— Ваше желание свободное, искреннее и взаимное, с открытым ли сердцем, по собственному ли желанию и доброй воле вы заключаете брак? Алексей? — женщина замолчала, а я хрипнул:

— Да, — и, сморгнув ощущение иллюзии, посмотрел на невесту. В белоснежном она походила на залетевшую в окно снежинку. Протяни ладонь, она растает, и я до ужаса боялся пошевелиться, чтобы этого не случилось.

— Ангелина? — ведущая повернулась к девушке.

Я чувствовал спиной присутствие врагов. Их взгляды полосовали кожу, не хуже ножа. Только бы Лина выдержала, после я попытаюсь вымолить у Чеха поблажку. Хотя бы на эту ночь.

Я повернулся через плечо и столкнулся с его безумными глазами. Не будет поблажек. Сучья тварь. Как я попался на его крючок? Я знал, что он больше ничего не скажет, не прикажет нам с Линой спать, не будет присутствовать в комнате, но все равно проверит…

Это оглушало, убивало изнутри, терзало плоть без анестезии, и я снова прослушал слова ведущей. Очнулся, когда Лина осторожно коснулась моего локтя.

— Прошу, повторяйте за мной, — обратилась женщина ко мне. — Я, Алексей, беру тебя, Ангелина, в законные жены.

Не слыша своего голоса, проговорил слова, а потом впитывал подобный ответ девушки, глотал его, как лекарство от боли.

А дальше просто провалился в текущую и вязкую речь обета, что мы говорили по-очереди. Сначала я, потом она.

— Обещаю оберегать тебя.

— Понимать и уважать тебя.

— Подставлять свое плечо и верить тебе.

— Всегда.

— Я брошу вызов любому, кто посягнет на наше счастье.

— Я сохраню тепло очага в нашем доме в самый лютый холод.

— Ради того, что мы создали вместе.

— И всего, что будет создано.

Перед следующей фразой я на миг запнулся. Сердце замерло, затрещали ребра, и за несколько секунд я понял, что Милы там больше нет, а есть только Ангелина.

Сказал без тени сомнений:

— Я предлагаю тебе свою любовь и верность.

— Я принимаю тебя с достоинствами и недостатками, — тихо ответила она.

— Обменяйтесь кольцами, — буднично завершила речь ведущая, а мы с невестой приморозились, столкнувшись взглядами. Это длилось быстро, но и бесконечно. Вечно.

Я подхватил колечко с протянутой ладони Сергея и коснулся руки девушки. То самое украшение, из коллекции моего верного ювелира Звонарёва, село на пальчик, как влитое. Лине пришлось совсем ненадолго его снять, и получаса не прошло. Паспорт Кирсановой был у меня давно, я смог забрать документ из ее дома еще пару месяцев назад через своего подставного. Я искал выход из ситуации и планировал отправить Лину за границу, чтобы спасти от лап Чеха, но понимал, как это наивно и глупо. От вездесущего мента высшего уровня не сбежишь.

Когда она одевала мне кольцо, мягко прикасаясь к руке, я искал в синих глазах страх, неприязнь или что-то похожее, но не мог разобрать ее эмоций. Вообще. Будто она их выключила, оставив лишь хорошо раскрашенную оболочку человека и каркас счастливой невесты. Но я безумно гордился силой воли девушки — она выходила замуж за своего палача. Не дрожала, не плакала и даже улыбалась. Будто по-настоящему.

Затем были две подписи, два паспорта и общая фамилия. Она станет Ангелиной Береговой, и осознание этого напрочь снесло мне башку, выдрало с кровью остатки ненависти. Она же теперь не Кирсанова! Не враг. Не та, кому я хочу мстить.

— Алексей, можете поцеловать жену, — сказала восторженно ведущая, и все сдержанно захлопали.

Я подступил ближе к супруге, коснулся ее горячей щеки ладонью, потянул к себе, заставляя приподняться на носочки.

— Ангел, ты разрешаешь? — спросил одними губами.

— И даже заверила подписью разрешение, — пошутила она, но в глазах читалась напряжённость.

Я слегка прикоснулся губами к ее губам. По коже заметались приятные колючки, тело напряглось, в бедрах стянуло до глубокой боли.

— Можно больше не спрашивать? — шепнул, когда она покладисто приоткрыла рот. Ангел так вкусно играла, что я с трудом оставался на грани нашей фальши, стараясь не позволять себе мечты о взаимности.

Сердце качало кровь, трепыхалось в груди, когда я осторожно пробрался между губ языком, защекотал ее, поймал вздох, сдержал руки, чтобы не растрепать пальцами безбожно спрятанные под тугой прической волосы, переплел нашу дрожь и отпустил себя. До того глубоко и жадно пил-целовал, что потерял связь с реальностью — уплыл в горячечную реку с порогами, быстрым течением, высокими обрывами. Двух-трех секунд хватило, что сполна наполнить меня безграничной горькой виной за содеянное, но я гнал ее, глотал ее, убивал на корню. А уродливая моя личная тьма, как феникс, возрождалась и снова душила.

Пришлось оторваться от губ Ангелины и, задыхаясь, обнять ее и притянуть к себе.

— Первый танец молодых, — довольно пропела ведущая.

Музыка, что повела нас в новую жизнь, была такой же призрачной, как и наши отношения. Вальс из «Джазовой сюиты № 2» Шостаковича. Чех знал, что именно под него мы танцевали с Милой первый танец на бракосочетании. Именно его сыграли приглашенные музыканты, что прятались в углу гостиной, под аркой лестницы.

