— Что-нибудь не так? — вдруг спросил Рок.

— Разве что-нибудь может быть не так?

Он взял меня за плечи и прижал к себе, поэтому я не могла видеть его лица.

— Нет-нет… Ты здесь, в Пендоррике. Значит, ничего не может быть.

В этот момент я услышала шаги и, повернувшись, увидела вошедшего мужчину в одеянии священника. Я поспешно высвободилась из объятий Рока.

— Добрый день, викарий, — как ни в чем ни бывало приветствовал его Рок.

— Сьюзан сказала мне, что вы здесь. — Он подошел к нам и взял мою протянутую руку. — Добро пожаловать в Пендоррик, миссис Пендоррик. Мы счастливы видеть вас здесь. Как вы находите нашу церковь? Не правда ли, в ней есть что-то завораживающее?

У него были приятные манеры и живой, радостный взгляд — взгляд человека счастливого, для которого жизнь полна интереса и смысла.

— Да, действительно, — согласилась я.

— Я получаю огромное удовольствие, роясь тут в церковных записях. Я всегда мечтал обосноваться в Корнуолле. Это самое замечательное и загадочное место во всей Англии. Вы согласны, миссис Пендоррик?

— Охотно верю, что так и есть.

— Чрезвычайно своеобразное место. Я всегда говорю Сьюзан, что стоит пересечь Тэймер, как сразу чувствуешь разницу. Как будто попадаешь в совершенно другой мир — далекий от прозаической Англии. Здесь, в Корнуолле, кажется, может случиться все, что угодно. Это оттого, что тут так сильны старые традиции, обряды и предрассудки. Вы представляете, некоторые здешние жители все еще оставляют хлеб и молоко на пороге для «маленького народца»[14] и клятвенно заверяют, что к утру пища исчезает.

— Я предупреждал тебя, что местные нравы — любимый конек нашего викария, — улыбнулся Рок.

— Боюсь, что ваш муж прав. Вам это интересно, миссис Пендоррик?

— Я до сих пор просто не думала о таких вещах, но, кажется, я заинтересовалась.

— Чудесно. Мы непременно как-нибудь встретимся и побеседуем. — Мы не спеша двинулись вокруг церкви, и он продолжал: — Это скамьи Пендорриков возле кафедры. Видите, они отделены от остальных… Наверное, в былые времена их заполняли члены семьи, чады и домочадцы. Теперь все переменилось… А вот это, — он указал на один из прекрасных витражей, — соорудили в память Ловеллы Пендоррик. Я считаю, что цвета в нем чудо как хороши. Я редко встречал подобное мастерство.

— Ты видела ее портрет в северном холле, — напомнил Рок.

— Ах, да… Она ведь умерла очень молодой?

— Верно, — подтвердил викарий, — в родах. Это был первый ребенок, ей было всего восемнадцать лет. Ее называют Первой Невестой.

— Первой? Но ведь и до нее должны были быть… Ведь Пендоррики очень старинный род, насколько мне известно.

Викарий уставился в окно ничего не выражающим взглядом.

— Бывает, что какое-то выражение или название входит в употребление, а его возникновение овеяно легендой. А вот мемориал другому из Пендорриков. Великий герой. Друг и соратник Джонатана Трелони, похороненного недалеко отсюда, в Пелинте. Того самого Трелони, который бросил вызов Джеймсу Второму и про которого сложены песни.

Он двинулся дальше, показывая достопримечательности церкви.

Через некоторое время он оставил нас, подтвердив приглашение жены зайти на чашку кофе и заверив меня, что будет чрезвычайно рад снова увидеться и с удовольствием расскажет мне все, что знает о древнем Корнуолле.

Мне показалось, я прочла на его добром лице тревогу, когда он тронул меня за руку, сказав:

— Не стоит придавать значения всем этим старым россказням, миссис Пендоррик. Просто любопытные сказки, не больше.

Мы попрощались у дверей церкви. Когда мы остались одни, Рок вздохнул.

— Он кого угодно может заговорить, стоит ему сесть на своего любимого конька. Я уж было подумал, что он собирается прочитать нам длиннющую лекцию и мы никогда от него не отделаемся. — Он взглянул на часы: — Нам бы надо поторапливаться. Вот только быстренько пробежимся по кладбищу. Тут есть очень забавные надписи.

Мы пробирались между могильных камней, некоторые были такие древние, что надписи стерлись совсем, многие покосились и торчали в разные стороны. Мы остановились перед могилой, которая, очевидно, лучше других была защищена от непогоды, потому что, хотя дата на надгробье была 1779, слова легко читались. Рок прочитал вслух:

Друзья мои, смотрите,

Где я нашел покой.

Свой срок нам всем назначен

Покинуть мир земной.

Хотя я в расцвете сил был,

Господь меня прибрал.

Никто в земной юдоли

Судьбы не миновал.

Он повернулся ко мне, улыбаясь:

— Веселенькие стишки. Теперь твоя очередь. Когда мы с Морвенной были детьми, мы часто приходили сюда и читали по очереди вслух.

