– Из-за цвета зданий и лесов арабские поэты называли ее «жемчужиной в изумрудной оправе».

Когда они вошли во дворцы Насридов, Рафаэль рассказал ей об этой династии. Он старался не обращать внимания на то, как сжалось сердце, когда он увидел заинтересованное и восхищенное лицо Коры, впитывавшей в себя красоту того, что их окружало.

– Строительство началось в тринадцатом веке при Мухаммеде бен аль-Ахмаре, который перенес сюда свою монаршью резиденцию. Тогда были заложены дворцы. Но основная часть того, что мы видим сегодня, включая Патио-де-лос-Леонес, построили при Юсуфе Первом и Мухаммеде Пятом.

– А что потом случилось с Насридами? – спросила Кора, когда они вошли в патио. – Им пришлось оставить Альгамбру?

– Последним «царем» Гранады был Боабдил. Он сдался на милость Фердинанда и Изабеллы, и ему даровали свободу. Рассказывают, что, уезжая из Гранады, он остановился в двенадцати километрах от города, оглянулся, посмотрел на то, что потерял – все его достояние во всем своем великолепии, – и тяжело вздохнул. И тогда его мать сказала: «Ты правильно сделал, что бежал, как женщина, оставив то, что не смог защитить, как мужчина».

В тихом смехе Коры Рафаэлю послышалась если не горечь, то уж точно не веселье.

– Может, это и произошло много веков назад, но если бы мой брат потерял Дервент-Мэнор, думаю, моя мать высказалась бы так же.

– Но его, по крайней мере, никто не станет выбивать из Мэнора с помощью военной силы. Разве что он решит передать его в какой-нибудь трастовый фонд.

– Он этого не сделает, а поступит как роди тели: потратит свою жизнь на то, чтобы добывать деньги на содержание Мэнора.

– Любыми способами? Даже если они аморальны?

– Не знаю, каковы представления Гейба о морали. Родители уверены, что самое главное – удержать Дервент-Мэнор в руках семьи. Это оправдывает все, и зло становится добром. Ради этого можно пожертвовать чем угодно. Они верят в необходимость продолжения рода и важность того, чтобы собственность Дервентов переходила от отца к сыну.

Таких же принципов придерживались и герцоги де Аисы. Это и заставило Рамона Аиса совершить жестокое предательство, отказаться от Эммы и Рафаэля.

– А вы? Во что верите вы?

– Мне бы хотелось верить, что добро и зло важнее, а личные желания и потребности тоже должны приниматься в расчет. Если Гейб не хочет заниматься наследством Дервентов, то и не надо. Но все не так просто. Я думаю, дело в том, что истинный Дервент должен хотеть стать наследником, иного выбора нет. Все предопределено.

– Важнее всего долг в отношении семейного наследия?

Рамон, наверное, тоже считал свой долг перед династией важнее, чем долг перед сыном и женщиной, которую он любил.

– Вы чувствуете ответственность перед людьми, которые работают на винограднике, но не перед самой землей. Можете спокойно уйти. Дон Карлос и мои родители чувствуют связь с землей и камнями, потому что это веками принадлежало их предкам. Если бы виноградник принадлежал вам несколько сотен лет, он стал бы землей Мартинесов, и ваши потомки чувствовали бы свой долг перед ним.

На какой-то безумный миг эта идея захватила Рафаэля. Но он отбросил ее. Его кредо – жить моментом, а не веками.

– Со мной такого не случится. Я не передам виноградник наследнику.

– Неужели у вас совсем нет желания иметь детей?

– Я думал об этом. Но как-то не складывается. У меня нет желания связываться с одной женщиной на всю жизнь. Но если бы у меня был ребенок, я бы хотел принимать полноценное участие в его жизни.

Почему их разговор свернул в эту сторону? Никакая другая женщина не задавала подобных вопросов. Видимо, они слишком увлеклись, наслаждаясь преимуществами его образа жизни.

– Давайте двигаться дальше. Впереди много интересного. Это Патио-де-лос-Леонес.

Рафаэль показал в центр квадратного дворика – фонтан, состоявший из двенадцати львов, державших на головах двенадцатиугольную чашу. Вода, посверкивая, изливалась из пастей белых мраморных существ, олицетворявших собой Силу, Власть и Независимость.

– Это один из наиболее известных образцов мусульманской скульптуры. И определенно один из самых красивых и самых реалистичных. Ибн Замрак, поэт четырнадцатого века, посвятил этой чаше стихотворение, описывая фонтан примерно так: «Жемчужина, откуда течет жидкое серебро, являя миру свою красоту».

Кора смотрела на фонтан, затаив дыхание, и, казалось, не замечала толпы туристов, заполнивших весь дворик.

– Как красиво.

– Да, стихотворение заканчивается пожеланием мира читателю: «Пусть ваша жизнь будет долгой и безмятежной, умножая радости ваши и мучения врагов ваших».

– Вы произнесли это как-то слишком эмоционально. Вы действительно хотите, чтобы ваши враги мучились?

– Да. А вы, как я понимаю, нет?

– Наверное, зависит от обстоятельств, но, кажется, я не большой энтузиаст кого-нибудь мучить. Вопрос в том, почему вы стали врагами. Не лучше ли попытаться разобраться в ситуации, чем усугублять ее? Думаю, это в чем-то схоже с агрессивной собакой. Выход не в том, чтобы тоже стать агрессивным.

От мысли во всем разобраться с доном Карлосом Рафаэль почувствовал черную тяжесть, и его ноги буквально приклеились к полу, в то время как Кора пошла дальше. Тем не менее, когда он посмотрел на нее, в груди разлилось тепло, рассеявшее мрак. Мысли о мести унеслись прочь.

Внезапно Рафаэль осознал, что неотрывно следит за тем, как она обходит мраморные колонны, с интересом смотрит на них, наверняка подсчитывая эти чертовы штуковины. Он потер лицо. Да что с ним такое? Ему нужно мстить, именно на этом он должен сосредоточиться. А медовый месяц лишь интерлюдия, необходимая, чтобы подобраться к дону Карлосу. Конечно, ему хотелось, чтобы Кора воспользовалась моментом и получила удовольствие, но это лишь приятное отклонение от истинной цели их брака. И Рафаэль не собирается об этом забывать.

Глава 12

Кора осмотрела свой унылый темный гардероб, решая, что надеть. Наиболее очевидный выбор для обеда в ресторане фламенко – платье, в котором она ходила на обед с родителями. Проблема в том, что ей не хотелось надевать его. Ей хотелось другое платье. То, которое подарил Рафаэль и которое притягивало взгляд золотым мерцанием. Но как это будет выглядеть?

Ей вспомнились слова мужа: «Оставьте это платье себе для какого-нибудь другого случая. Для другого раза, когда вам захочется его надеть. Потому что в нем вы поразите весь мир и того мужчину, для которого его наденете». Здорово, нечего сказать. Значит, сейчас ей хочется поразить Рафаэля Мартинеса? Да что же с ней случилось?

А случился он. За последние два дня в Гранаде она увидела его со стороны, о существовании которой даже не подозревала в этом «пустом плейбое». Вчерашний день в Альгамбре показал его любовь и глубокое знание истории и культуры. После посещения дворца Насридов они осмотрели оставшуюся часть великолепного сооружения, побродили по садам с цветущими апельсиновыми деревьями, грандиозными тысячелетними кипарисами, зарослями мирта и прекрасным розарием. Но окончательно Рафаэль поразил ее сердце именно сегодня, когда настоял на том, чтобы вместе пойти в собачий приют. Он выслушивал историю каждого животного, заходил в вольеры вместе с Корой, общался с каждой собакой.

Кора потянулась к золотому платью, отступила. Стоп. Неужели она окончательно утратила способность соображать, понимать, что происходит? Да, Рафаэль проявил сочувствие к несчастным собакам, но это не связано с ее желанием надеть платье и поразить его. К тому же не стоит забывать, что всякий раз, когда она делала попытки произвести на кого-то впечатление, это оборачивалось ужасными последствиями, оставлявшими в ее душе глубокие раны.

Кора вспомнила чудовищный случай с парнем из университета, который очень упорно ухаживал за ней, пока она, в конце концов, не сдалась и не переспала с ним. После этого он прервал с ней всякие контакты, и вскоре она узнала, что все было частью обряда посвящения в студенты. Парень поспорил, что добавит к списку своих сексуальных побед девушку из аристократической семьи.

А потом, конечно, Руперт. Последним стал ловкий жулик, представлявшийся журналистом. Правда, речь не шла о романтических отношениях, но Денверы лишились бриллиантов, а Кора утратила ту малую толику доверия, которую заработала у родителей. Такой вот печальный список.

Но Рафаэль совсем другое дело.

– Фу-ты!

Кора сердито фыркнула, заставляя себя вернуться к реальности. Дело в том, что нет смысла пытаться поразить Рафаэля Мартинеса. Он ясно дал понять, что не желает, чтобы в их отношения примешивалось влечение, полагая, что Кора думает так же. Но даже если это не так, отношения с ним могут обернуться катастрофой. Кора содрогнулась от этих мыслей, и руки сами собой потянулись к надежному серому платью.

Войдя в гостиную, она почувствовала легкое разочарование от неспособности взглянуть ему в глаза и сосредоточила внимание на отдаленных джазовых звуках тромбона, наполнивших ее сожалением о том, что выбрала самый безопасный путь.

– Я готова.

Резкий визгливый звук собственного голоса заставил ее вздрогнуть. Кора повернулась к двери и замерла, увидев высокую фигуру, преграждавшую ей путь, широкие плечи, треугольник голой загорелой груди в обрамлении черного шелка рубашки. Господи, помоги! От него так приятно пахло, что у нее закружилась голова. Сделав над собой отчаянное усилие, Кора улыбнулась и напомнила себе, что она в Гранаде и собирается насладиться вкуснейшей едой и фламенко. Не о чем сожалеть и сокрушаться.

– Пойдемте! Очень хочется есть.

– Вот и хорошо. Я думаю, вы получите больше удовольствия, чем в любом самом шикарном ресторане.

– Надеюсь, вы правы.

Проходя по ярко освещенным улицам вечерней Гранады, Кора почувствовала, как потеплело на душе. Рафаэль думал о ней. Она почти не сомневалась, что его обычные подруги предпочли бы ужин в известном дорогом ресторане, где все смотрели бы на них, а официанты лезли вон из кожи, чтобы им угодить.