— Отличная версия, — рассмеялся Костя. — Тем более это практически правда.

— Но на работе мы не будем афишировать наши отношения, — поспешила я добавить. — Пока, по крайней мере.

— Это разумно, — согласился шеф. — Сейчас это будет правильно. Я даже могу начать к тебе придираться и почаще вызывать к себе в кабинет на разбор полетов.

Я возмущенно открыла рот, посмотрела на его деловитую физиономию и постигла смысл сказанного.

— Харассмент? — прищурилась я.

— Еще какой! — осклабился Костик. — Можешь жаловаться, но исключительно мне. Обещаю, я во всем разберусь.

— Зме-е-ей, — протянула я, качая головой.

— Ш-ш-ш, — ответила довольный собой Константин Горыныч. Но быстро стал серьезным и повторил вопрос: — Я тебя напрягаю?

— Нет, — созналась я. — И я съезжу с тобой в твой домик в деревне. Но сегодня я беру отгул на остаток дня. У меня острая необходимость почесать язык об Лёлика.

— Не понял, — машина подрулила к тротуару. Костя заглушил двигатель и развернулся ко мне: — Об кого будешь чесать язык?

— Об Лёльку! — воскликнула я и рассмеялась. — Я так называю свою подругу.

Шеф погрозил мне пальцем, и я клацнула зубами.

— Не шали, — сурово велел мне Колчановский. Он первым вышел из машины, обошел ее и распахнул передо мной дверь: — Добро пожаловать домой, Пиранья Андреевна.

— Благодарю, голубчик, — важно кивнула я. — На чай получите, когда багаж донесете.

— Как скажите, барыня, — поклонился мне в пояс лицедей. — Мигом исполним-с.

Соседские бабульки, заинтригованные происходящим, проводили нас внимательными взглядами и углубились в обсуждение увиденного. Впрочем, мне на их выводы было наплевать, Костику тем более. Привычно играя в словесный пинг-понг, мы вошли в подъезд, поднялись на мой этаж и остановились перед дверью.

— Ты мне чай обещала, — намекнул Колчановский.

— На чай, прошу не путать, — заметила я и оказалась прижата к родной двери.

— Мне всё равно, как ты это называешь, — ответил Костя, ухмыльнувшись.

А в следующее мгновение накрыл мои губы своими, и я, обняв его, ответила с энтузиазмом, готовая платить по счетам своему носильщику. Не отрываясь от меня, он поднял руку, оперся на стену, принимая более устойчиво положение, и пустоту квартиры огласил дверной звонок.

— Там никого нет, — сообщила я, на секунду разорвав поцелуй. — Мы все здесь.

— Надо это исправить, — ответил Костя, снова впиваясь мне в губы.

А затем…

— А-а-а! — взвизгнула я, потому что за моей спиной вдруг образовалась пустота, в которую я не ввалилась только благодаря руке шефа, обнимавшего меня.

Порывисто развернувшись, я уставилась на незнакомца, стоявшего на пороге моей квартиры. Костя отодвинул меня себе за спину.

— Мужик, ты кто и какого черта тут делаешь? — с явным наездом спросил мой неандерталец.

— Может мы ошиблись? — нахмурилась я. Посмотрела на номер квартиры — нет, моя.

— Подождите минутку, — вежливо попросил незнакомец и крикнул в глубину квартиры: — Иван Васильевич, тут в квартиру ломятся.

— Кто?! — ошалело воскликнула я, отодвигая в сторону шефа. — Ну, знаете ли, это уже наглость, — и я с силой толкнула в грудь мужика, всё еще стоявшего на пороге. Он пошатнулся от неожиданности, и я просочилась в образовавшийся проход, успев предупредить Костика: — Не бить! — и встретилась нос к носу с родным дядей: — Какого черта?!

— И тебе привет, племяшка, — расплылся он в широкой улыбке. — Повзрослела, похорошела, мужика завела, — разом отметил он мои успехи. — Игорек, пропусти това… а уже сам вошел, — усмехнулся дядя, наблюдая за тем, как Колчановский, профессионально оттеснив Игорька, шагнул в квартиру.

— Вера? — позвал меня шеф.

— Знакомься, — заговорила я, не спуская с родственника пристального взгляда: — Кольцов Иван Васильевич — мой родной дядя. В своем репертуаре. Сказал, что приедет, и приехал. Мой ключ хоть еще подходит к замку?

— Не подходит, у тебя новый замок, — уведомил меня дядюшка. — А меня знакомить с кавалером собираешься?

— Колчановский Константин Георгиевич, — сам себя представил Костик, протянув руку. — Молодой человек вашей племянницы.

— И владелец холдинговой компании «Стрелец», — произнес дядя и пожал шефу руку.

— Заба-авно, — протянул Колчановский. — Однако осведомленность впечатляет. — И полюбопытствовал: — А кто у нас Игорек?

— Дядин телохранитель, — буркнула я и опомнилась. Бросив на Костю вороватый взгляд, я обнаружила, что брови его приподнялись в изумлении, и он, не скрывая ироничной усмешки, вопросил:

— Так у нас совсем тайн не осталось? Всё по-честному, значит?

Ситуация выходила неловкая, надо было что-то делать…

— Так, я устала, — я стремительно развернулась к шефу. — Костя, созвонимся. Дядя, у меня к тебе будет серьезный разговор.

