Его тело потрясающее, ошарашивающее, умопомрачительно красивое! Я любовалась обнажённым торсом мужчины, словно крепким поджарым племенным жеребцом Даймоном — гордостью отца и беспрестанной завистью окружающих. Но Лютый ещё более опасен, чем норовистый конь, с которым справится не каждый жокей. Береговой, будто хищная кошка, огромный лев, одним своим присутствием заставлял сердце колотиться быстрее. Но, если раньше оно прыгало в груди от ужаса и ненависти, то сейчас от восхищения.

Лютый попросил себя связать, и я подчинилась. Не знаю зачем, но мне стало чуточку легче, когда не ожидала его прикосновений, получила толику свободы и собственной воли. Изучая его накачанное тело, едва дышала.

Кончики пальцев касались узлов мышц, очерчивали их, а Лютый вздрагивал каждый раз, его грудная клетка всё выше вздымалась от рваного дыхания. Поджарый живот опадал на выдохе, проявлялись чёткие кубики. Мужчина уже почти непрерывно дрожал, а когда я коснулась пупка, то услышала тихий стон, переходящий в рык и, разумеется, иллюзий не было — я видела оттопыривающиеся брюки.

Вмиг перед внутренним взором пронеслась неприглядная картина, мужчина рычал точно так же, и его огромный член… От охватившего меня ужаса я отпрянула и, едва сдерживая приступ паники, проявила слабость. Попросила Лютого отступить. Зная, что не получится, взмолилась. Вот бы Лютый умел лгать! Но у Лёши всё по лицу видно, и я понимала — ему Чех не поверит. Мне придётся пойти на это ради малыша.

Следом за страхом пришла злость. Она затопила ядом, вырвала едкие слова, полоснула нас обоих правдой. Краем глаза я заметила, как перекосилось лицо Лютого, как опасно блеснули его глаза, как напряглись плечи. Я ожидала чего угодно, но была поражена…

Мужчина был так возбуждён, но всё же не стал бросаться на меня, как тогда в машине. Прикасался бережно, и от ласковых прикосновений мурашки охватывали тело, а страх медленно отступал. Но всё же оставался, придавая перца ощущениям.

Лютый склонился и припал горячими губами у меня между ног. О, небо… Я и не подозревала, как это приятно. И стыдно! И… Застонав, выгнулась всем телом, рухнула в обжигающую темноту наслаждения. Пальцы Лёши, такие нежные, такие большие, разжигали пожар внизу живота, ласкали складочки, но его язык, прикоснувшись к средоточию нервов, просто вызвал взрыв. Пара умелых движений, и я остро дошла до сладкого пика. Как никогда в жизни, до потемнения в глазах и полного изнеможения.

Едва дыша, не в силах посмотреть на Лютого и осознать всю глубину своего падения, я отвернулась. И понятия не имела насколько развратная, раз позволила Лютому творить такое. Не оттолкнула, не сказала «нет», беспрекословно подчинилась тому, кто сломал мою жизнь. Слёзы скользнули по щекам. Я перестала ненавидеть Лютого… потому что начала себя.

Леша перебрался выше, поставил ладони по бокам и поцеловал меня в живот, отчего я невольно вздрогнула и повернулась к нему. Лютый поднял на меня наполненный блеском взгляд и вдруг начал рассказывать:

— Когда мне было девятнадцать, я учился в инфизе, — провел рукой по ребрам, приподнялся выше, накрыл грудь. Сжал достаточно сильно, заставляя сосок набухнуть и уткнуться в сплетение линий судьбы на его ладони.

Мужчина потянулся, приблизился, терпкий запах его кожи защекотал нос, но остался в сантиметре от меня, не прикасался телом, не нажимал и не принуждал подчиняться.

Только руками, как бабочками, метался от угла до углу плеча, от вершины к вершине груди, к пупку и ниже, к самой грани, затем снова вверх, вплетаясь в волосы, будто лентами, оставляя на коже глубокое тепло. Леша прикасался невесомо, иллюзорно. Губами, пальцами, дыханием.

И говорил хрипло-осторожно:

— Мне везло на девушек постарше. Никогда молоденькие-зеленые не привлекали, — он усмехнулся в сторону и вдруг наклонился к моим губам. — Зоя была скорее женщина, чем девушка. Старше в два раза, я даже не помню, какой предмет она вела, потому что на уроках пожирал ее глазами. Гормоны, — хмыкнул и, сместившись, лизнул вершинку соска.

Небрежно так, будто это для нас что-то обыденное и привычное, вызывая сомн мурашек по всему телу. Большие ладони бродили по моему животу, поглаживали бедра и, будто случайно, касались средоточия между ног. Там все еще горело и сжималось от неги.

Леша прилег рядом и, оставаясь на достаточном расстоянии, стал вырисовывать на моем теле замысловатые узоры. Я не просто дрожала — трепетала под его пальцами. Как он остается в полном спокойствии, когда я задыхаюсь от возбуждения? Сколько в нем силы духа? Ведь после Эли, я знала, у Лютого никого не было — он просто не отходил от меня все эти месяцы. Разве может мужчина столько выдержать без…

— Она была такая опытная, — продолжал Леша и, вглядываясь в мое лицо, ласкал, искал кончиками пальцев чувствительные точки, теребил и мучил, но сладко, вовсе не страшно, плавно расслабляя меня, погружая в новую пучину, которой я не могла дать названия.

