— Скажи еще раз, Лин, — попросил, ласково сжимая ладонями лицо жены, притягивая к себе, щекоча ее подбородок, дразня губы. — Последнее. Скажи, пожалуйста. — Замер в сантиметре от поцелуя.

— Правду? — растерянно моргнула она и быстро заговорила: — Вот сейчас призналась тебе в том, что ты мне нравишься всякий. Не только Лютый, как ты считаешь, но и другие твои стороны. А сама отрицаю свои грани, не даю тебе их любить. Знаешь, меня всё время раздражало, что ты меня Ангелом называешь. А всё потому, что отец говорил, что слабые не выживают. Ты видишь эту мою сторону, а я её отрицаю.

Она отстранилась и растерянно потёрла виски:

— То есть меня раздражал не ты, а то, что ты видел во мне слабость, которую я не должна была показывать никому. Сама себя запутала.

Она вздохнула и посмотрела на меня влажным взглядом:

— Странно, да? — Не дожидаясь ответа, будто боясь его, опустила ресницы и кивнула на кулон: — Поможешь надеть?

— Странно, — проговорил я, переваривая ее откровения. — Тебе хочется быть сильнее в моих глазах? Но зачем? — обнял ее со спины, приподнял цепочку и, перебросив мягкие волосы на одно плечо, нежно завел за шею и щелкнул застежкой. Жена мелко задрожала, ее кожа покрылась пупырышками. Маленькие узелки позвонков выступили сильнее, когда Лина опустила голову, чтобы рассмотреть безделушку получше.

Я разминал грубыми пальцами ее трапецию, плавно скользил по напряженным мышцам. Пришлось прочистить горло, чтобы сказать:

— Ты и так сильная. Сильнее меня, Ан… Если тебя раздражает, я не буду так называть, — коснулся поцелуем места, где на светлую кожу легла цепочка, мягкие локоны тут же спрятали звенья от лишних глаз. Но не от меня. Отодвинув пальцами непослушные пряди, передвинулся вправо и выше, чтобы дотянуться до ушка жены. Легко подхватил мочку и прошептал:

— Ли-и-н, скажи еще раз, что любишь, — горячими, подрагивающими пальцами медленно стянул бретельку ее ночной сорочки. Маленькое плечико раскрылось для ласк и моих губ. — Скажи. Прошу тебя.

— Не раздражает, — покачала она головой и оглянулась. С улыбкой пояснила: — Теперь не раздражает. Только что мне казалось, что всё стало проще, и вдруг всё снова запуталось. Я наверное слишком неуверенная. Отец бы отругал, напомнил, что нужно придерживаться одного мнения и не метаться. Я пыталась! Честно, пыталась, но меня мотало ещё сильнее. То я люблю тебя, то ненавижу, то хочу до безумия, то желаю не видеть…

Она поднялась и, развернувшись, аккуратно облокотилась на меня, обвив руками шею, заглянула в глаза.

— Позволь мне сомневаться, Лёш. Позволь быть переменчивой, ошибаться, менять мнение. Накрой меня своей уверенностью, как щитом, тогда я смогу быть слабой, мне незачем будет обороняться. И я буду говорить тебе каждый день! Когда скажу «ненавижу», знай, что это значит «я безумно люблю тебя». Когда попрошу уйти, обними меня, ведь я прошу тебя остаться. Когда скажу, что справлюсь сама, услышь, что я молю о помощи.

Подавшись ко мне, Лина прижалась губами к моим, и я ощутил вкус солёных признаний.

— Потому что, я очень сильно, беззаветно и безнадёжно в тебя влюблена. Слышишь, Лютый, Береговой или как там тебя ещё? Неважно! — Ткнула меня в грудь пальцем: — Я люблю тебя!

— А когда ты говоришь «иди ко мне», мне стоит развернуться и бежать? — пошутил вместо слов «я тебя тоже люблю», что горели на языке. И не выдержал: — Ангел, можно я побуду полчасика лютым зверем? Так тебя хочу! Так тебя… — приподнял ее руки и торопливо потянул тонкую сорочку вверх, раздевая, жадно поглаживая плечи и налитую грудь. Чувствуя, как отзывается тело жены на ласки. Волосы пышной волной упали на румяное лицо Лины. Я поймал ее приоткрытые от удивления или желания губы и толкнул с воздухом последнее слово: — Люблю.

Глава 53

Ангел

— Ты когда меня маленькой называешь, так приятно, — выдохнула я, когда муж оторвался от моих губ. — Себе я кажусь неповоротливым бегемотом… Ах!

Грудь ставшую такой чувствительной от одного прикосновения Лёши, будто молниями пронзило, сосок отвердел, сжался в тугой бутон. Ощущая горячий язык мужа, я дрожала от возбуждения.

Хотелось сказать, что мне безумно нравятся его прикосновения, ласки, поцелуи… но всё, что я могла — стонать. Дыхание перехватило от поглаживания бедра. Я бы подалась ближе, но мешал живот.

— Хочу тебя, — выдохнула беззвучно и, опустив руки, прижала ладошку к окаменевшему члену, осторожно сжала. — Прямо сейчас…

Леша потянул меня за руку.

— Маленькая, я хочу, чтобы ты сегодня была главной. Иди ко мне. На меня, — прилег на спину и поманил за собой.

— Я смотрю, нравятся тебе наездницы, — смущаясь, пролепетала я. Казалось, сегодня у меня сгорел какой-то предохранитель, и из меня вырывались слова, которые я, казалось, никогда не произнесу. Дочь сурового Кирсанова, воспитанная в строгости, я вдруг решилась: — Тебе повезло. Я неплохо… сижу в седле.

Осторожно забралась на мужа и положила ладони поверх мягкого приятного на ощупь бархата домашнего халата. Чёрная ткань резко контрастировала с кожей и так подходила под тёмные глаза мужа. Я обожала, когда он дома ходил именно так — Лёша становился похож то ли на восточного владыку, то ли на чемпиона с ринга. И это чертовски заводило.

Вспомнив многочисленные бои, запись которых я смотрела, я запустила ноготки, будто кошка, впиваясь в кожу на груди мужчины. Вырывая стон, наслаждаясь тем, что Лютый, будто огромная хищная опасная, но со мной такая ласковая кошка, жмурится от удовольствия.

— Ты такой красивый, — я развязала пояс халата и распахнула полы, рассматривая поджарое тело мужа. Стараясь не задевать рану на бедре, потёрлась лобком о его член.

Он дернулся, и темные вены налились сильнее, свет оконтурил набухшую головку. Леша сцепил зубы и сдавленно взмолился:

— Маленькая, я едва сдерживаюсь. Боюсь, что не смогу тебя сегодня насладить достаточно. Впервые, как мальчишка трясусь, — он приподнял меня ладонями за подмышки и направил к себе. Задержал дыхание, когда коснулся жаркой точки входа, помог пальцами, приласкал тугую вершинку, а потом стал чувствительно погружаться и наполнять меня собой, придерживая меня за ноги, разрешая самой руководить темпом и глубиной.

Когда внутри стало горячо и тесно, Леша подался вперед и шумно выдохнул в лицо, огладил спину, зацепил лопатки, уперся животом в мой живот, но не давил, лишь прикоснулся, потерся. Он целовал, посасывая и покусывая мои губы, поднимал меня над собой и шептал в перерывах между ласками и плавными погружениями:

— Ангелина, маленькая, скорее, зверь сегодня трещит по швам, — и со стоном откинулся на подушку. Мускулы на руках и плечах мужа стали твердыми, как камень, лицо исказилось от наслаждения, кожа покрылась каплями пота. — Милая… — вталкивался он, растягивая меня осторожно, без резких движений, с особой чуткостью и нежностью.

Я всхлипывала каждый раз, разрываясь от невыносимого наслаждения, когда муж заполнял меня, и едва не теряла сознание. С трудом дышала, боялась слишком громко стонать и хотела кричать. Гладила напряженную грудь мужа и наслаждалась его прекрасным телом. Сходила с ума от желания ощутить больше, жарче, глубже, но Лёша контролировал глубину, не растворяясь полностью, заботясь обо мне и ребёнке.

Стоило ему коснуться набухшего влажного бугорка пальцами, как внутри что-то взорвалось, стянуло поясницу, дернуло позвоночник, и меня наполнило глубинное тепло, будто лава по телу растеклась. Стенки влагалища бешено сокращались, и сквозь туман эйфории оргазма я услышала тихий, почти звериный рык мужа.

Мы замерли, сплетенные телами, дышали глубоко и не разрывали взглядов. Лёша мягко поглаживал мне спину и так многозначительно молчал. Все было ясно по горящим глазам, что будто омутами темного озера втягивали меня в себя, — он счастлив. Приподняв ладони выше, на лопатки, муж потянулся ко мне и плавно перекатил на спину. Прохладная простынь коснулась разгоряченной кожи, и стало еще холоднее, когда наполненность там, где только что пульсировали бешеные токи, плавно сошла на нет. Муж отстранился и нежно погладил складочки пальцами, растирая влагу, убирая дискомфорт, расслабляя мягкими прикосновениями.

— Как ты? Все в порядке? — передвинулся выше и пальцами другой руки коснулся моего вспотевшего виска, скользнул ниже, по скуле, обвел нежно грудь и спрятал ее под ладонью. Вторая рука оставалась у меня между ног, а я распластанная на постели, словно звезда, казалась себе такой порочной и бесстыдной, но было плевать.

— Лина-а-а, не молчи, пожалуйста, — Лёша повторил и наклонился ближе. — Ты меня пугаешь, — приложил ухо к животу. Прислушался. — Он так окаменел, когда ты кончала, я боялся шевелиться, чтобы не сделать тебе больно. И маленькой плохо. Это нормально, что он напрягается? Я, если честно, не помню уже ничего о беременности на последних сроках.

— Молчу, потому что нет слов, Лёша, — шепнула я, оглаживая его грудь. — Мне так хорошо, что я не знаю, как это сказать.

От тепла его ладоней тонус отступил, и малышка упруго толкнулась. Хорошо, что не по мочевику попало, а куда-то вверх, прямо Лёше в ладонь. Он заулыбался и прижал губы к пупку.

— Бусинка, не дерись, дай маме отдохнуть, — прошептал Леша и, продолжая поглаживать живот, переместился выше, лег рядом, помог мне расположиться на его сильном плече и натянул на нас покрывало.

— Сейчас словно рухнули стены, и мы с тобой оказались на природе, — призналась я. — Обнажённые не только телом, но и сердцем. И я абсолютно счастлива видеть, что ты… мой!

Леша прижался губами к виску, нырнул носом в мои волосы, и через минуту засопел. Когда я стала проваливаться в сон, наполненный красочными событиями последних теплых дней, в комнату кто-то настойчиво постучал.

— Лина! Лёша! — не дождавшись ответа, Дэми открыл дверь и тревожно пояснил свое вторжение: — У малого температура сорок, не сбивается. Няня вызвала скорую, но на машине будет быстрее. Поехали!