Ко мне поспешила Мария и, подхватив под локоть, горячо зашептала:

— Лина, я вызвала полицию, и…

Я рассмеялась. Зло, безудержно. Да, удержаться не удалось. Впрочем, зачем мне делать вид, что я не знаю, кто эти “гости”? Уголки губ опустились, когда я тихо процедила:

— В доме полиции и так больше, чем хотелось бы.

Двери в гостевую комнату распахнулись, и навстречу нам вышел сам Чех. Светясь довольной улыбкой, он уточнил:

— Я слышал смех. Невеста счастлива?

— Безумно, — холодно ответила я.

Проигнорировав протянутую ладонь Чеха, я, опираясь на руку Марии, осторожно двинулась неудобном платье по ковровой дорожке. Раздалась живая музыка, и вальс Мендельсона резанул по сердцу будто мечом. К глазам подступили слёзы, я начала задыхаться.

Ох, рано я решила, что готова встретиться лицом к лицу со своим главным кошмаром! Страшный день, наложивший несмываемый отпечаток на моей душе, вернулся, паника сжала за горло. Казалось, если я увижу Лютого, то упаду без чувств.

Пялясь в пол, я с трудом делала шаг за шагом и, проклиная Чеха, судорожно вдыхала, ощущая дурноту. Вся эта дурацкая церемония — его изощрённая пытка. Этот садист мог бы позволить нам просто расписаться, но нет — потребовалось… это.

Дорожка к месту, у которого я из-под опущенных ресниц видела три тёмные фигуры, казалось рекой Стикс. И я, переплывая её, понимала, что пути обратно нет и не будет. А стоит мне поднять глаза и столкнуться взглядом со своим прошлым, я сломаюсь.

Но и не сделать этого я не могла. Я должна играть. Ради малыша обязана быть сильной. Пережить это, чтобы идти дальше. Переступить через боль душевную сегодня, физическую через несколько месяцев, чтобы дать жизнь маленькому человечку, сердечко которого уже бьётся. И он даже слышал, как Лютый ему сказал «Папа любит тебя».

Остановившись, отпустила руку Марии, в которую цеплялась, как утопающий за соломинку, и медленно подняла голову. Встретившись взглядом с Лютым, вздрогнула. Сердце пропустило сразу несколько ударов при виде высокого гладковыбритого и стильно подстриженного мужчины в костюме от Армани. Совершенно не похож на монстра, который утащил меня в машину, и дело не в одежде.

Его взгляд, такой же, как недавно в машине, был умоляюще яростным. Будто почти мёртвый разодранный копьями зверь ожил и, позволив к себе приблизиться слабой женщине, принял её в свою стаю. Я видела, что Алексей Береговой готов убить каждого в этой комнате, стоит мне кивнуть. Разрешить. Позволить любить себя.

Глава 63. Лютый

В старших классах я, дебошир и троечник, влюбился в девочку из «10-а». До того влип, что преследовал ее, как больной. Провожал домой, прячась за кустами, наблюдал на переменах, как она веселится с подружками, прогуливал уроки, чтобы увидеть, как Оксана занимается на физре. Темноволосая, спортивная, в узких джинсах, что подчеркивали ее сильные бедра, и сводили меня с ума ночными фантазиями. С глазами-орехами, наполненными настоящей лавой. Первая любовь, твою ж мать.

Когда я первый раз пришел к ее дому, чтобы позаглядывать в окно, хоть краем глаза увидеть ее обнаженное плечо или спину, чтобы услышать смех и искристый голос, я случайно сломал штакетку забора и провалился во двор. Меня поймал ее старший брат, что только на днях вернулся из армии. Он приволок меня, как вонючего пса к порогу, бросил в грязь и вызвал Оксану на улицу.

— К тебе? — грозно спросил он, сплевывая в сторону.

— Я его не знаю, — как-то небрежно-весело ответила девушка.

— Этот извращенец подглядывал. За тобой, сестренка. — Брат Оксаны был крупным, накачанным, хотя по росту мне не уступал. — Дождемся родителей, Ксюха, или отпустим паршивца?

Я поднялся на ноги и отряхнулся. Весна была, апрель, кажется, еще прилично холодно, по утрам изморозь хрустела под ногами, но трава уже проклюнулась, позеленила поляны и подлески.

Оправдываться не было смысла, парень ведь говорил правду, я нагло подсматривал, потому я просто стоял и, опустив голову на грудь, молчал.

— Раздевайся, — внезапно бросила девушка.

Я поднял голову и обжегся о насмешливый взгляд.

— Что? — переспросил хрипло.

— Ты подсматривал за мной, и я хочу расплаты, — просмеялась она в кулак. Брат поддержал мерзким хохотком.

— Нет, — отрезал я твердо.

Смотрел на этих двоих исподлобья и медленно закипал от злобы. После смерти родителей стал нетерпимым к ехидству и несправедливости. Тетя Маша учила меня быть уравновешенным, честным, стараться не влипать в истории, потому что в полиции и так на меня висел жирный крючок. Я старался изо всех сил быть хорошим, но вот такие люди, что сейчас скалились в мою сторону и насмехались над моими чувствами, вызывали во мне бурю темных эмоций.

Я молча повернулся, чтобы уйти, но брат Оксаны бросился следом, сбил с ног и ударил сапогом по спине, отчего потемнело в глазах. Впечатав в густую грязь огорода лицо и руки, я еле вывернулся.

— Раздевайся, сучонок! — грубо сказал брат Оксаны, а она довольно кивнула. — Ксюха, дай мне нож, — он протянул ладонь в сторону сестры, и она вложила в его руку небольшой кухонный резец.

Я не боялся умереть, но осознавая, что будет с тетей, если со мной что-то случится, похолодел от ужаса.

— Снимай, или я сдеру с тебя шмотки вместе с кожей, — наступал урод. В правильных чертах пацана разглядел психа и конченого ублюдка, а голосок Оксаны показался язвенным и противным.

— Раздевайся, красавчик!

— С-с-су… — прошипел я, снимая ветровку.

— Молча! — брат тряхнул рукой, лезвие блеснуло перед глазами, а потом рассекло руку на плече. Светло-голубая рубашка в клеточку, которую сшила мне тетя, разошлась широкой щелью и быстро окрасилась алым. — Все снимай!

Я не чувствовал унижения или обиды, потому что яростно желал их убить. Прыгнуть и задавить голыми руками. Чтобы не смеялись. Чтобы не глумились. Мне было всего восемнадцать. Тело вытянулось, но мышцы все еще были слабыми и дряблыми. Костлявая статура, угловатые плечи, длинные тощие руки. Я был похож на Кощея Бессмертного.

Когда остался в одних трусах, они зашлись хохотом, а у меня ревело под ребрами сердце. Тогда я научился ненавидеть по-настоящему, но сумел сдержать ярость в узде. Затолкать в душу и разрешить по себе потоптаться. Ради семьи. Ради спокойствия тети.

— И это тоже, — заржала Оксана, показав на мои бедра. — Боря, помоги ему, скромняге.

Я глянул на нее так, что девушка попятилась, а брат настоял:

— Снимай, костлявый, или я срежу их вместе с твоим хреном!

И я сделал это. Подчинился. Брат, толкнул меня в грязь, а потом они долго с упоением пинали меня. Окровавленного и ослабшего выбросили за ворота.

Домой я добрался поздней ночью, а после месяц пролежал в больнице с воспалением легких и сильными ушибами. Родным сказал, что меня ограбили на улице, но заявление подавать не захотел, потому что был пьян и ничего не видел. Тетя не поверила, но я и не настаивал.

Позже не попал на последний звонок и выпускной, но особо и не хотел. Летом поступил на физкультурный и постарался просто забыть Оксану, хотя тот случай оставил в моем сердце глубокий шрам. Я долго не подпускал к себе девушек и никому не доверял.

Когда выпустился из института, и память уже ослабила тиски, стерла из души унижение, я случайно встретил Оксану в продуктовом магазине. В черном платке, с потухшими глазами. Конечно, она меня не узнала, потому что я стал шире, сильнее, грубее. Наверное, ее насмешки и подтолкнули меня к занятию спортом: сначала ради самозащиты сначала, а потом из желания быть ближе к детям. Как недостижимой мечте о семье.

Девушка, что насмехалась и издевалась надо мной вместе с братом, расплатилась за товар и тихо вышла на улицу, а ей вслед полетели шепотки:

— Связалась с бандитом, вот и результат. И Борька погиб из-за нее, защищать полез от мужа, что лупил ее, как сидорову козу, — на месте и пристрелили. Теперь сама дочь воспитывает, с родителями так и не общается…

Не дослушав сплетниц, я вышел на улицу и поискал взглядом девушку. Мир жесток, но справедлив.

Провожая хрупкую фигурку Оксаны, что толкала впереди старую коляску, я думал, как бы повернулась жизнь, если бы она встречалась со мной. Если бы стала моей женой. И не видел ее на этом месте.

За все поступки приходится платить. Я не питал иллюзий, настанет и мой черёд.

Подняв голову, увидел Ангелину, что спускалась по лестнице в белом пышном платье, и понял, что расплата уже близко.

Я себя ненавидел в этот миг. За то, что хочу этой свадьбы. Долго не мог поймать взгляд девушки, хотелось прочесть ее чувства, поискать надежду. Ангелина плыла по гостиной и натыкалась на чужих людей, ежилась и обнимала себя руками, накрывала неосознанно живот, сдержанно улыбалась. Даже Чеху улыбалась. Все ради ребенка. Она шла по этим осколкам, раня душу ради моего ребенка.

Серый утащил меня на место, где нужно встретить невесту, и только в тот миг, когда я обернулся и нырнул в голубые глаза, понял, что сделаю ее сегодня счастливой. Пусть потом буду платить, но сегодня будет день только для Ангела. Самый искренний и нежный, на который я способен.

Глава 64. Лютый

Вступительную речь пропустил, потому что не слышал. Сердцебиение дошло до уровня «максимально», отчего перед глазами все плыло, а в ушах шумело.

Перехватив маленькую ладошку Ангелины, я шевельнул губами, попытался улыбнуться и что-то сказать, но не смог. На свадьбе с Милой я думал, что никогда не ступлю на эту дорожку снова. Что она моя навеки-вечные. В горе и в радости, в богатстве и бедности.

И только смерть разлучит нас…

Расстегнув пиджак, потянул галстук, что душил горло, и ослабил узел. Все происходило будто не со мной. Не с нами. Где-то в параллельной вселенной встретились две планеты и стали жить рядом, избивая друг друга пламенем и льдом.