Во рту появился привкус крови — нервничая, я прикусила губу. Лютый остановил автомобиль и, покинув его, обошёл, чтобы подать мне руку. Когда-то, в первый раз, он сделал это со злостью, сейчас же движение было настолько естественным, будто Лёша всегда обо мне заботился. Папа поверит, что Береговой меня любит, потому что всегда обращает внимание на язык тела. Больше, чем на слова.

— Мне страшно, — тихо призналась я, когда Лютый, облаченный в строгое черное пальто, большой, как гора, вёл меня к дому.

Утренние лучи переливались в морозном узоре на стекле входной двери. Яркая лента, оплетающая венок из свежих еловых веточек, напоминала о крови, которая была пролита. Я вцепилась в руку мужа и добавила:

— Хочу сбежать далеко-далеко.

— Куда бы ты поехала? — улыбаясь, спросил Леша и перевел спокойный взгляд на окно папиного кабинета. Тонкая полоска жалюзи зашевелились. И в тот миг я рассмотрела убийственный знакомый огонь в черных глазах Лютого — за стеклом стоял отец.

Страх сжал сердце льдом, перехватил дыхание. За время, проведённое рядом со зверем, приручив Лютого с помощью ребёнка, я и забыла, каким он может быть. Даже то, как он избил Серого, не испугало меня так, как этот взгляд. Ноги приросли к порогу нашего с папой дома.

— Туда, где нет прошлого, — почти беззвучно прошептала я. — Где никто не страдает и не жаждет мести. Но такого места нет.

Дверь распахнулась, и я увидела отца. Классический костюм сидел на нём, как всегда идеально, шёлковая рубашка сияла чистотой, на лице подрагивала улыбка, но взгляд прожигал насквозь.

Я сжалась в ужасе, не зная, что произойдёт, и выдавила приготовленную, заученную по пути фразу:

— Пап, познакомься. Это мой муж, Алексей Береговой.

— Муж, — побелевшими губами шепнул отец и придавил Лютого взглядом.

Леша резал отца взаимно взглядом-кинжалом, большая грудь поднималась от возбужденного яростью дыхания.

— И отец моего ребёнка, — ещё тише добавила я.

Папа крупно вздрогнул, опустил глаза на мой заметно округлившийся живот, что прикрывало легкое светлое пальтишко.

— Тварь! — выплюнул отец.

— Мог бы поспорить, но, — Леша притянул меня к себе и коснулся губами виска, — мы пришли с миром. Вы же хотите увидеть своего внука? — он говорил с легкой улыбкой, но в голосе дрожала злоба и предупреждение. Одно движение — и хищник бросится на добычу.

Мне хорошо знаком этот взгляд, похожий на бездну. Губы говорят одно, а глаза другое. Стоит сделать неверный шаг — Лютый просто растерзает отца голыми руками. Ощущая себя так, будто пыталась удержаться босыми стопами на острие меча, я шагнула к папе. Обняла будто каменную статую, он даже не подался навстречу, не обвил меня руками.

— Пожалуйста, — шепнула я и, на миг сцепив зубы, выдохнула: — Я люблю его.

Пальцы отца впились в плечи, причиняя боль, его тело еще больше напряглось под моими ладонями. Всего на миг, а потом он вздохнул и, отступив, посмотрел на меня так, что я ощутила себя предательницей. Словно собственноручно воткнула нож ему в сердце.

Папа за миг будто постарел на десять лет, уголки губ опустились, голос прозвучал безжизненно:

— Заходите.

Глава 73. Ангел

Я шагнула в прошлую жизнь, как в огонь. Понимая, что нет другого выхода, нет возможности отступить, почти не дышала. Воздух, казалось, звенел от напряжения, что возникло между двумя мужчинами.

— Линочка! — ко мне бросилась Ирина, наша домработница. Она обняла меня, сдерживая слёзы, и прошептала: — Я соскучилась… — Тут же отпрянула и, утирая щёки, опустила глаза: — Прости, ты не любишь этого. Может… какао приготовить?

Я же шагнула к ней и, обвив руками шею, прижалась, словно к родной. Сейчас я была благодарна этой женщине, которая практически заменила мне мать, окружала заботой и любовью, но никогда ничего не требовала взамен и терпеливо переносила все мои уколы.

— Я соскучилась по твоему какао, — прошептала. — Оно самое вкусное в мире.

Лютый скинул пальто и, передав прислуге одежду, стоял в светлом свитере под горло и сек отца ледяным взглядом. Муж не двигался, будто выжидал, когда жертва оступится, ослабеет, чтобы сделать смертельный рывок.

Ирина, всхлипнув, осторожно высвободилась и направилась к кухне, но наткнулась взглядом на Лешу. Остолбенев, женщина на миг покосилась на моего отца и вежливо спросила:

— А вам что принести?

— Я не голоден, — хрипло и сухо сказал муж. Он повернулся ко мне и, прикрыв глаза, стал расстегивать пуговицы моего пальто. Оставаясь спиной к отцу, Леша словно давал ему фору. Большие руки дрожали, пальцы путались в петлицах, а ресницы, плотно сомкнувшись, дрожали и прятали черный взгляд Берегового. Он пытался взять себя в руки, и у него едва получалось не сорваться.