— Но я только начал! — возмутился дядя Ваня.

Я снова ринулась к шефу. Гримасничая и делая страшные глаза, я вытолкала моего змея из квартиры, послала ему воздушный поцелуй и захлопнула дверь перед носом.

— Вера! — одновременно воскликнули дядя за моей спиной и Колчановский за дверью.

— Костя, я не открою! До завтра! — крикнула я шефу. После обернулась к дяде и утерла пот, выступивший на лбу. — Будешь лезть в мою жизнь?

— Буду, — честно ответил родственник, и я, отвернувшись, несильно стукнулась лбом об дверь:

— За что?!

— Забота — она такая, — философски заметил дядя, и я стукнулась лбом об дверь во второй раз.

ГЛАВА 27

— Мне так сты-ыдно, — страдала я, сидя на кухне своей подруги. — Лёлик!

Она смотрела на меня взглядом прокурора и особого участия не проявляла. Лёлька усиленно дулась, потому что я не спешила рассказывать ей о причинах тех самых мук во всех подробностях, только в общих чертах. Подробностей мне и самой хватало, но нужны были уши, куда я могла влить свои стоны, чтобы не лопнуть от осознания собственного лицемерия, ну и ради капли сочувствия и чего-то вроде: «Да всё в порядке, мать, поймет». Но ничего такого я не услышала, кроме:

— Ты скажешь, в чем дело, или мне тащить клещи?

— Я — лицемерка!

— Ты вообще чудовище!

— Я — трус, и у меня таракан, пусть один, но во всю голову!

— Ты вообще обо мне не думаешь!

— Ты собираешься меня жалеть?!

— Да, но после подробностей.

— Жестокая!

— Сама такая. Помру, даже не вздумай на моей могиле каяться, я тебя из принципа слушать тогда не стану. Пусть тебе будет стыдно.

А мне было стыдно. Правда, не из-за Лёлика, на нее я почти обиделась, потому что она не выполняла функции жилетки. А мне было себя жалко, и… стыдно. Перед Костей. Но он этого еще не знал, мы пока не успели нормально пообщаться после прилета. Сначала я его выставила и легла костьми под дверями, чтобы они с дядей Ваней не состыковались раньше, чем я проведу беседу с одним и не придумаю, как красиво прикрыть свой обман перед вторым. Ну, в общем, да, мне просто было стыдно.

Я рвала на груди рубашку, с надрывом требуя быть со мной откровенным. Обижалась, сбегала, тянула клещами то, без чего, по здравому размышлению, могла бы обойтись. И когда он открылся, поделился тем, о чем сам не хотел вспоминать, я так и осталась со своим откормленным тараканом в голове, продолжая его лелеять. А когда мой секрет открылся таким неожиданным образом, я запаниковала.

— Он же мне про себя всё! А я даже ни полсловечка, — похлюпала я носом, давя на жалость упертой Лёльке. — Ну и чего испугалась, спрашивается? Ну, был бы бонус, а я что?!

— Что? — мрачно вопросила Лёлик.

— Ни-че-го, — закончила я, трагически понизив голос.

— Девочки, вы там отдыхаете? — возник в дверном проеме подругин муж.

— Да ты что?! — округлила глаза Лёлька. — У нее же дядя Ваня приехал! Я не враг нашему с тобой здоровью и нервам. Трезвость — норма жизни.

— Тогда откуда этот театральный надрыв? — спросил самоубийца Толик, глядя на нас с любопытством.

— Да что б ты понимал, хомо мужикус, в тонкой душевной организации женщины! — возмутилась его жена. — Бери свой каменный топор и чеши отсюда за мамонтом!

— Действительно, Толик, — проворчала я. — Не разобравшись, сразу ярлыки вешаешь. Тут трагедия всей жизни, а ты…

— Понял-понял! — поднял руки человек-мужик. — Надрывайтесь от души, я в ваши тонкости не полезу. Так вообще без мозгов остаться можно. Я к Димону.

— Не пить! — грозно напутствовала мужа Лёлик.

— Да понял же, говорю, — донеслось от двери.

— С моим споются, как пить дать, — мрачно возвестила я и вздохнула «с моим…». Звучит-то как!

— А он-то тебе, что рассказал? — на волне моего умиления вплыла в сознание подруга, и я отмахнулась:

— Да неважно. Главное, что я его доверие вроде как обманула. Он, значит, душу нараспашку, а я ему фигу с маслом.

— Драматизируешь, — фыркнула Лёлька. — Дядя все недомолвки окупит.

— Дело не в дяде, и не в его деньгах, дело в доверии, — вздохнула я. — Думаешь, поймет?

— Если любит, поймет и простит, — кивнула подруга и заныла: — Ну, скажи-и-и…

— Да нечего рассказывать, — снова отмахнулась я, и Лёлька насупилась:

— Вот и вали к нему каяться, а у меня лимит жалости исчерпан. Не могу я сочувствовать два часа без передыха, когда меня не стимулируют информацией. Всё, баста, мать. Дальше своему мужику мозг выноси, мой аудиенцию закончил.

— Хорошая мысль, — согласилась я. — Только он с утра со мной не разговаривает.

Лёлик посмотрела на меня с новым интересом:

— Поясни.

Я достала телефон и показала сообщение, полученное поздно вечером: «Спокойной ночи, тигрик. Надеюсь, тебе холодно так же, как и мне. Люблю. До завтра».