Я отделалась улыбкой и, юркнув в направлении палаты, лишь молилась, чтобы там не оказалось Макса. Да, этот человек с тёмными глазами казался всесильным в своевременной помощи и очень надёжным, но он друг Лютого, а, значит, враг мне. Даже опаснее для меня, потому что с Лютым мы в связке, а у Орлова развязаны руки.

Я заглянула за угол и, не обнаружив Макса, уже спокойнее направилась к палате, как позади раздался голос.

— Несёшь ему еду?

Я вздрогнула так, что тарелка едва не выскочила из рук. Едва справившись в дрожащими пальцами, медленно повернулась и столкнулась взглядом с привалившимся плечом к стене Максом. Утонула в омуте его тёмных глаз и пролепетала:

— Вы меня испугали.

Макс приподнял бровь и выразительно посмотрел на тарелку.

— Испугал? Но ты же ничего плохого не задумала?

Я вспыхнула и резко ответила:

— Что не так? Я просто несу еду… Или стоит заморить Лютого голодом?

— И этого будет мало, — жёстко усмехнулся Макс, а у меня мурашки по спине побежали.

Он знает! Этот человек всё знает и о том, что нас связало с Лютым, и он нарочно ждал меня, чтобы поговорить? Я отступила к стене и, сжав тарелку с едой обеими руками, посмотрела на мужчину исподлобья.

— Еда не отравлена. Я могу доказать это. Вот смотрите, — сунула кусок в рот. Жуя добавила: — Мне незачем убивать Лютого. Он единственный, кто помогает мне защитить ребёнка. И до некоторых пор мне плевать, по каким причинам он это делает.

Икнула неожиданно даже для себя, чем вызвала у Макса улыбку.

— Смелый Ангел, — с ухмылкой прокомментировал он и, вынув из кармана карточку, вложил мне её карман. — Что бы ни происходило, какая бы помощь тебе не потребовалась, даже если нужно защитить тебя от Лёшки, можешь связаться по этому номеру. Я сделаю всё, что попросишь по первому требованию.

Я растерянно моргнула и пролепетала:

— Но… почему?

— Он должен тебе, — вздохнул Макс. — А значит и за мной есть долг.

Затем шагнул к двери и открыл её:

— Иди одна. Боюсь, я слишком зол, чтобы увидеть Лёшку и не выбить ему пару зубов.

И закрыл за мной дверь. Я поймала взгляд Лютого и застыла у порога с полной тарелкой в руках. Поёжившись, ощутила, что щёки обжигает. Наверное, мне стыдно, что я так унижаюсь перед этим монстром. С трудом предложила:

— Есть будешь?

Он сидел на своей кровати и, уперев локти на колени, буравил меня черными глазами, а потом морщинки на лице разгладились, и Лютый спокойно сказал:

— Давай. Даже если там яд курары, все равно. Я слишком голоден, — он показал взглядом на свободное место около себя, безмолвно попросил сесть. — Расскажи мне о себе, — взял из моих рук тарелку и забросил пару кусков мяса в рот. Стал активно жевать и посматривал на меня исподлобья.

— Ешли хошешь, конешно, — буркнул с набитым ртом и, вкинув еще пару кусков, яростно отгрыз кусок хлеба.

И чего это он такой добрый? Играет роль жениха? А говорил, что плохой актер.

Лютый прожевал, сглотнул как-то дерганно и, запив водой, с ухмылкой пояснил:

— Раз нам нужно делать вид, что мы влюбленная парочка, важно не спалиться на мелочах. Я должен знать, какие книги ты читаешь, какую еду не любишь, чем увлекаешься, что не переносишь, есть ли у тебя бзики, — он договорил, окинул меня странным взглядом. Совсем другим взглядом, непривычным. Передо мной будто сидел другой человек.

Лютый увлекся едой, и несколько секунд в палате слышалось только цоканье вилки о тарелку. «Жених» поднес ко рту столовый прибор, наполненный кашей и салатом, и замер.

— Что с тобой? Горло болит? — отставил тарелку на тумбочку и повернулся ко мне, а я заметила, что неосознанно прижимаю ладонь к шее. — Я буду стараться, Лина. Чтобы мы выжили, а дальше, как попрет, — последнее выдохнул шепотом и убрал локон волос с моей щеки. — Ты сильнее меня. Ты смогла перестроится, сообразить, что к чему, даже на краю обрыва. И я хочу не просрать это дело. Я стану щитом, вот увидишь. Сыграем в жениха и невесту, Ангел?

Я сидела и смотрела в его глаза, пытаясь понять, что произошло, пока меня не было в палате. То, что разительная перемена в поведении урода связана с Максом, догадывалась. И слова сероглазого тоже были странными, и его визитка казалась подозрительной. Я прикусила губу, осознав, что теперь нормальное отношение ко мне любого чужака воспринимала как тревожный сигнал.

Мотнула головой, позволяя пряди волос снова упасть на лоб.

— Хорошо. Я расскажу.

Глава 47. Ангел

Что бы ни произошло, Лютый, наконец, пытается прислушиваться. Не слепо тянуть меня за связавшую нас цепь, куда ему надо, а остановился, чтобы посмотреть на того, с кем связала его судьба.

— Но на каждое моё откровение жду ответ. Согласен? — Выдохнула и, собираясь с мыслями, посмотрела в окно. — Я очень люблю лошадей. Порой мне кажется, что даже больше, чем людей. В детстве мечтала стать ветеринаром, но отец настоял на экономическом образовании. Теперь я владелец сети приютов и гостиниц для животных, но и сейчас для меня большее наслаждение помочь живому существу своими руками, чем подписью на бумажке.

