Айрин Лакс - Невинная пленница

– Очень дорогие, редкие бриллианты, – самодовольно ухмыляюсь.

– С ума сойти! О боже! Это так круто! А бриллианты… Мама Миа, они прекрасны!

Жена тянется к тушке пальцами, как заворожённая, пялится на бриллианты. Её больше не смущает ни запах тухлятины, ни слизь, капающая со стола. Голыми руками она начинает копаться в рыбьих потрохах, вытаскивая из туш драгоценные камни.

– Одна такая рыбина стоит больше миллиона. Долларов.

– Ничего себе! – перекатывает в ладонях камни, жадно взвешивает их на ладони. – Тагир! Ты неподражаем… Они прекрасны.

Лейла нежно баюкает бриллиант подушечкой указательного пальца и напевает под нос:

– Лучшие друзья девушек….

Надо же, больше не брезгует. Шкурка продажная.

Я смотрю на жену с жалостью и презрением, вот почему-то именно сейчас решаю, что нет, вместе мы больше не будем.

Она не та женщина, которая мне нужна. Обеспечу её на всю оставшуюся жизнь. Но жить будем раздельно. После того, как ребенок отлучится от груди.

– Тагир! – окликает меня Назар. – Идём, парни ждут.

– Лей, я сейчас отойду, по делам. Минут десять, подпишу кое-какие бумаги. Никуда не уходи. Ничего не трогай.

– А ты долго?

– Нет, минут десять, говорю же.

Ох, память твоя рыбья.

– А что потом?

– Домой поедем.

– А может в ресторан? Ты ведь хотел меня туда свозить.

Что? Неужели?

Опять есть?

– Кажется, я предлагал тебе ресторан. Ты захотела в Мак, картошкой фри перекусить!

– Ну да. Но ведь можно ещё и в ресторан заскочить. За салатиком…

Я язык со всей силы кусаю, сдерживая возмущения.

– Знаешь, у меня опять что-то аппетит разбушевался. А может мы возьмем парочку рыбин домой?

– Зачем, Лей?! – едва не вою. На хрен потащил жену в цех, спрашивается?!

– Это так увлекательно!

– Что именно?! – едва не ору.

– Доставать бриллианты! Захватывающе. Я тоже хочу попробовать быть добытчиком.

– Ох… Зачем тебе пачкаться?! Хочешь брюлики? Ну вот, возьми эти…

В ответ Лейла смотрит на меня так обиженно, будто я отбираю у неё половину жизни. Глаза наполняются слезами. Дурной знак. Скоро выть начнёт, как пожарная сирена, что я её не люблю из-за беременности. Раздражённо машу ей рукой, мол, делай, что хочешь.

– Дайте пакет, пожалуйста, – обращается она к проходящему мимо работнику, тот косится на неё с непониманием.

Делать нечего. Я все же даю ей пакет. Она начинает накладывать туда рыбу.

Я смотрю на неё и не могу сдержать смеха. Хоть и выводит меня из себя порой, но смешная, всё-таки. С пузом со своим. В платье-палатке в крупный горох. С небрежным пучком на голове.

Это тот самый редкий момент, когда мне захотелось подойти и просто её обнять, забыв о недавнем раздражении. Она такая, какая есть. Идеальных людей не существует в природе.

Я делаю несколько шагов, тяну к жене руку…

– Лей, хватит уже навер…

Бах!

Бах!

Бах!

Вздрагиваю. В уши бьют мощные раскаты выстрелов. Я реагирую инстинктивно. Тяну жену на себя, накрываю её собой, пряча под стол.

– Лейла, Лейла! – кричу, переворачивая жену на спину.

Она не отзывается.

Я опрокидываю её спиной на пол, смотрю в застывшее лицо супруги, не выражающее ничего.

Её глаза… Они широко распахнуты. В них нет больше жизни. Там испуг застыл. Мёртвый. Вопиющий. Лицо бледное, испачканное кровью.

– Лейла! – кричу, тряхнув жену за плечи.

Бах!

Бах!

Бах!

Всё нарастающие и нарастающие выстрелы заставляют меня пригнуться.

– Тагир! Тагир! – узнаю голос Назара. – На нас напали!

– Сука! – матерясь, я вытаскиваю ствол из кармана.

Не верю в то, что происходит.

Блять! Лейла!

Мой малыш…

Я опускаю взгляд ниже и вижу кровавое пятно на груди девушки. И на животе тоже. Реки крови хлещут из её сердца и живота, омывая мои дрожащие руки. В панике, я бросаю ладонь на живот Лейлы, пытаюсь остановить кровотечение.

– Врача! Назар! Вызови врача… – рыдаю, но понимаю, что всё.

Всё кончено.

Ей уже не помочь.

Ребенок больше не шевелится под моей ладонью. Я не ощущаю его толчков, как раньше. Обычно, когда бы я не дотрагивался до живота Леи, сын моментально отзывался ворчаньем или толком на прикосновение папы.

Но сейчас там холод. Тишина.

А у меня боль. В груди. На сердце. На душе.

– Нет! Не-е-е-т!

Я потерял их.

Потерял.

Это не сон.

Это кровавый бал.

Обезумев от горя и ненависти, я выскакиваю из укрытия, открывая стрельбу. Но их слишком много. Ублюдки в камуфляжной одежде разносят мою империю в прах, паля из автоматов.

Кто за этим стоит? Кто, блять?!

Я ведь был так осторожен… Уже сколько лет!

Крыса находится здесь. Среди нас. В лике лучших друзей. Я понял это только сейчас. Когда увидел, как ублюдки сгребают всю мою добычу в мешки и уносят через запасной выход, одновременно расстреливая рабочих.

