От страха я чуть не лишилась чувств, но, переборов себя, продолжала читать:

«Октябрь, 20-е. Вчера я не дописала. Спешу сделать это сегодня, пока еще могу вспомнить. Я тогда испугалась, заметив, что в холле кто-то есть. Но к счастью, это был старик Джесс, а он уже совсем ничего не видит. Я стояла на галерее, глядя на обломки балюстрады. Вниз я не смотрела. Но я не долго там стояла. Джесс побежал за помощью, а я быстрей, пока никто меня не увидел, побежала в комнату Деборы. Я бросилась на кровать, сердце у меня бешено колотилось. Не знаю, сколько прошло времени, наверное, не больше нескольких минут, хотя мне показалось — больше часа. Голоса. Крики ужаса. Мне ужасно хотелось посмотреть, но я знала, что должна ждать. Стук в дверь. Вошла миссис Пеналлиган. „Мисс Хайсон. Несчастье. Несчастный случай“. Я подняла брови и „непонимающе“ уставилась на нее. „Перила на галерее, они оказались совсем непрочными, хуже, чем мы думали. Миссис Пендоррик…“ Я продолжала молча смотреть. Она вышла, и я услышала ее голос: „Мисс Хайсон, бедняжка, как умом двинулась от горя. Надо думать, они ведь не надышатся, бывало, дружка на дружку. И недели не жили порознь. А я так и различить их никогда не умела“.

Однажды я хотела заплыть далеко в море и не вернуться. Но это легко сказать. Смерть страшна, и я никогда бы не смогла сделать это. Я была так потрясена случившимся, что меня заставили лежать в постели, пока все не кончилось! Петрока я видела, только когда рядом были еще люди. Он был для меня самой большой опасностью. Трудно было бы не узнать собственную жену. Слава Богу, он и близко ко мне не подходил. Но я все равно видела, что он изменился. Это был уже не прежний Петрок. Исчезла былая веселость, беззаботность. Он винил себя. Среди слуг шли разговоры. Говорили, что все это неспроста. И произошло прямо под портретом Ловеллы. И что от судьбы не уйдешь, а судьба Барбарины была умереть, чтобы освободить душу Ловеллы Пендоррик. Они не ходили на галерею после захода солнца. Кто-то даже видел или слыхал Барбарину. Все верили, что ее призрак бродит по дому. И это действительно так. И Петрока она преследовала, пока он сам не сошел в могилу. Так что легенда не врет. Невеста Пендоррика умерла, чтобы, как и было назначено, ее предшественница могла успокоиться.

Уехать я не смогла. Не смогла оставить детей. Они зовут меня тетей Деборой. Я и есть Дебора. Я спокойна и уравновешенна. Кэрри знает. Иногда она называет меня Барбариной. Но она никогда меня не предаст. Она меня любит. Я всегда была ее любимицей. Меня все любили. Сейчас все изменилось. Ко мне уже относятся по-другому. Называют меня Деборой. Я и сама знаю: Барбарина умерла, жить осталась Дебора.

Январь, 1-е. Я не буду больше писать. Мне нечего писать. Барбарины нет больше, она мертва. Петрок с тех пор едва ли сказал мне несколько слов. Он боится, что я ревновала его к ней и сделала это из ревности. И не желает ничего знать и ничего выяснять — боится, что это окажется правдой. Мне все равно. Меня больше не трогает Петрок. Я привязана к детям, а Петрок мне больше не нужен. Мне нет дела, что его почти никогда не бывает дома. Я же не жена ему. Я его свояченица, которая воспитывает его детей, своих племянников, лишившихся матери. Я совершенно счастлива, какой не была с тех пор, как вышла замуж.

Иногда я думаю о сестре, и мне кажется, что она со мной. Она приходит ко мне по ночам, когда я одна, и смотрит укоризненно и грустно. Она не нашла покоя. Она преследует Петрока, она преследует меня. Так и должно быть. Так гласит легенда.

Март, 20-е. Перечитывала этот дневник. Все. Больше я не открою его. Не напишу ни строчки. И спрячу подальше. Он волнует и будоражит меня. Барбарина умерла. Я Дебора. Я спокойна и выдержена, я посвятила себя Року с Морвенной. Барбарина приходит ко мне. Она приходит, потому что таково проклятие для Невест Пендоррика. Она не нашла покоя. Но эта тетрадь смущает меня и расстраивает. Не буду больше читать ее».

Была еще одна запись — последняя:

«Когда-нибудь в Пендоррик прибудет новая Невеста. И вот тогда Барбарина отдохнет наконец».

Я была совершенно оглушена и сражена. Барбарина! Барбарина привезла меня сюда, Барбарина заманила меня в склеп. Она замышляет убийство.

Я не знала, что делать. Как мне защитить себя? Я была одна в доме с Барбариной и Кэрри. Некого было позвать на помощь.

Я хотела запереть дверь, но ноги не слушались меня, и я не смогла даже встать с кровати. С ужасом я чувствовала, что у меня закрываются глаза и я не в силах бороться со сном. «Я, верно, уже сплю, и все это во сне», — подумала я и почувствовала, как что-то выскользнуло из моих пальцев. Дальше я уже ничего не помню, кроме того, что я проваливаюсь в какую-то темную пещеру.

Проснулась я как от толчка. Несколько секунд я не могла понять, где я. Потом зрение прояснилось, и я узнала голубую комнату Барбарины, столик возле кровати. Я вспомнила о дневнике.

Я знала также, что что-то разбудило меня и что я не одна в комнате. Сон все еще не отпускал меня и грозил снова опустить в темную пещеру забвения.

Я так устала… слишком устала, чтобы пугаться… так устала, что мне все равно, что я не одна в комнате…

«Я сплю, — подумала я, — и вижу сон. Вон из тени выходит высокая женская фигура в халате. Лунный луч падает ей на лицо… Мне знакомо это лицо, я знаю, кто она…»

— На этот раз, дорогуша Невеста, тебе не удастся ускользнуть. Больше не будут говорить про призрак Барбарины, теперь ты станешь призраком Пендоррика.

Никогда в жизни мне не было так страшно. И в то же время никогда мне так не хотелось спать. Страх боролся со сном. Я не понимала, что со мной. Больше всего я хотела проснуться в Пендоррике рядом с Роком.

«Это сон, ночной кошмар, — говорила я себе. — Сейчас я проснусь».

Она стояла в ногах кровати, глядя на меня. Я видела ее сквозь полуоткрытые веки. Я ждала.

Я подавила порыв заговорить с ней, что-то подсказало мне, что этого нельзя делать, что нужно сначала выяснить ее намерения. Со мной еще никогда не было ничего подобного: я спала, и в то же время я все видела и понимала. Я испытывала ужас и одновременно смотрела на себя и на Барбарину со стороны, словно зритель на сцену. Я видела испуганную женщину в постели и рядом другую, замышляющую злодейство. Меня вдруг осенило: снотворное! В молоке было снотворное. Дебора принесла мне молока. Нет… не Дебора — Барбарина! Я его не допила. Если бы я выпила весь стакан, я бы не проснулась.

Она улыбалась. Я увидела, как ее руки двигаются в воздухе, словно она разбрызгивала что-то по моей постели, затем она отошла к окну, наклонилась зачем-то, выпрямилась и, не обернувшись на меня, выбежала из комнаты.

Я опять подумала: «Это сон!» — и вдруг полностью проснулась. Я глядела на стену пламени. Шторы были в огне. Несколько мгновений я смотрела, не в силах шевельнуться. Я почувствовала запах бензина, и ужасная догадка осенила меня. Выскочив из постели, я рванулась к двери. В ту же секунду постель вспыхнула.

Я с трудом помню, что было дальше. Должно быть, дверь не была заперта, потому что я успела выбежать в коридор и увидеть удаляющуюся фигуру. Помню недоумение, потом ужас у нее на лице, когда я догнала ее и назвала настоящим именем!

— Дневник, — прошептала она, — она прочитала дневник!

На мои крики появилась Кэрри в чепце и халате.

Потом я звонила по телефону пожарным. Это было уже в холле на первом этаже. Кэрри была тут, но я не помню, чтобы я где-нибудь заметила Барбарину. Она не спустилась за нами вниз, и больше я ее никогда не видела.

Очевидно, в минуту опасности она вспомнила о своем дневнике — единственной ниточке, еще связывающей ее с прошлым, с ее настоящим «я». В ее больном мозгу билась лишь одна мысль — спасти тетрадь. О том, что случилось дальше, когда она ворвалась в комнату, которая к тому времени превратилась в столб пламени, я стараюсь не думать.

Пожарная бригада добралась до нас только спустя час. К этому времени уже нечего было спасать. Только после того, как вызвали пожарных и прибежали Хэнсоны, хватились Барбарины. Хэнсон храбро поднялась наверх, чтобы попытаться спасти ее. Кэрри пришлось силой удерживать, чтобы она не бросилась в огонь за своей хозяйкой.

Теперь, оглядываясь назад, уже трудно восстановить последовательность событий. Но я помню, что в какой-то момент я сидела в коттедже Хэнсонов и пила чай, когда вдруг услышала знакомый голос.

— Рок! — вскричала я и бросилась к нему.

Мы долго стояли молча, прижавшись друг к другу.

Это был Рок, которого я не знала раньше, потому что я не видела его за туманом подозрений, заволакивающим мой ум и мои чувства, — сильный в своем стремлении защитить, уязвимый в своем страхе за меня, готовый бороться за меня со всеми силами ада.

Глава 8

С той поры прошел год, но воспоминания о той ночи все так же живы во мне, словно это произошло вчера. Мне кажется, я всегда буду помнить.

На днях я сказал а Реку:

— Если бы не дневник, я бы выпила все молоко в стакане и не смогла бы проснуться, когда Барбарина вошла в комнату. Просто счастливый случай.

На что он ответил:

— Как и все в жизни. Если бы твой отец не приехал в Корнуолл, тебя бы не было на свете.

Я часто думаю о Барбарине, пытаясь понять, что творилось в ее больном мозгу. Я уверена, что большую часть времени она действительно считала себя Деборой. Иначе она не смогла бы так убедительно играть свою роль. Возможно, она внушила себе, что душа Деборы вселилась в ее, Барбарины, тело… Кто знает? Ей не трудно было убедить в этом простодушную и доверчивую Кэрри, которая ее всегда любила и всегда была у нее под пятой. Кэрри верила, что Дебора и Барбарина живы, хотя теперь соединились в единое целое и что-то в этом роде — Кэрри так ничего толком объяснить не смогла, хотя многие подробности мы узнали от нее.