Лютый лежал, подняв руки, а к виску его был приставлено удлинённое за счёт глушителя дуло пистолета, и у меня мороз по коже пошёл. И ужас даже не в том, что Береговому угрожали, у меня сердце на миг замерло при виде полицейской формы. От понимания ужаса ситуации голова закружилась, и я бы лишилась чувств, если бы стояла.

Содрогаясь от страха, уткнулась носом в обнажённую грудь Лютого и тяжело задышала. Чех — полицейский?! Это многое объясняло и ещё больше запутывало. Не стой в дверях монстр в погонах, я бы обрадовалась охраннику правопорядка, но сейчас один его вид убивал последнюю надежду на то, что я смогу выпутаться из этого кошмара. Живой. С ребёнком.

Тут зазвенел сотовый. Тот, что подарил мне Лёша. Я медленно, стараясь ничем не выдать себя перед оборотнем в погонах, вытерла мокрые щёки о кожу Лютого и поднялась. Комната незнакомая, но я сразу догадалась, что Лёша отнёс меня сюда, когда я уснула в гостиной.

Сотовый моргал светом и вибрировал на столе рядом с фотографией жены Берегового. Сердце облилось кровью и я, когда взяла сотовый, будто случайно свалила её в проём между столом и батареей. Надеюсь, Чех не увидел, что Лютый хранит фото своей погибшей жены, готовясь к свадьбе со мной.

— Да, папа, — стараясь, чтобы голос мой не дрожал, я вложила в него как можно больше бодрости. — Как твои дела?

— Нормально, — сразу обрубил отец. — Что с тобой? От тебя ни одного звонка за столько времени. А твоей телефон вне зоны. Когда приедешь?

— А что случилось? — удивление прозвучало искренне. — Проблемы с приютом для животных?

— Никаких, — отрезал он. — Твой управляющий работает как швейцарские часы.

— С чего вдруг тогда ты забеспокоился? — Я вернулась к кровати и, делая вид, что у меня каждый день начинается с визита в спальню вооружённых полицейских, тепло улыбнулась Лютому. — Я отдыхаю и восстанавливаю силы, как ты просил.

— Сегодня я встретил Носова, — отрывисто произнёс отец. — Они готовятся к свадьбе, но невеста — дочь губернатора. Оказывается, Григорий давным-давно вернулся с островов, но тебя до сих пор нет. Я пробил этот телефон, и теперь знаю, что ты точно не на Багамах. Как это понимать?

— Мы с Григорием расстались, — продолжая улыбаться Лютому, объяснила я. — Пыталась тебе раньше сказать, но ты не слушал. Я… выхожу за другого, пап. И он мне нравится намного больше, чем Носов.

— Кто он? — рыкнул отец. — Как зовут?!

— Мы приедем в гости, и я вас познакомлю, — ушла я от прямого ответа.

— В гости?! — ещё сильнее разозлился отец. — Это наш дом. Твой дом! Говори, кто этот смертник, что без моего согласия решил жениться на моей дочери?

— Он, — улыбка держалась, как приклеенная, а я водила пальчиком по груди Лютого, — сильный и богатый, папа. И вряд ли тебе под силу отговорить меня выходить замуж.

— Это мы увидим, — тяжело задышал в трубку отец. Но через несколько секунд, успокоившись, осторожно уточнил: — А ты как? Восстановилась после выкидыша?

Я вздрогнула и, отдёрнувшись от Лютого, прижала ладонь к животу. Носов напел про выкидыш?! Сомнений в том, кто виновен в нападении на меня тех отморозков в лесу, не осталось. С трудом выдавила:

— Я в порядке, пап. Прости, мне пора бежать. Перезвоню и скажу, когда мы приедем.

Отключилась и, не глядя на посторонних, потянулась к Лютому. Прижавшись на миг к его плотно сжатым губам, посмотрела в чёрные глаза и спросила:

— Приготовить кофе?

Не дожидаясь ответа, кивнула и поднялась с постели. Когда я проходила мимо Чеха, он глянул на человека с пистолетом, и тот опустил руку. Я сжала зубы, не позволяя себе облегчённый вздох. Не замедляя шага и не оборачиваясь, спокойно вышла из комнаты.

Но за порогом силы покинули меня и я, покачнувшись, едва не упала. Опираясь о стену, поползла на кухню на ватных ногах.

И тут открылась входная дверь. Пахнуло холодом, и в морозном облаке в дом вошёл Сергей. Я успела заметить, что следом, приставив пистолет к спине друга Лютого, шел огромный человек. Лицо его было скрыто маской, на груди бронежилет.

Улыбнулась Сергею, и хоть этот мужчина спас меня ценой собственной жизни, тепла в голосе так и не удалось добиться:

— Привет, Серёжа. Тебя уже выписали? — Кивнула на следующего за ним незнакомца: — А у нас гости. Располагайтесь, я приготовлю кофе на всех. Жаль, Мария приболела.

И, отвернувшись, направилась на кухню. Тому, что тётя Маша и её муж подхватили вирус, я сейчас очень порадовалась. Они в безопасности, а мы здесь все как на пороховой бочке.

Усевшись на табурет, едва смогла перевести дыхание. На колени прыгнула Рыжуня, и я машинально погладила кошку. Животное вцепилось в меня когтями, боязливо посматривая на дверь.

— Полностью с тобой согласна, — пробормотала я и почесала кошку за ухом. — Сама бы век их не видела.