Леша вдруг тихо засмеялся, в полутьме почти не выделялся жуткий шрам на его высоких скулах и щеке, только на границе волос белая полоска уходила в от виска вверх. Он вдруг показался просто парнем, который понравился мне на вечеринке. Хотелось коснуться, накрыть рукой уродство, представить, что его там нет, но я лежала и ждала. Не знаю чего именно.

Леша рассказывал:

— Когда у нас случился первый раз, я… сбежал. Как же было стыдно. Я опозорился, потому что кончил, едва… — он заулыбался и, немного повернувшись ко мне, накрыл губами грудь. Пощекотал языком твердый сосок, а потом, продолжал говорить, осыпая теплым песком слов: — Уроки пропускал, прятался, избегал встреч, пока она не подстроила шалость и не заманила меня в пустую аудиторию. Это была не любовь — только секс. Ядовитый и острый, но он многому меня научил.

Леша замолчал и, немного ссутулившись, наклонился. Его глаза были рядом, и я утонула в их манящей черноте.

— Лина, я могу быть не только лютым зверем, могу научить тебя раскрывать свои желания. Дать гарантию на безопасное будущее не получится, но наслаждение подарить в моих силах. Только пойди навстречу, — кончик его пальца опустился на губы, приоткрыл их, выпустив мой выдох. — Попробуем, Ангел? — прошептал Леша, зарываясь лицом в мои волосы. Втягивая с шумом воздух, будто мой запах для него что-то значит.

— Попробуем… — будто завороженная, шевельнула я губами.

Совсем беззвучно, но он понял.

Береговой привстал, чтобы скинуть брюки и белье. Я на миг зажмурилась, а когда открыла глаза, муж оказался рядом. Как хищник, приблизился неслышно. Кровать под ним прогнулась, а я оказалась прижата сильным телом к кровати.

— Ты можешь остановить меня, Ангелина, — сухие и горячие руки бесконечно, неотрывно гладили по бедрам, ногам, рукам и плечам. Разогревали кожу, разминали, доводя до микроспазмов. Раздвинув мои ноги в стороны, Леша мягко вклинился между, но не прикасался, держался в доле от прикосновения. Затих, будто ждал позволения. Не дышал. Подрагивал на вытянутых руках, готовый в любой момент отступить.

Дрожа, я медленно опустила взгляд на его орудие, что застыло между моих ног. Видеть его было страшно и тревожно, от размера вообще затылок сжимало льдом. Как он во мне уместится?

— Боюсь боли, — краснея, шепнула я. — И… это не навредит малышу?

— Не будет больше боли, — Леша легко коснулся меня в точке невозврата, снова отодвинулся, прошипел что-то неразборчивое сквозь зубы, запрокинул голову. — Я ведь обещал, Лина, — мужчина смотрел в потолок и быстро моргал, словно смахивал непрошенные слезы или ярость. — Я докажу тебе, — и опустил голову, всмотрелся, будто искал в моем взгляде согласие.

Леша склонился надо мной и с жадным поцелуем плавно толкнулся. Осторожно наполняя. Совсем чуть-чуть распирая, создавая болезненно-приятное напряжение. Стоило мне сжать ноги от неожиданности и страха, впиться ногтями в его плечи, как он отстранился.

Покачался на руках, целуя шею и лицо, перебирая волосы. Муж будто влипал в меня, по миллиметру завладевая телом, но и разрушая барьеры, что возвела вокруг нас ненависть.

Я смотрела на Лешу широко распахнутыми глазами и глубоко дышала. Не должна этого испытывать, но… мне было приятно. Наполненность там, где так горело от неизведанных ранее чувств, манила испытать большее. Не было резкой раздирающей боли, как в первый раз, а каждое движение Лёши вызвало в теле горячие волны наслаждения. Так нельзя! Я же…

И, сдавшись, прикрыла глаза. Услышала собственный тихий стон.

Леша пробирался глубже с каждым нажимом и толчком, но не спешил. Держал плавно-поступательный ритм, отчего позвоночник постепенно скрутило спиралью, горло пережало от крика, что рвался наружу.

— Ещё…

Осознав, что только что произнесла, я задохнулась и, вцепилась в плечи Лютого так, что, казалось, сейчас ногти пронзят кожу, запрокинула голову. Не сдерживая стона, приподняла бёдра.

Это безумие выворачивало меня наизнанку. Понятия не имею, почему моё тело так ярко реагирует на ласки — виной ли тому беременность, или то, что я сама хочу — но я словно сошла с ума. Поддавшись временному помешательству, смирившись, что финал неизбежен, я подстроилась под движения мужчины и, закрыв глаза, отдалась древнему, как мир, наслаждению.

Будь что будет, я возненавижу себя… потом. Но сейчас хочу всё больше, глубже, сильнее, совершенно лишившись самоконтроля, уже почти кричала в голос.

– Лёша, да… Ещё!

Огромный, он туго двигался во мне, и, распирая, приносил столько неизведанного прежде удовольствия, что хотелось выть. Не знала, что возможно так. Разумеется, я не ангел, и ласкала себя, но всё это лишь тусклая тень истинного наслаждения.

Страшась и желая увидеть лицо Лютого, я всё же открыла веки и тут же утонула в его чёрных, как самая глубокая пропасть, глазах. В них не было ненависти и жестокой ярости, как в тот жуткий день. Сейчас я читала в них восхищение и… всепоглощающую нежность.