Погода стояла чудесная. Папа обычно работал по утрам, а в полдень ходил купаться в море, пока я накрывала на стол. В тот день я сказала Року, чтобы и он пошел с ним.

— А ты сама не хочешь пойти с нами?

— Мне нужно готовить ленч, и я управлюсь куда быстрее, если вы оба не будете путаться у меня под ногами.

Они отправились вместе, но уже минут через десять Рок вернулся. Он вошел в кухню и по обыкновению уселся на стол. Он сидел спиной к окну, и в лучах солнца острые кончики его ушей светились красным пламенем.

— Ты иногда похож на сатира, — заметила я.

— А я и есть сатир.

— Почему ты так скоро вернулся?

— Почувствовал, что разлука с тобой для меня невыносима, проводил твоего отца до пляжа, а сам повернул назад.

— Какой ты глупый! Не мог прожить без меня лишние пятнадцать минут?

— Ни минуты!

Я была счастлива, что он со мной, но когда стол был накрыт, а папа все не шел, я забеспокоилась.

— Надеюсь, он не заболтался с кем-нибудь на пляже и не забыл, что мы ждем его, — сказала я.

— Он не мог ни с кем заболтаться: сейчас уже время сиесты и на пляже никого не осталось.

Прошло еще пять минут, папы все не было, и тревога моя росла. Как оказалось, не напрасно. Больше я не видела его живым.

Тело нашли к вечеру того же дня. Решили, что у него начались судороги, и он не смог выплыть — это казалось тогда единственным возможным объяснением. Для меня наступили темные дни. Утешением для меня был только Рок, я не знаю, как пережила бы такое горе, не будь его рядом. Судьба забрала у меня родителей, оставив мне только мужа.

И лишь спустя некоторое время пришли мучительные и страшные подозрения.

Глава 2

Печален был наш медовый месяц. Я не могла избавиться от чувства вины, мне казалось, что я в чем-то предала папу, не уберегла его.

— Я должна была сделать что-нибудь, я могла что-то сделать, я знаю! — повторяла я, лежа в объятиях Рока на следующий день после трагедии, а Рок пытался меня успокоить:

— Но что же, любимая, что ты могла? Ведь ты же не могла заранее знать, что у него случится судорога. Это ведь с любым может произойти. И даже если море спокойно, без посторонней помощи человек утонет.

— У него раньше никогда не бывало судорог.

— Все когда-то бывает в первый раз.

— И все-таки здесь что-то не так… было еще что-то…

Он погладил меня по волосам, отведя назад упавшую на лицо прядь.

— Дорогая, не терзай себя так. Что ж тут теперь поделаешь?

Он был прав. Мы ничего уже не могли изменить.

— Он рад был бы, зная, что я с тобой и позабочусь о тебе, — продолжал Рок, и в его голосе я уловила непонятное мне облегчение.

Я в первый раз тогда почувствовала укол страха, так хорошо знакомого мне впоследствии.

Рок решил, что мы должны как можно скорее уехать с острова. «Смена обстановки, — говорил он, — поможет тебе справиться с горем. Я увез тебя отсюда, и со временем ты успокоишься». Он все делал сам, я ни во что не вникала, всецело поглощенная своим несчастьем.

Кое-что из папиных работ упаковали и отправили в Пендоррик дожидаться нашего приезда, остальное было распродано. Рок встретился с домовладельцем, у которого мы арендовали мастерскую, и договорился о прекращении аренды. Через две недели мы покинули Капри.

— Мы должны постараться не думать больше об этой трагедии, — сказал Рок, когда мы на пароходе плыли к Неаполю.

Я смотрела на его профиль, и на какое-то мгновение мне показалось, что передо мной другой, незнакомый человек. Почему — не знаю, но с тех пор, как умер папа, я стала подозревать, что совсем не знаю своего мужа.

В Неаполе мы провели три дня. Рок не торопился домой, говоря, что я все еще слишком подавлена и мне нужно время, чтобы прийти в себя, прежде чем ехать в Пендоррик.

— Мы продолжим наш медовый месяц, дорогая.

Я отвечала невпопад, занятая мыслями о папе, о том, как он сидел тогда в мастерской. «Как я могла оставить его так, не узнав, что тревожит его! — повторяла я себе снова и снова. — Я должна была выяснить это. Я ведь видела, что с ним что-то происходит, и он никогда не умел ничего долго скрывать…»

Я, должно быть, говорил а вслух, потому что Рок спросил почти с ожесточением?

— Что ты имеешь в виду?

— Наверное, он был болен. Может быть, оттого и судорога… Рок, что тогда произошло на пляже? Как он выглядел? Ты ничего странного не заметил?

— Нет. Выглядел он как обычно.

— Ах, Рок! Если бы только ты не ушел тогда, если бы ты остался с ним!

— Фэйвел, прекрати эти «если бы только»… Нам надо уехать из Неаполя, он слишком близко. Мы должны оставить все это далеко позади. — Он взял меня за руку и привлек к себе. — Ты моя жена, Фэйвел. Не забывай. Я хочу, чтобы ты перестала терзать себя и думала только о том, что я с тобой и мы всегда будем вместе. Он бы тоже желал этого, поверь мне.

Он оказался прав. С течением времени горе мое притупилось, я приучила себя к мысли, что в смерти папы ничего необычного не было, говорила себе, что должна всегда помнить: у меня есть муж, он желает видеть меня опять веселой и счастливой, а значит, я должна постараться исполнить его желание. По мере того, как мы удалялись от острова, мне становилось все легче. Рок был очень внимателен и нежен со мной в эти дни и всячески пытался меня развеселить. «Что толку изводить себя, Фэйвел. Забудем о печальном и станем помнить только хорошее и благодарить судьбу за то, что мы нашли друг друга», — говорил он мне.

Две недели мы провели на юге Франции, и каждый день, казалось, уносил с собой частицу моей боли. Мы взяли напрокат машину. Рок был прекрасный водитель, и горные дороги с их крутыми и опасными поворотами доставляли ему особое удовольствие. Он только посмеивался, когда я, затаив дыхание, вцеплялась в подлокотники. Вид вокруг был великолепный. Но стоило мне засмотреться на розово-оранжевые отштукатуренные виллы, прилепившиеся к склонам, как ласточкины гнезда, Рок щелкал пальцами и говорил:

— Вот подожди, когда ты увидишь Пендоррик!

Это стало у нас присказкой — что ни красоты Приморских Альп с их головокружительным высокогорным серпантином и восхитительными ущельями, ни любые другие красоты не сравнятся с Корнуоллом. Сидя под цветным зонтиком где-нибудь в роскошных Каннах или нежась на солнце в более скромном Ментоне, я ловила взгляд Рока и роняла небрежно: «Ну конечно, никакого сравнения с Пендорриком». И мы весело смеялись, а прохожие улыбались нам, как улыбаются влюбленным.

Сначала мне иногда приходилось делать вид, что мне весело — я так хотела сделать Року приятное, а ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем видеть меня счастливой, — но вскоре я обнаружила, что притворяться мне не нужно. Любовь одержала верх над горем, да и Рок, если он задумал чего-то, обычно добивался своего. Ему удалось отучить меня от грусти. Я чувствовала силу и властность его натуры, но это мне даже нравилось, и ни за что на свете я не хотела бы видеть его другим. Муж он был идеальный, и я не могла понять, почему вдруг усомнилась в нем, почему он показался мне чужим.

Но однажды вечером, приехав из Вильфранша в Ниццу и увидев, что над горами висят тяжелые черные тучи, мы решили, что на прогулку идти не стоит. Рок предложил пойти в казино, и я с готовностью согласилась. Я взглянула на него за игорным столом, и блеск в его глазах живо напомнил мне тот день, когда я застала их с папой за игрой в карты, — глаза его блестели тем же лихорадочным возбуждением, которое так пугало меня в папе. Тогда в казино он выиграл и был весь вечер в приподнятом настроении. Я же не могла избавиться от тревоги, а когда уже в нашем номере поделилась с ним своими опасениями, он лишь посмеялся над ними.

— Не беспокойся, Фэйвел, я никогда не стану рисковать и не проиграю больше, чем могу позволить себе.

— Ты игрок, — сказала я с горечью.

Он взял мое лицо в ладони и, улыбаясь, заглянул мне в глаза.

— Ну так что ж из того? Говорят ведь, что жизнь — игра, так игроки, верно, и берут от нее самое лучшее.

Я говорила себе, что он просто дразнит меня, как раньше, перед смертью папы, но случай этот оставил в душе неприятный осадок, а также явился поворотным пунктом в наших отношениях. Я уже оправилась от потрясения, и, значит, необходимость обращаться со мной с прежней осторожностью отпала. Рок перестал бояться лишний раз огорчить меня, и мне пришлось убедиться, что он и в самом деле игрок, и с этим уже ничего не поделаешь, как ни старайся. Дурные предчувствия снова вернулись ко мне.

Я снова стала задумываться о будущем, и бывали моменты, когда будущее это вызывало у меня тревогу. Впервые это случилось ночью, когда я вдруг проснулась после тяжелого сна. Снилось, что мне угрожает какая-то опасность, но какая именно, я не знала. Лежа в темноте и слыша рядом мерное дыхание спящего Рока, я вдруг подумала: «Что происходит со мной? Еще два месяца тому назад у меня был отец, был дом на острове, и я не знала этого человека, который сейчас спит рядом. Теперь в мастерской, наверное, работает другой художник, а у меня больше нет отца…»

У меня был муж, это верно. Но что я знала о нем, кроме того, что люблю его? Но разве этого мало? Временами мне казалось, что только любовь имеет значение, но сейчас я вспомнила, как близки были мои родители, как доверяли друг другу и во всем один другого поддерживали, свято веря, что пока они вместе, ничего плохого случиться не может. А что же мы с Роком? Мой ночной кошмар висел надо мной смутным предостережением. Той ночью я наконец взглянула правде в глаза. Любовь — только часть, одна из сторон супружества, а я вышла замуж за человека, о котором почти ничего не знала, и теперь не представляла себе, ни какая жизнь меня ждет, ни кто будет жить со мной под одной крышей.