Я проследила, как моя одежда перекочевала в руки прислуги. Вспомнила, как Чех намекал, что в доме отца его люди, что будут следить за каждым нашим шагом, и гадала, кто это может быть… А вдруг их несколько?

Насчёт Ирины я была уверена на все сто — она не предаст! И этим стоит воспользоваться. Действовать осторожно, но поговорить с папой о сломавшем наши жизни ужасном человеке. Спросить отца напрямик, чтобы развеять все мои страхи… О том, что может быть иначе, я старалась не думать.

— Папа, не хочешь посмотреть фотографии со свадьбы? — улыбнулась я и, шагнув к отцу, взяла его холодную безжизненно повисшую руку. — Я была такой красивой! — Я говорила громко, чтобы соглядатаям не приходилось прислушиваться, старалась, чтобы голос звенел радостью. — А ещё с роскошным подарком от жениха. Лёша, он замечательный. Он столько для меня сделал…

— В курсе его подвигов, — перебил отец, опустив взгляд на мой живот. На Лютого он не смотрел и старался делать вид, что человек-гора мышц в холле нашего дома — лишь призрак. Но всё же кивнул: — Хорошо.

Высвободив руку, направился к лестнице, чтобы подняться в кабинет, а я положила ладошку на локоть Лёши и взглядом пригласила следовать туда же. Но тут же всплеснула руками и, будто только вспомнив, обернувшись к мужчине, имени которого я не знала. Приказала:

— Отвезите машину на автомойку, а затем поставьте в гараж. Не забудьте просушить хорошенько, чтобы замки на морозе не заедало. — Улыбнулась Лютому: — Пойдём, любимый. Покажем папе, каких замечательных жеребцов ты мне подарил. Ему понравится.

Следила краем глаза за одевающимся слугой и гадала, сколько их ещё в доме. Есть ли камеры? Как подсказать отцу, что нужно поговорить, но не вызвать подозрений? Продолжала ворковать:

— И не злись, что он такой надутый… я всё же его единственная дочь. Ему сложно.

— Я не сомневаюсь, что отцу сейчас сложнее, чем нам, — косо улыбнулся Лютый и переложил на своей левое плечо большую ладонь. И когда я кивнула, склонился к губам. Поцеловал нежно и глубоко, будто ему было плевать, что скажут другие. — Пойдем, Ангел.

Я слегка покачнулась, неожиданно опьянённая этой показной нежностью, но сделала вид перед Лютым, что игра моя исключительно хороша. Потянула за собой, едва сдерживаясь, чтобы не бежать за папой вприпрыжку. Но это бы и не удалось — подниматься по лестнице было тяжело, последние дни сильно тянуло спину.

Лютый, будто почуяв мою слабость, через несколько ступенек подхватил меня на руки и быстро взбежал на второй этаж.

Я благодарно улыбнулась и указала взглядом на коридор:

— Кабинет там.

Чех нам всё приготовил. Разумеется, его люди не стали утруждать себя распечаткой фотографий, но скинули всё в облако. И теперь, подключив огромный экран в кабинете отца, я открыла фотографии и сама начала просматривать их с болезненным любопытством.

Неискренний смех и небольшие комментарии разбавляла расспросами о том, как папа живёт:

— А прислуживала нам тётя Лёши. Самая добрая… после моей Иры, конечно. И слуг не надо было много, как тебе. Кажется, появились новые?

— Столько сколько и было, — коротко ответил хмурый отец. — Новых пришлось нанять, когда Васька ногу сломал, а Женю родители попросили приехать на месяц.

— Скоро всё наладится, — бодро ответила я, перелистывая на фотографии конюшен. — Как тебе мои красавцы? Я была так счастлива, когда Лёша мне их подарил… — Вспомнила, как он целовал меня в конюшне, и споткнулась на полуслове. С трудом улыбнулась, прогоняя видение, как смеялась и бросала в Лютого снег. — У нас даже конюх есть. Прямо как Женя. Человек, который его заменяет, наверное, хорошо кормит лошадей?

Отец молча кивнул, спина его напряглась. Я же метнула взгляд на потолок, выискивая возможные камеры. То, что они стоят, не сомневалась. Но папа не так прост, как бы хотелось Чеху и его прихвостням. Я подошла к дубовому столу и, обняв отца со спины, поцеловала в щёку.

А сама потянулась к украшавшему стол тяжёлому антикварному набору для письма, выполненному из цельного куска оникса, и повернула одну из пустых бутылочек. Некогда используемых для чернил, сейчас же декоративных. Это простое движение запускало «глушилку». Пока бутылочка не вернётся в первоначальное положение, ни камеры, ни микрофоны в кабинете работать не будут.

Отец сжал пальцы в кулаки и, догадавшись, о чём я безмолвно прошу, рывком поднялся и в два шага преодолел расстояние до книжного шкафа. Код был известен лишь ему, и отец открыл ход в потайную комнату.

Я махнула Лютому в приглашающем жесте и, склонившись, пролезла следом за отцом. Внутри было мало места, а когда к нам присоединился Лютый, стало тесно, как швабрам в кладовке. Мы едва вмещались втроём между железных, заваленных папками и пачками денег полками.

— Слушаю правду, — в голосе отца зазвенел металл. — Не верю, что моя дочь по доброй воле вышла за преступника.

Глава 74. Лютый