Я остановилась перед другим надгробным камнем, менее древним, на котором была выбита дата 1842.

Порхай, как мотылек,

Не знай беды злосчастной —

Как я, в могилу лечь

Ты можешь ежечасно.

— Все та же тема, — сказала я.

— А что бы ты хотела — здесь, среди мертвых? По-моему, вполне подходящие стихи.

— И все же хорошо бы найти что-нибудь не столь мрачное, где поменьше напоминаний о смерти.

— Не так-то это просто. Впрочем, иди-ка сюда, — сказал Рок, увлекая меня за собой по высокой траве.

Наконец он остановился у одной из могил и прочитал:

Хоть был я глух и нем,

Познал я в жизни толк:

Не ссорился ни с кем —

Ругаться я не мог.

Мы улыбнулись.

— Ну вот, другое дело. Куда веселее, — согласилась я. — Я ужасно рада, что у него действительно не было худа без добра.

Я хотела осмотреть другую могилу, рядом и, неловко повернувшись, споткнулась о скрытый в густой траве бордюр.

Рок поспешил ко мне и помог подняться.

— Ты не ушиблась, родная? Все в порядке?

— Спасибо. Нет, я не ушиблась. Вот только чулок разорвала.

Я огорченно посмотрела на спущенный чулок.

У него в голосе был неподдельный испуг, и я почувствовала себя счастливой. Все мои черные мысли показались мне глупостью.

— А ведь кое-кто из здешних сказал бы, что это дурное предзнаменование — упасть на могилу, да еще и при первом же посещении кладбища!

Его глаза смеялись.

— А предзнаменование чье именно?

— Вот этого я сказать не могу, не знаю. Но что примета дурная, это уж точно.

— Как, должно быть, трудно жить некоторым людям, — размышляла я вслух. — Они кругом видят знаки, предзнаменования, во всем — руку судьбы. Выходит, по собственной воле ничего и не сделать.

— Тогда как ты — хозяйка своей судьбы и души и перекладывать вину на звезды или что-нибудь еще в этом роде не собираешься?

— Вот именно. А ты, Рок?

Он вдруг поцеловал мне руку.

— Как всегда, мы с тобой думаем одинаково.

Он огляделся и сказал:

— А вон там, видишь, — семейный склеп Пендорриков.

— Я должна его увидеть! — воскликнула я и направилась туда, на этот раз не забывая глядеть под ноги. Рок шел следом.

— Здесь покоятся многочисленные мертвые Пендоррики, — важно произнес Рок.

Это был богато украшенный мавзолей. Три ступеньки вели вниз к двери.

Мне вдруг расхотелось заходить туда.

— Пожалуй, для одного солнечного утра я уже довольно думала о смерти.

Рок обнял меня и поцеловал. Затем, отпустив меня, он спустился по ступенькам проверить дверь, а я осталась стоять, где была. Вдруг я заметила на позолоченной ограде лавровый венок, повешенный кем-то на заостренный прут. Подойдя ближе, я увидела прикрепленную к венку карточку. «Барбарине», — прочла я.

Подошел Рок, но ничего, казалось, не заметил, и я не стала говорить ему о своей находке. Почему-то мне захотелось поскорее покинуть это скорбное место.

Ленч подали в одной из небольших комнат, непосредственно выходящих в северный холл. Все было очень вкусно, Чарльз и Морвенна очень старались, чтобы я почувствовала себя дома, и мне показалось сейчас, что я уже давно знаю их. Близнецы и Рейчел Бектив тоже были за столом. Ловелла болтала без умолку, Хайсон не произнесла и двух слов, а гувернантка явно чувствовала себя другом семьи. Она приструнила Ловеллу, когда та слишком уж разошлась; со мной же была подчеркнуто любезна и дружелюбна. Я подумала, что, может быть; была неправа, когда так сразу невзлюбила ее.

После ленча Рок и Чарльз ушли вместе а я пошла к себе за книгой. Я решила сделать то, о чем подумала, как только увидела из окна внутренний дворик — посидеть там под пальмой и почитать.

Я взяла книгу и вышла наружу. В тени было восхитительно прохладно. Я залюбовалась красотой этого уединенного места, и сейчас дворик напомнил мне Испанию, где подобные дворики есть в каждом доме. Цвели голубые, розовые и белые гортензии, дивно пахла лаванда, бронзовый Гермес отражался в воде бассейна, где плавали золотые рыбки.

Я хотела читать, но не могла сосредоточиться — мне все казалось, что из окон за мной наблюдают. И как я ни убеждала себя, что это глупо и кому здесь нужно подсматривать за мной, да и если бы и подсматривал, то что мне за дело — все было напрасно. Тем не менее я заставила себя прочитать несколько страниц.

Вдруг за спиной у меня послышался шорох и чьи-то руки закрыли мне глаза. Я сильно вздрогнула и сказала гораздо более резко, чем хотела: