Рафаэль слышал сочувствие и страсть в ее голосе и понимал, как сильно ее это волнует. Он растрогался.

– В любом случае сейчас я здесь и хочу встретиться с Салли Энн, лично выразить свое восхищение тем, что она делает. И конечно, показать фотографии Пру.

– А другие собаки у вас есть?

– Еще одна собака из приюта по кличке Поппи. Я бы очень хотела взять еще, но это уже нереально.

– Наверное, после медового месяца вы заберете собак к себе? Где вы собираетесь жить, здесь или в Лондоне?

– М-м-м. Я… Мы…

Рафаэль почувствовал, что Кора окаменела, и заметил, как журналистка навострила уши.

Его мозг лихорадочно работал в поисках подходящего ответа.

– Мы с Корой еще не решили, где жить. Но, куда бы ни отправились, Пру и Поппи, конечно, поедут с нами.

Нужно прекратить дальнейшие разговоры на тему будущего. Нет смысла тратить на это время. У них нет счастливого, уютного будущего в доме за белым заборчиком, и ему совсем не хотелось фантазировать на тему подобного кошмара. Рафаэль сильно сомневался в своей способности сделать это сколь-нибудь убедительно.

– Может, пора сделать несколько фотографий?

Когда журналистка ушла, Кора повернулась к Рафаэлю:

– Извините. Я не собиралась упоминать собак и Салли Энн. Просто вдруг подумалось, что для нее это будет отличной рекламой. Я понимаю, для нас это лишнее, и я не должна была этого делать.

– Кора, все в порядке. Это ничем нам не повредило.

– Правда?

– Правда. Тактически даже очень неплохо. Ваша любовь и забота об этих собаках выглядела такой очевидной, такой настоящей. В этом настоящая Кора Дервент, совсем не похожая на Кейтлин. Теперь Кристина напишет о вас, и это именно то, что нам нужно. К тому же это отвлекло внимание от наших любовных отношений, что тоже кстати. Я вдруг понял, как мне трудно изображать веру в семейное счастье до гробовой доски.

– Но ведь есть доказательства. На свете миллион счастливых семейных пар.

– На свете много семейных пар, – поправил он.

– Вам не кажется, что это несколько цинично?

– Нет. Судите сами. Сколько из этих пар живут вместе только ради детей, или материальной выгоды, или потому, что боятся одиночества? Сколько из них пожертвовали своими мечтами ради сохранения брака?

– Даже если часть из того, что вы сказали, правда, многие люди, живущие вместе, просто любят друг друга.

– Может быть. Но любовь может причинить невероятную боль. Зачем рисковать?

– Затем, что вы доверяете другому человеку.

– Доверяю? Доверие нерационально. Вас могут обмануть, хуже того, вы можете обмануться сами. – Кора поморщилась, и он понял, что попал в цель. – Неужели вы действительно считаете, что можно безраздельно доверять другому человеку?

– Не знаю.

– Вот именно. Единственное, чего вы добьетесь, эфемерного семейного счастья. К тому же существует вероятность того, что любовь пройдет. А она исчезнет почти наверняка. Не существует безоблачного счастья до гроба. Жизнь диктует, что на смену придет какое-нибудь несчастье.

– Ну все. Хватит. Я поняла вашу точку зрения и не уверена, что смогу оспаривать ее логически. Но считаю, что с правильным человеком стоит рискнуть.

– Ладно. Надеюсь, однажды вы встретите своего правильного человека. – Обычного среднего парня, о котором она мечтала. По какой-то причине мифический Джо Середняк вызывал у него легкое раздражение. – А пока как насчет того, чтобы посмотреть Гранаду? У меня есть билеты в Альгамбру.


Кора купалась в атмосфере Гранады. Буквально впитывала ее вибрации, суету многолюдных улиц, роскошные ароматы. Стресс от свадьбы и нервозность из-за интервью улеглись. Да и как иначе, ведь Рафаэль рассказывал о Гранаде, и его очевидная любовь к этому городу звучала в каждом слове, а знание истории поражало. Она, онемев, слушала рассказ о том, как в течение веков строилась Гранада, чтобы превратиться в один из самых процветающих в Европе городов Средневековья, пока в пятнадцатом веке религиозные войны не разорили окрестности и в конечном итоге не привели к осаде самой Гранады.

– Война закончилось триумфальной победой католических королей Изабеллы и Фердинанда, которые въехали в город, облаченные в церемониальные мусульманские одежды.

– Расскажите еще.

– Потом. Лучше оглянитесь вокруг, посмотрите на сегодняшнюю Гранаду.

Посмотрев вокруг, Кора поняла, что он прав. Здесь столько всего стоит увидеть. Воздух пронизывала музыка и треск маракасов, уличные танцоры скользили и кружились под звуки аккордеона, сплетавшиеся с быстрой испанской речью. А фрукты! Она не знала, чего ей хочется больше.

– Пахнет, как настоящая клубника.

– В отличие от воображаемой?

От его улыбки пошли мурашки.

– Ха-ха! Я имею в виду, что эти ягоды пахнут, как и должна пахнуть клубника, а ягоды из супермаркета – никогда. Даже ананасы выглядят более ананасно.

– Жаль, что сейчас не осень. Вам бы понравились сезонные фрукты. Черимойя, ее еще называют кремовое яблоко, хурма, айва и асуифайфа.

– Что такое асуифайфа?

– Она похожа на желудь, но имеет вкус яблока.

– Откуда вы столько знаете об Испании?

– Я вам наскучил?

– Нет! Благодаря вам передо мной ожило прошлое и настоящее Гранады. Я просто подумала, что, возможно, ваша семья жила в Испании, поэтому вы знаете язык и так сильно ее любите.

Не стоило задавать этот вопрос. Непринужденность Рафаэля сменилась напряженностью, улыбка исчезла с лица, будто никогда ее и не было.

– Что-то вроде того. Если мы хотим попасть к двум в Альгамбру, надо перекусить.

Они вошли в маленький ресторанчик, и его отстраненность стала почти осязаемой. Когда она научится думать прежде, чем говорить? Зачем задала дурацкий вопрос? В конце концов, Рафаэль не пригласил на свадьбу никого из родственников. Достаточное доказательство того, что его семья – это табу.

Они уселись на улице под навесом. Кора начала просматривать меню, но никак не могла сосредоточиться.

– Мне правда очень жаль. Я не хотела совать нос. Честно. Ваши семейные дела меня совершенно не касаются.

На миг ей показалось, что он согласился с этим, и она снова пожалела, что не удержала рот закрытым. Ну почему она такая неловкая?

– Я не хотела, чтобы так вышло. Мы так хорошо беседовали, и Гранада мне очень нравится. Будет жаль, если все испортится из-за моего длинного языка.

Рафаэль долго смотрел ей в лицо, пожал плечами:

– Вопрос совершенно справедливый. Я вырос, не зная, кто мой отец. Единственное, что я знал, он испанец, поэтому старался узнать об Испании как можно больше. Можно сказать, я стал одержимым ею. Но своими знаниями я обязан именно этому. Теперь вы можете этим воспользоваться. Например, могу перевести вам меню.

Очевидно, он не хотел развивать эту тему, просто сообщил кое-какую информацию, делая вид, будто говорит о чем-то несущественном.

– Тем лучше, тогда, может, закажете нам что-нибудь?

– Конечно.

– Ну, что мы будем есть?

– Я заказал несколько типично местных блюд. Patatas a lo pobre, что в переводе означает картошка по-бедняцки. Картофель медленно жарят в оливковом масле с луком и зеленым перцем. Потом plato alpuharreno. Нельзя побывать в Гранаде и не попробовать его. Это вяленые свиные колбаски с поджаренным яйцом. А закончим хлебом с queso curado — состаренным сыром. Не знаю, как они его состаривают, но вкус получается исключительный.

– Звучит отлично.

И сами блюда, когда их принесли, оказались невероятно вкусными. Земной вкус простых натуральных продуктов надолго оставался во рту. Но даже когда она с наслаждением смаковала каждый кусочек, ее не оставляли мысли о том, как маленький темноволосый мальчик по имени Рафаэль по крупицам собирал сведения об Испании, чтобы обрести какую-нибудь связь с человеком, которого никогда не знал, но которому обязан цветом волос и средиземноморским оттенком кожи.

– О чем вы думаете?

Коре хотелось избежать банальностей, но ничего лучше на ум не пришло.

– Мне жаль, что с вашим отцом так получилось. Я понимаю, вы не хотите об этом говорить, но мне бы хотелось узнать.

– Тут не о чем сожалеть, я отлично обошелся и без него. Единственное, почему мне не хочется говорить о нем, заключается в том, что он того не стоит. Так что, если вы закончили, давайте двинемся в Альгамбру.

Кора внимательно посмотрела на него, но все бесполезно.

– Идем.


Пока они шли, Рафаэль задавался вопросом, зачем вообще упомянул отца. Должно быть, все дело в раскаянии и чувстве вины на лице Коры и в ощущении, что она привыкла следить за собой, чтобы не сболтнуть лишнего. Словно вдруг осознав, что тишина затянулась, Кора бросила взгляд на него, и Рафаэля снова поразило, до чего же она хороша.

– Я что, испачкала лицо желтком?

– Нет. Я думал о том, какая вы красивая.

– В самом деле?

– В самом деле.

– М-м-м, полагаю, я должна поблагодарить. Ладно. Похоже, я не знаю, что делать с комплиментами, так что лучше помолчу. Давайте поговорим про Альгамбру.

Хорошая мысль, но что с ним происходит?

В сознание Рафаэля закралось подозрение, что Кора каким-то образом запала ему в душу, о чем говорило легкое покалывание на коже и дурное предчувствие. Вспомнился рассказ Этана о том, как он влюбился в Руби: «Это трудно объяснить, приятель. Совсем недавно я был уверен, что у меня иммунитет в отношении любви, а уже в следующую минуту Руби пробила его и заронила семя любви в мое сердце. Не успел я оглянуться, как оно взошло и расцвело пышным цветом».

Нет, с Рафаэлем такого не случится. В отличие от Этана он считает любовь болезнью и не собирается поддаваться этому крохотному микробу.

Пора превращаться в экскурсовода.

– Вы полюбите Альгамбру.

В этом полудворце-полукрепости красота мавританского зодчества смешалась с великолепием христианского искусства и, приходя сюда, Рафаэль неизменно испытывал ощущение благоговейного трепета и покоя. Несравненная архитектура, шум воды в фонтанах, шелест листьев, соловьиные трели и ароматы диких цветов и мирта.