Поделившись, я часто заморгала, пытаясь сдержать непрошенные слёзы. Представить не могла, как скучаю по своему делу. Опустила голову и вздохнула:

— Твоя очередь. Чем ты дышишь?

Лютый скрипнул зубами, натянул губы в подобии улыбки.

— Лошади… Опасные животные для хрупкой женщины. Я ничем не ды… — он запнулся и чертыхнулся в воздух. — Ладно. Люблю спорт и, — отвернулся, — детей. Мечтал когда-то преподавать. Макс сто лет назад звал тренером в свой клуб, но не сложилось. А еще, — Лютый довольно уверенно поднялся на ноги, а я от неожиданности отклонилась. — Мне нравятся камни, — он порылся в кармане брюк, что висели на стуле, и показал мне кольцо. Бриллиант засверкал в лучах света. Мужчина подошел ближе, протянул руку и глухо сказал: — Позволишь?

— Лучшие друзья девушек, — пробормотала я и вложила пальцы в его ладонь. — А я удивилась, откуда ты знаешь о модном дизайнере Звонарёве. Ты ювелир? — Покосилась на его огромные руки и не сдержала улыбки: — Мне трудно в это поверить.

Улыбку пугливо прогнала и добавила серьёзнее:

— Мне жаль, что твоя мечта не сбылась.

Я могла бы представить, как мужчина, что улыбался на семейной фотографии, был детским тренером, но вот Лютого в этой роли не видела. Когда он осторожно надел мне отобранное у бандитов кольцо, вздрогнула и, очнувшись от размышлений, спросила:

— А где твоё?

Лютый помялся и показал в сторону душа.

— На полочке. Снял, когда ополаскивался, — руку не отпускал, держал пальцы в своей ладони и смотрел в глаза. — И мне жаль.

Он отступил, выронил мою руку и, сгорбившись, вышел в ванную.

— Читала «Сто лет одиночества»? — спросил Лютый, вернувшись в палату. Прислонился плечом к косяку, сложил руки на большой груди. На безымянном пальце переливалось обручальное кольцо, а на грубом лице Лютого впервые появилась теплая улыбка. Мне даже показалось, что она настоящая. Не наигранная. Но она была недолгой, пока он смотрел в пол, а стоило мужчине поднять голову — все исчезло и превратилось в колючую пыль.

— Нет, — покачала я головой, всматриваясь в жесткие черты Лютого. Может, мне показалась улыбка? Я скорее в бабочку зимой поверю, чем в такое чудо. — Это твоя любимая книга? О чём она?

— О бесполезном побеге от неизбежности. Нет, не любимая, просто она о нравственности, навязанной обществом, о том, как это общество легко нарушает свои же правила. Моя любимая немного в другом жанре, — Лютый повел плечом. — Любишь фантастику? Или фэнтези?

Я не сумела сдержать смеха. Тут же осеклась и выставила ладонь:

— Прости! Я не над тобой смеюсь… Мне трудно представить, что ты любишь фантастику. Мне казалось, что фэнтези увлекаются худосочные юноши с рассеянным взором, а ты такой приземлённый. А оказывается это я такая. Приземлённая. Я не читаю подобной литературы. Хотела бы сказать “к сожалению”, но мне на самом деле не интересно. Мои любимые писатели это Пикуль, Диккенс, Гюго и… — Я заметила его рассеянный взгляд и стушевалась. Боже, мы такие разные! Как нам понять друг друга? Пробормотала: — Тебе наверное скучно это слушать.

Он прошел к окну, а я снова заметила на его изуродованном лице улыбку. Скрытую, сдержанную, но улыбку.

— Диккенс ведь не только реализм писал. И что ты больше всего у него любишь?

У меня на миг перехватило дыхание. Образ жестокого и недалёкого злодея прозванного Лютым, рушился на глазах.

— Ты читал Диккенса?!

Даже то, что Лютый знает об этом писателе, удивительно. Я поднялась и, приблизившись, посмотрела в тёмные глаза:

— На меня самое сильное впечатление произвёл его роман «Большие надежды»… Но и другие тоже. Трудно выделить что-то одно… он так сильно пишет! А ты что читал?

— Мне очень нравятся его Рождественские повести, но «Большие надежды» тоже читал, — он вдруг поднял руку, показалось, что ударить хочет, но вместо этого Лютый опустил ее мне на плечо и притянул к себе. — «Разбивай их сердца, гордость моя и надежда, разбивай их без жалости!» Есть в этом что-то жестокое, потому этот роман меня немного разочаровал. Я наверное был когда-то, мечтателем. Сейчас все поменялось, Ангел. Теперь я читаю разве что ужасы.

Я сжалась и скованно попросила:

— Отпусти меня… пожалуйста.

Ощутив свободу, судорожно вдохнула и, прижав ладонь к шее, просипела:

— Прошу тебя, давай обсудим какой-то знак, который ты будешь показывать, прежде чем прикоснёшься ко мне. Иначе… меня паника накрывает, кажется, что задохнусь. Но когда я буду знать, что мне это предстоит, я подготовлюсь. Допустим, сначала ты сжимаешь кулак, пряча внутрь большой палец… Или сам придумай. Ведь если я не стану вздрагивать, нам поверят? Давай попробуем?