Мент оскалился злобой, когда я скрестился с ним взглядом. Подавись, ублюдок, моей болью. Захлебнись. Отравись. Утопись в ней.

— Знаешь историю этого вальса, Ангел? — сказал я на ухо девушке, коснувшись губами кожи, и плавно повел ее под музыку. Осторожно, чтобы она не путалась в платье, но настойчиво, чтобы почувствовала в ритме надежность моих рук.

— Никогда не интересовалась музыкой, — с лёгкой ноткой горечи ответила она. — Мама играла на фортепиано, но после… Только лошади и книги.

Ресницы её дрогнули, взгляд испуганно метнулся на Чеха, но губы сжались в жёсткую линию. О чём Лина подумала в этот момент, и спрашивать не надо. Кажется, она всё сильнее укреплялась в мысли, что ей мстят за отказ матери.

А мне за что?

Нет. Я сам себя наказал — никто не виноват.

Да только прошлое не исправит настоящее и не построит будущее.

— Этот вальс считается утраченным. Когда Шостакович писал его, шла война, и музыканты, что готовили оркестровку сюиты, в большинстве погибли на фронте, — я повернул Лину в танце, чтобы она не ловила взглядом нашего общего врага. Я давно понял, что Чех мне не друг. Тот, кто спасает жизнь другого ради потехи и манипуляций, не может таковым считаться. — Композитор выбросил ноты и не вспоминал, видимо, для него это было очень болезненно. Через много лет вальс вернулся в мир, чтобы подарить нам волшебные звуки. Лина, — я привлек ее внимание, словил взгляд и позволил себе маленькое откровение: — Ты замечательно смотришься в белом, будто настоящий ангел.

— Я ненавижу белый цвет, — рассеянно отозвалась она. — Для меня он как… те ноты для Шостаковича.

— Я это запомню, — сказал и застыл вместе с финалом музыки, сжал ее ладонь и обнял сильнее талию. Стоял и впитывал в себя ее образ. Белый-белый. Снежный-снежный. Я сам толкнул ее в темноту, заставив ненавидеть этот цвет. Она права. И болтать о том, о сем нет смысла, не услышит меня девушка — теперь уже жена. Не будет развода, не будет разлук. Я отпущу ее навсегда. Так правильно.

На фуршете мы были единственные, кто не пил. Ангелина из-за беременности, а я спиртное на дух не переношу. И через час веселые «гости» стали плавно расходиться. Подозреваю, что по негласному приказу Чеха.

Наши судьбы нам не принадлежали. Я свою продал за смерть, а Ангелина за жизнь. Такие разные цели, такие сильные мотивации.

Чех, криво ухмыляясь, подпирал стену, пока мы прощались с тетей и дядей, а потом ему кто-то позвонил, и мент исчез в кухне. Лина заметно расправила плечи и шумно выдохнула, пальцы на моей руке дрогнули.

Серый на выходе так злобно зыркнул на Ангелину, что мне стало жарко. Супруга отошла в сторону с тетей Машей, и пока они беседовали о своем, я подобрался к другу. Что за взгляд? Он ведь знает, что все игра, так сложно поддержать? И так дерьмово, зачем маслица подливает в мое пожарище?

Я подошел ближе, обнял его широкие плечи, похлопал по спине и тихо сказал:

— Рад твоему возвращению, Волчара.

— Уже не ждал, что ты меня заметишь, — скривился тот и кивнул на Ангелину. — Видел, как ты сучке гланды вылизывал. Сперма по мозгам бьёт? Так вытрахай её, я подержу… или присоединюсь. Может, как яйца расслабятся, вспомнишь, что сделал её отец. Или всё, забыл Милу?

— Уходи, — скрипнул я зубами. — Или совсем лекарства мозги расплавили? Что ты несешь? Иди домой, Серый.

— Прогоняешь меня?! — оскалился он. — Дырка тебе дороже друга? Я уже понял это, когда ты бросился к ней, хотя я подыхал под твоими ногами. Умирал, мать твою, за то, чтобы отомстить за Милку и Сашку! А ты… Блять! Лютый. Эта сука тебя в тряпку превратила. Ты готов терпеть еблю Чеха, чтобы её не трогали. Думаешь, я не вижу? Да у тебя член вперёд тебя в комнату входит, если она там.

Двинув меня плечом, он направился к Лине:

— Поздравляю молодых! Желаю жаркой брачной ночи. Не первой, — задержавшись рядом с побледневшей девушкой, прошипел он, — но не менее запоминающейся! — Подался к ней: — Если тебе будет мало, ангелочек, ты только позови.

И, хохотнув, покинул дом.


Глава 65. Ангел

Я вжалась в стену, когда Сергей приблизился и прошипел слова, от которых в животе всё свернулось в ледяной клубок. Ребёнок, будто ощутив мой страх, толкнулся, и я медленно выдохнула. Не отступать. Не жалеть. Не оборачиваться. Я должна идти вперёд, чего бы мне это ни стоило. Мой ребёнок должен выжить. Подняла голову и посмотрела прямо в глаза Серому, как называет друга Лютый.

— И не мечтай, — ответила одними губами.

Лицо его исказилось злобой, а потом мужчина расхохотался. Когда друг Лёши вышел из дома, я вздохнула с облегчением, но тут из кухни вылетел Чех. Будто чёрный вихрь, он пронёсся по комнате и, застыв на мгновение перед Лютым, хлопнул его по плечу: