И Сашу надо взять, ему полезны игры на свежем воздухе. При мысли о сыне обида и возбуждение начали отступать, я с улыбкой представляла, как мы будем развлекаться в построенной Береговым снежной крепости. А потом навестим Агату и маленького Дара.

Ведь у нас всё наладилось. Мы — семья! Саша, пока муж лежал без сознания, потихоньку привык к присутствию отца и уже не так шарахался его внешности. Я нарочно дни проводила у постели Лютого, читала сыну, привлекала мальчика к уходу за неподвижным мужчиной.

А после вчерашнего и о разводе не может быть речи. Лютый хочет меня даже такую — смешную и неуклюжую. Он доказал это… Было приятно вспоминать, как он сдерживался, как мягко брал меня, контролируя глубину и силу толчков. Как дрожал при этом, явно желая большего.

Я доверилась ему полностью, зная, что Береговой не причинит вреда ни мне, ни малышке. Я улыбалась своему отражению и, подкрашивая ставшие бледными губы блеском, вспомнила, что нужно принять витамины. Я хочу выглядеть ярко. Хочу быть желанной для своего зверя.

Спустившись, увидела отца в холле и удивилась:

— Папа? Ты не на работе?

Отец положил планшет рядом с чашкой кофе и поднялся из-за стола мне навстречу.

— Доброе утро, — поцеловал он меня. — Ты сегодня сияешь.

— Что-то случилось? — насторожилась я. — У тебя вид… странный.

— Я жду адвоката Берегового, — глянув на часы, пояснил отец. — Он должен приехать с минуты на минуту.

— Адвоката? — Сердце моё дрогнуло. — Зачем?

Неужели Лёша всё же хочет развестись? Но сегодня ночью мы помирились! Я вспомнила шёпот мужа о том, что он меня отпустит, и поджала губы. Не позволю Береговому бросить меня ещё раз. Пусть и не мечтает о разводе! Он обещал, что будет моей опорой.

— Твой муж даст показания против Чехова, — ровным тоном пояснил отец. — У Берегового есть такие доказательства преступлений оборотня в погонах, после обнародования которых Чеха посадят навечно.

Я растерянно моргнула, не ожидая такого ответа. Обрадовавшись, взяла папу за руку:

— Так вот зачем адвокат? — Рассмеялась и покачала головой: — А я подумала… — Осеклась и, ощутив, как по спине прокатился ледяной холод, прошептала: — Погоди. Но Лютого тоже посадят.

— Это его выбор, — равнодушно пожал плечами отец и, взяв мою руку, поцеловал.

Я же смотрела на мужа, который вошёл в дом. В облаке ворвавшегося в холл мороза, он застыл, наткнувшись на мой взгляд.

Глава 35

Лютый

Лина смотрела на меня с такой яростью, что я понял — она знает.

— Не позволю тебе сделать это, — властно вскинулась жена и тут же, поникнув, добавила тише: — Как ты можешь, Лёш? А как же мы?

— Мне не защитить вас одними кулаками, — я попытался взять Лину за руку, но она попятилась. — Это мой выбор, Ангел.

— Твой выбор — бросить меня одну с детьми? — выдохнула и посмотрела с болью. — А как же обещание стать моей опорой?

— Я не бросаю. Я защищаю. Прошу тебя, — все-таки вцепился в ее поникшие плечи, — выслушай.

— Так вот что это было ночью. — Она подняла голову, в лазурных глазах стояли слёзы. — Ночью ты… Это было прощание?

— Нет, — я охрип. Расставаться было тяжело. Я только врос в эти чувства, только признал, что не могу без нее и дня прожить, а теперь должен уйти. Насколько это затянется, я не знал, потому не загадывал. — Это было признание, маленькая. Я ведь лю…

Но она перебила:

— Хватит! Ты столько раз говорил, что любишь, но любовь — это не слова. Это действия. Я всё меньше и меньше верю тебе.

— Прошу тебя, верь, — я мотнул тяжелой головой. Почти не спал снова, все думал, как Лина переживет разлуку, поймет ли меня. — Если ты не будешь верить, у меня ничего важного в жизни не останется. За что мне держаться, если не за тебя? Выслушай, умоляю. Пойми…

Я хотел Лину обнять, прижать к себе, но она отступила к отцу и, скрестившись с ним взглядом, выдохнула с ненавистью:

— Твоя идея?! Ты его уговорил, папа? Мол, для нас это, для нашей защиты? Я не пойду замуж за Носова, даже если ты упрячешь моего мужа в тюрьму.

— Я знаю, — сухо ответил Кирсанов и, поджав губы, горько посмотрел на меня.

— Но надежды не оставляешь, да? — скривилась Ангелина. — Мне не нужны его чёртовы миллиарды, пап! И плевать, кому они достанутся, если отец Григория всё же не выкарабкается. Я только поверила, что могу стать счастливой с мужем и детьми…

— Ангелина, это вынужденная мера, — обронил отец. — Чехова не удалось зацепить через расчётный счёт, и…

— Чехов?! — крикнула Лина. Она отступала и, качая головой, переводила взгляд с меня на отца:

— Он получил деньги, и про него ничего не слышно долгое время, пап. Это лишь повод заставить всех плясать под твою дудку.

— Он не исчез, — глухо проронил отец. — Я не хотел тебя тревожить, но Чех уже не раз связывался со мной и требовал провести кое-какие махинации в счетах Носова. Пока делами заправляет Григорий, это остаётся незамеченным, но так не может продолжаться вечно. Да и аппетиты Чеха растут…

— Так отдай ему Носова! — с вызовом предложила Лина. — Почему ты откупаешься моим мужем?

— Потому что Носов уничтожит нас! — повысил голос Кирсанов. — Он раздавит нас одним пальцем, Лина. Я каждый день балансирую на грани жизни и смерти, а твой муж предложил оптимальный выход из создавшегося положения.

Жена закрыла живот, будто защищала малышку.

— Ложь! Ты просто не можешь простить моему мужу то, что он сделал. И ему не даёшь об этом забыть. Я смирилась с этим, но… Тюрьма?! Вы здорово придумали! Ты избавишься от него и Чеха, Береговой избавится от чувства вины. А я? Обо мне вы подумали? Что буду делать я? Верить? Да я вас обоих ненавижу!

Она метнула в меня тяжелый, пронзающий сердце взгляд, и побежала к себе.

— Лина! — хотел ее остановить, но входная дверь открылась. Пора. Звонарёв уже отзвонился, что они на подъезде.

Дом наполнился людьми в форме, во главе процессии шел высокий худой следователь с острым носом, кепкой-таблеткой на голове и желтыми прищуренными глазами.

— Береговой Алексей? — не спросил, а утвердил он.

— Да.

Меня пробило жаром, ведь следующие дни и месяцы я никого из родных, возможно, не смогу обнять. Я окинул взглядом гостиную, задержался на ступеньках, куда убежала Лина. Мне хотелось остановить миг, промотать сутки назад, зациклить время счастья и никогда не возвращаться в горькое Назад и никогда не идти в страшное Вперед.

— Вы должны проехать с нами, — мужчина слабо улыбнулся и показал что-то конвою. Ко мне подобрались двое некрупных, но поджарых мужчин. За спиной щелкнули наручники, кожу больно защемило на кистях, явно размер не для моих коряг-рук.

Я оглянулся на лестницу в надежде еще раз увидеть Лину. Хоть мельком. Отпечатать в памяти ее румяные щеки, круглый животик, золотисто-медовые кудри, в которых так приятно путать пальцы. Увидеть синь ее глаз, нырнуть в них. Опустить взгляд на сладкие губы, представить, какие они горячие и податливые.

И какие теперь недоступные.

Неужели она не выйдет проститься? Ничего не скажет, чтобы я смог выдержать испытание, справиться с годами одиночества и тоски? Чтобы мог держаться за ее любовь и дышать. Ничего не скажет на прощание?

А что ей сказать? Когда не любишь, нечего и говорить. Подаренное мной наслаждение легко, через время, заменит другой мужчина, и я не стану препятствовать, только бы это был не Носов.

Я прятался и не научил Лину себя любить, отталкивал ее всячески, закрывался, и вот результат. Ухожу из дома, поджав хвост, как провинившийся пес, а не лис, которого приручили.

— Дайте минутку, — попросил я следователя.

Мужчина покладисто улыбнулся и, кивнув, вышел на улицу. Со мной остались ребята в форме и Кирсанов. Я не смотрел на тестя, не искал в нем поддержки, не ждал совета. Понимал, что ему на меня плевать. Уйду из жизни дочери, всем станет легче и спокойней.

Никто не забыл, что я сделал. Мы просто старались об этом не говорить, обходить стороной острые углы и не напоминать.

Достаточно! Я не хочу прятать голову в песок, как страус. Я не трус, потому отвечу за все, что сделал. И да простит мне любимая жена, сын и нерожденная дочь.

— Тетя, — я обратился к родительнице, что тихо плакала возле стены. Я еще ранним утром пояснил ей, что другого выхода избавиться от Чеха нет, — приведи Сашу, пожалуйста.

С сыном все-таки пришла заплаканная Лина. Когда она увидела мои скованные за спиной руки, едва не сложилась пополам. Качнулась вперед, прикрыла ладонью губы, чтобы не закричать. Она сильная, она справится. Я глотал ее образ, безмолвно благодарил за то, что спустилась, и не мог напиться. Мне было мало. Хотелось большего, объятий, запаха, прикосновений, но нельзя. Это слишком привязывает ее ко мне, вживляет меня в нее, и тогда расставаться будет больнее.

Жена держала за руку Сашку и вела по ступенькам. Он сжимался и упирался, будто его хотят наказать.

Я подошел к краю дорожки и неуклюже присел. Пришлось встать на колени и немного согнуться, чтобы оказаться с сыном на одном уровне.

— Береги маму, Александр. Обещай.

Саша испуганно зыркнул на Лину, а потом повернулся ко мне и кивнул. Он сжимал ладонь жены тонкими пальчиками, отчего они белели, и переводил взгляд с меня на Кирсанова, а потом снова на меня.

— Не разрешай маме плакать, договорились? — попросил я. Хотелось потянуться, но наручники звякнули за спиной, отрезвляя.

— Ты уходишь? — вдруг спросил сын. — И не вернешься?

— Вернусь. Обязательно вернусь. Ты будешь ждать?

Саша приоткрыл рот, а потом мотнул головой. Сжал кулак и отвернулся.

— Я твой папа, помнишь? — мягко подсказал я.