год. Мы с мамой Светой экономили каждую копейку.

Спустя неделю после последнего раунда к нам пожаловал Сиваков и сообщил, что я избрана невестой Звезды и финальный раунд уже будет просто красивым спектаклем, в конце которого Павлик сделает мне предложение и подарит кольцо. Вместо меня в обморок упала тетя, а я онемела и не могла ответить ни на один вопрос ведущего, который лучезарно улыбался и даже не присел на предложенный ему стул. Я может быть и заметила бы как брезгливо он морщит нос, но новость о том, что выбор пал на меня обескураживала до такой степени, что я ничего не слышала и не видела. Меня не смутило даже то, что нас не снимали. Как сказал Сиваков «не надо шокировать зрителей такой нищетой».

Потом они ушли с тетей на кухню, а я чуть не заверещала на весь дом от счастья. Мама Света вышла из библиотеки с какими-то бумагами в руках, а Сиваков удалился, огласив дату регистрации брака.

— Так быстро все произошло, — пожимала плечами тетя, — а где подарки для невесты? Где помолвка и приемы в ее честь? Не думала, что этот Звезда такой скряга. Разве не у него два дома и несколько иномарок?

Но я так привыкла к скромности и экономии, что не думала о подарках и драгоценностях. Ведь самым драгоценным подарком была эта свадьба. За три дня до торжественного дня меня отвезли в самый модный свадебный салон, сняли с меня мерки, я стояла на табурете перед огромным зеркалом и ойкала, когда меня кололи иголками, пришивая белые кружева, цветы и жемчуг к пышному белоснежному платью из атласа с очень низким декольте, тесным корсетом, стянувшим мою талию до каких-то мифически тонких объемов, переходящему в широкую юбку с фижмами из великолепной ткани, украшенной жемчугом и золотистыми нитями, под ней скрывался целый ворох нижних юбок. Все это снимала съемочная бригада, мне тыкали в лицо камерами и то и дело поправляли микрофон. И мне не верилось, что все это волшебство происходит со мной. Я вот-вот стану женой Паши. Конечно нам мало удалось пообщаться за это время только на постановочных свиданиях, которые снимали в разных ракурсах, но я была уверена, что у нас любовь. Самая настоящая. Как в кино. И с замиранием сердца ждала той самой заветной ночи, когда я стану принадлежать ему по-настоящему. Как в тех клипах, где он целовал других девушек, опрокидывая на постель и они выгибались под шелковыми простынями, когда он их целовал. Или на капоте машины или… да какая разница где ведь вместо них я всегда представляла себя.

И сейчас я стояла в невероятном платье с кружевной вуалью, приколотой бриллиантовой брошью к венку из белых искусственных роз и закрывающей мое лицо до половины, перед алтарем рядом с Павлом, пахнущим самым сладким сном и сводящим с ума своей неземной красотой. И не было никого счастливее меня в целом свете. Нас венчал сам Епископ Иннокентий в белой тиаре, с рассыпанными по ней бриллиантами и драгоценными камнями он возвышался над чашей со святой водой и при каждом произнесенным им «аминь» брызгал на нас ею под щелканье фотоаппаратов и нацеленных на нас огромных видеокамер. Пока я не произнесла сакральное:

— Да! Клянусь! Навсегда! Любить пока смерть не разлучит нас!

И посмотрела на своего мужа, который держал тонкими белыми пальцами обручальное кольцо…

Как вдруг широкие двойные двери торжественной залы распахнулись, и Епископ замолчал, а гости оглянулись, и я вместе с ними. В торжественную залу вошли странные гости. Их было человек десять. Одетых во все черное. Не русские. Они перекинулись парой слов на непонятном мне языке. Впереди всех вышагивал очень высокий мужчина широкий плечах настолько, что закрывал собой стоящих позади него людей. Я бы назвала его огромной черной пантерой, а не человеком. Он двигался, как смертоносное животное и его лицо с густой бородой казалось высеченным из камня. Все черты крупные, грубые. Резко выделяющиеся надбровные дуги, широченные скулы, выступающие вперед, как и глубоко посаженные раскосые черные глаза выдавали в нем восточные корни. Он осмотрел весь зал, словно отсканировал и перевел взгляд на нас с Пашей, а потом сел в первом ряду. В руках у него была алая роза. Он крутил ее в цепких пальцах и посматривал то на меня, то на моего жениха. Когда взгляд его жутких глаз останавливался на мне я слегка вздрагивала. В них не отражалось ничего кроме глубокого мрака и какого-то кровожадного голода, способного умертвить все живое вокруг.