Когда головокружение прошло, поднялась и приготовила семь чашек кофе. Поставив их на поднос, направилась к спальне Лютого, как раздался хлопок, и посуда выпала из моих ослабевших рук. Чашки разлетелись осколками, оставляя на полу тёмные кляксы кофе.

Это же выстрел!

Глава 56. Лютый

Уснул я глубокой ночью, хотя все равно болтался на обрыве собственных желаний. Тяжело было лежать рядом с Ангелиной. Не думал, что будет не просто сложно, а невозможно не дышать. Не слышать ее постанывания. Не поглаживать теплую кожу ладонями и не шевелиться, не чувствовать мелкую дрожь девушки всем телом.

Я будто очнулся ото сна и больше не мог расслабиться. Несколько месяцев назад ярость за смерть жены душила и ненависть на Кирсанова была невыносимо сильной доминантой, а теперь я злился… на себя. За то, что поддался на сладкие обещания мести, что станет легче, повелся на слова Чеха, что вернет сына, найдет сына. Вранье! Стало хуже. И Сашки рядом нет, третий год пошел, и сердце в груди, будто кусок льда.

Я не хочу! До черноты в глазах не хочу быть этой тьмой испачканным, но поздно. Уже влез по самое горло. Успеть бы спасти детей, пока меня все это не задушило.

Да, Макс прав, Леша Береговой умер вместе со своей женой больше двух лет назад, потому что то, что вселилось в меня после — нельзя назвать человеком. Я дьявол во плоти, и спасение мое на дне обрыва, в горящей лаве справедливости.

Когда руки затекли, а сон осторожной поступью коснулся век, я услышал скрип половицы. И открыл глаза.

Урод в черной маске приставил дуло к виску Ангелины. Зыркнул на меня, переставил оружие мне в лицо, махнул, чтобы я отстранился, и снова перевел пистолет на девушку. Чтобы поторопить меня.

Первой мыслью было — убить тварь, что посмела угрожать Ангелу. Второй — сломать и помучить, чтобы не повадно было наставлять пистолет на мою невесту. А третьей — Чех!

Только он мог прокрасться в мой дом и вот так открыто угрожать. Я приподнял руки, нехотя убирая ладони с живота девушки, отчего растревожил сон Кирсановой, и она шевельнулась. Только бы не испугалась. Только бы поняла, что нужно делать. Сыграла и не струсила.

И она не просто поняла, а блестяще справилась. Отыграла свою роль на Оскар. Когда девушка гордо вышла из комнаты, Чех присвистнул и почесал дулом себе затылок.

— Неплохо. Неплохо, — сказал он, улыбаясь, как хитрый лис. — Даже я почти поверил. Только этого мало, Лютый.

— И что еще нужно? — я привстал на локтях, зыркнул на охранника. Мелкий, в сравнении со мной, тощий, с одного удара улетит, но лучше не рисковать. Чех не просто так держит меня на прицеле. Что-то задумал.

— Что-нибудь личное, — Чех прошел по комнате уверенной походкой, провел пальцем по комоду, словно проверял много ли там пыли скопилось, покосился на меня, а потом резко наклонился и достал упавшую фотку Милы. — Хранишь верность, Лютый? Решил обмануть меня? — стекло треснуло в его руках, а мое сердце в груди замерло. Сука!

— Что ты хочешь? Ее отец поверит, будь уверен.

Он скосил губы в гадкой улыбке.

— Фальшиво все это, — Чех швырнул на пол рамку и встал на снимок каблуком. От хруста тонкого покрытия меня полоснуло горечью, я готов быть метнуться к менту и задавить его голыми руками, но дуло справа мешало двигаться. — Не верю, — продолжал говорить Чех и крутил каблуком. Расковырял стекло тяжелой обувью, а потом, ловко наклонившись, достал фотографию, стряхнул осколки и подошел ближе. Протянул мне снимок, словно жест доброй воли. На, мол, бери. Ничего не бойся. Доверься мне.

Да только я знаю его повадки слишком хорошо.

— Ты обещал сына найти, но кормишь меня завтраками, — сказал я жестко и прищурился. Пора отвечать за свои слова, ублюдок.

— Не доверяешь мне? — он тормознул у самой кровати и дернул фото назад. Достал из кармана нож и приставил к уголку бумаги.

— Ты два года его ищешь, — мой голос звенел сталью, и я словил себя на мысли, что ненавижу этого психа даже больше, чем Кирсанова. — Ты говоришь, что вышел на концы, но я вижу, что только кормишь завтраками. Если нет его в живых — так и скажи, — я не сводил взгляда с фотографии в руках Чеха. У меня их сотни-тысячи, но даже смотреть на Милу другим не разрешалось, не то, что трогать фотографии, где она все еще была для меня живая. Где улыбалась, где смотрела влюбленно, где держала сына на руках.

Лезвие поехало в сторону по краю карточки, до скрипа бумаги и моего сердца.

— Вот значит как, — Чех хлопнул по комоду ладонью, прилепив туда фотографию. — Это твоя благодарность, сосунок? Думаешь, что я за свои слова не отвечаю? — он замахнулся, но в последний миг нож полетел не в мою сторону, а встрял в комоде, пронзив лицо жены.

Ребра раздались в стороны, сердце взлетело в горло, кровь ударила в голову, а я сорвался с места. Урод справа не ожидал моего рывка, покачнулся, но потом ловко дернулся и сбил меня на ходу тяжелый пистолетом. Я отмахнулся и ударил его по плечу. Вывернулся, заломил уроду руку, сжал курок вместе с его пальцами, отчего они захрустели. Прозвучал выстрел. И ублюдок, поскуливая, рухнул на пол с простреленной ногой.