Потом звучит взрыв. Вспыхивает яркий огонь.

Всё в дыму. Я начинаю задыхаться. Бегу к выходу. Пытаюсь открыть дверь, но замок заело.

Отравляющий дым везде. Он врывается в самые лёгкие и разрывает горло. Задыхаясь, я падаю на пол и отключаюсь.

⁂

Мне кажется, что я сдох.

Но мои глаза непроизвольно открываются, и я вижу белый потолок.

Чувствую запах медикаментом. Ужасно болит голова.

Дёргаю рукой, а в ней игла торчит. Рядом капельница стоит.

Опомнившись от случившегося, я пробую пошевелиться. Поворачиваю голову влево, вижу знакомое лицо. Рядом на койке лежит Назар, прикованный наручниками к кровати с перебинтованной головой.

– Это был Дмитрий, – сухо хрипит друг, глядя на меня сочувствующим взглядом.

– Что? – рычу, чувствую, как меня накрывает ледяным ознобом.

– Дмитрий Соловьев. Он предатель. Он сдал нас конкурентам. Они всё забрали. Всё, Тагир!

Даже больше.

Он. Забрал. У меня. Сына.

А я его дочь спас.

Вот как ты мне, сука конченная, отплатил?!

– Уёбок! – реву, хватаясь за голову.

Убью его. Голыми руками сердце из груди вырву, заставлю сожрать. Всех на куски живьём порублю. Особенно тех, кто ему дорог.

Начну с его драгоценной доченьки…

Не проходит и минуты, как в палату вламываются вооруженные мужчины в масках, в чёрной одежде. Один из них подходит к моей кровати, озвучивая грозным тоном вердикт:

– Тагир Дудаев, вы обвиняетесь в незаконной деятельности. Вам грозит двенадцать лет лишения свободы в колонии строгого режима.

С этими словами на меня надевают наручники, выводят из комнаты на улицу. Как бездомную собаку зашвыривают в грязный грузовик с решётками на окнах.

Двери закрываются.

Меня встречает холод и темнота.

С этой секунды всякая человечность внутри умирает.

В душе просыпается дикий, не знающий жалости зверь.

Спустя три года

– Тагир Дудаев! На выход…

Эхом в голове звучат слова конвоира.

Я не верю, что это происходит. Я так долго ждал этого дня!

Свобода. Долгожданная. Жадная. Мучительно долгая…

Замок ржаво звякает. Я делаю шаг вперёд. Дверь хлопает.

Оборачиваюсь.

Высоченные стены карцера, окутанные колючей проволокой, остаются позади. Сжимая руки в кулаки, я делаю шаг вперёд навстречу свободе. А в мыслях, тем временем, жжёт и пенится убийственная месть.

Все эти долбанные годы я жил лишь с одной целью… отомстить.

Мне даже не позволили присутствовать на их похоронах. Меня зашвырнули в грязную зековозку как какую-то псину дворовую и доставили прямиком на нары.

– Тагир! Брат!

Горькие мысли прерываются знакомым голосом. Я поднимаю голову и вижу перед собой чёрный внедорожник, рядом с которым стоит высокий широкоплечий здоровяк. Щетинистый, бесстрашный. Черноглазый. На лысо бритый. В серой пайте с капюшоном.

В здоровяке я узнаю своего двоюродного брата. Валид Гаджиев.

Валид ухмыляется. Отлипает от тачки, к которой прислонился, когда меня ждал, двигается навстречу.

Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но у меня получается лишь оскалиться. Я забыл каково это… улыбаться. Чувствовать радость. Сиять от счастья. Я могу лишь сжимать челюсти и дрожать от льда в груди, упиваясь гневом.

Мои глаза горят в адском огне ненависти. Монстр, запертый внутри меня, рвётся наружу. Жаждет убивать. Крушить. Яро мстить. Сметая и уничтожая всё на своём пути.

Я больше не человек. Я адская машина мести. Железный робот для убийств. И всё благодаря ублюдку Дмитрию Соловьёву.

– Наконец-то, – Валид в два шага оказывается рядом со мной. Хлопает меня по плечу рукой, затем от души обнимает. – Я так скучал! Сколько же лет, сцуко, прошло.

– Три… – делаю паузу, сжимая челюсть. – Сраных. Года. Ада.

Мы оба вздыхаем. Напряжение нарастает такое, что воздух сейчас заискрит молниями.

– Спасибо, что вытащил, – сухо, без капли эмоций.

– Я пытался, раньше… – Валид прочищает горло. – Слишком дохуя затребовали мрази за твою свободу.

– Курить, – холодно требую.

Меня всего дёргать начинает. Я опять вижу перед глазами чёткие картинки из прошлого. Всё вижу в мельчайших деталях. Я живу этими воспоминаниями. Одержим. Расплатой. Одержим желанием наказать всех тех, кто виноват в крахе моей жизни.

За сына. За, блять, не родившегося маленького Тагира я буду скальпы живьём сдирать. Я найду каждую мразь. КАЖДУЮ! Всех тех, кто участвовал в кровавой резне на заводе.

Ненависти за длительные годы накопилось предостаточно. Пора выплеснуть реки расплаты на своих врагов, очистить душу от гнили, которая жжёт меня изнутри, подобно кислоте.

Как опухоль. Она разрастается, а я боле и корчусь от боли. Если не избавлюсь от дряни – я труп.

Каждую ночь мне снились кошмары. Каждую ночь я слышу выстрелы, слышу крики своей истекающей кровью жены и вижу одну и ту же сумасшедшую картинку.