— Да! Я всегда влюбляюсь, когда девку хочу. Так что жуй мою влюблённость. Ты не первая и не последняя. Никого к тебе не подпущу! И унижать себя не позволю!

— Чем же я тебя унизила? Тем, что не дала?

— Именно этим! И ревнуешь постоянно.

— Ты сам ревнуешь!

Опять тихо. Мне бы пойти, лечь в постель, подушка укрыться, но я стою и смотрю на дверь. И тянется моя рука к замку… Просто хочу его видеть. Может дать ему, что он просит? Он успокоится. Потому что такие отношения невыносимы.

— Ты ведь жалеть будешь, — говорит он. Его голос удаляется. — Ревновать, жалеть, что не ответила. Сука! — Что-то в ванной бьётся. — Стерва! Мне тебя удушить хочется.

Вот теперь я бегу в кровать с круглыми глазами от ужаса.

Он подонок и мразь. И мне нужно его забыть навсегда.

Но, увы…


Я встаю раньше, чем он на пару часов. Это специально, чтобы успеть помыться и почистить зубы. В ванной комнате он что-то разбил ночью, но утром осколков не было. Посередине комнаты на плитке стояла большая ваза с букетом белых роз. Сверху лежала маленькая открытка в виде сердечка. Там было написано одно слово: «Ангелу».

Я разорвала открытку, розы сунула бутонами в унитаз. Вполне удовлетворённая поехала в университет.

Написала тест на отлично. Там и подумала, что Иван прав, мне нечего из-за учёбы переживать, у меня, итак, много проблем со сводным братом.

***

— Ты точно хочешь пойти? Тебе не станет плохо? Если он настроился на оргию, ты чем помешать сможешь. Только если участвовать.

— Мне станет хорошо, — отвечаю Рине. — Я разочаруюсь и спокойно жить начну.

Планшет поставлен на туалетном столике, я крашу глаза. Смотрю в экран. У Рины волосы в два рога скручены, она ярко накрашена. Тоже собралась на тусовку.

— Так, подведи коричневыми тенями под глазами.

Я выполняю ей требование. Подвожу коричневыми тенями глаза, они моментально становятся выразительнее, я даже не узнаю себя в зеркале. Женщина-вамп. Подвожу губы, делая их пухлыми, крашу малиновым блеском. Волосы начёсываю и распускаю.

— Платье короткое есть?

— Черное.

— Давай и чулки, чтобы резинками сверкать.

Бегу к шкафу, натягиваю телесного цвета чулки с красивыми кружевами сверху. Накидываю шелковое платье и встаю на высокий каблук.

— Лина, девственности лишат! Смотри в оба, — она на экране пытается высмотреть мой наряд. — Слышишь? Не пей, подсыпят что-нибудь в стакан и отымеют толпой. И твой Кирилл будет первым.

— Вот ему, — я оттопырила палец, показав Рине неприличный знак. — Ни капли не выпью. Буду с Ромкой зажигать.

— Круто! — смеётся Рина. — Давай, уделай этого придурка!

— И тебе не скучать, — я подхожу к экрану и целую её. Она целует меня, и я словно чувствую запах её духов и её комнаты, где она недавно заваривала лапшу быстрого приготовления.

Отключаю планшет, закидываю на плечо сумочку и не беру куртку, потому что мне не нужно, я поеду на машине. В конце улице вечеринка, но за рулём у меня строгое правило не пить. Так, чтобы держать себя в руках. Я иду мстить, а не напиваться и любовника себе искать.

Спускаюсь вниз, пробегаю на цыпочках в гараж. Вначале собираюсь с духом и выезжаю на улицу. Еду неспешно. Район в темноте мерцает тысячами огней. Здесь невероятно красиво. У того места, где будет вечеринка много машин. В доме на окраине у небольшого перелеска горят на первом этаже окна. Входные двери открыты и тусуется куча народа. Я оставляю свою машинку рядом с машиной Кирилла. Думаю, он тоже пить не будет, раз приехал, а не пришёл.

Мне свистят, со мной здороваются. Вываливается откуда-то из кустов пьяный Ромка. Успевает застегнуть джинсы. Смотрит на меня виноватыми карими глазами, в которых отражаются гирлянды и криво улыбается:

— Геля, а ты что… Решила прийти?

— Рома, — зовёт женский голос из кустов. Я по дорожке прохожу к дому. Грохочет музыка. Меня пытаются ухватить за попу чужие руки, я отнекиваюсь, смело захожу на вечеринку.

В доме яблоку негде упасть. Планировка не такая, как у нас. Прихожей почти нет. Шкаф с зеркалами и сразу зал, соединенный с кухней. Но не простая студия, она гигантская.

Огромный угловой диван у камина, там народ играет в бутылочку. Несколько диванов где-то в глубине. Освещена ярким светом только кухня.

И на стойке кухни под музыку танцует Кирилл. У него голый торс, на голове съехавшая на бок пластиковая корона. У его пьедестала масса поклонников. Все зажигают, радуются, что у них появился придурковатый лидер.

Кирилл красиво двигается. И хотя подвыпивший видно, что занимался либо танцами, либо… Не знаю, но движения грациозные.

По одной на стойку с раковиной, где танцует «король», забираются девки и помадами на голом торсе Кирилла пишут свои имена. Все это сопровождается громким ором и аплодисментами. Кирилл каждую из девок сталкивает со стойки, их ловит толпа. Но вот забирается к нему Рита. Она скидывает платье и почти голая начинает об Кирилла обтираться. Он её тоже скидывает, ладонью ударяя в лоб, Риту ритуально ловят и куда-то утаскивают парни.

На таких вечеринках телефоны не берут или забирают, но пока трезвые, всегда появляется тот, кто всё это безобразие зафиксирует.

— Гелик!!! — орёт пьяный Кирюха. — Иди ко мне!

Я в ступоре смотрю на него и мне обидно и даже плохо. Я не хочу мстить, я просто хочу, чтобы он исчез из моей жизни. Я его ненавижу.

— Привет, ты уборщик? — хохочут какие-то девки в коротких шортах, из которых вываливаются ягодицы. — Ребята, здесь бомж приблудился!

Я обращаю внимание на парня рядом.

Пытаюсь вспомнить его.

И вспоминаю!

Он красивый. Просто нереально как-то. Вот в детстве я всегда думала, что парни должны быть вот такой прекрасной внешности, иначе зачем быть? Ну, да мы странные в свои пятнадцать, всё пытаемся идеализировать и исправить мир под себя. Его зовут Мирон Корсаров. Это дружок Кирилла со школы. Один из Носорогов. Он сильный, часто дерётся. И он красив. Черные волосы лохматые, очень эстетично раскиданы в разные стороны и ещё вверх торчат. Широкие брови, почти как у Кирилла, нависают над бровями. В них вообще есть что-то общее, только губы и нос у Мирона не такие.

Он ошарашенно смотрит на своего друга.

— А вот и чернь подоспела! — орёт пьяный Кирилл, и я физически ощущаю, как Мирону больно от таких слов.

Богатые детки богатых родителей начинают смеяться над ним. Он действительно очень плохо одет. У него на джинсах колени вытянулись, рубаха рваная и грязная.

— Заходи! — продолжает Кирилл. — Смотри, как жить надо!

— Это твой друг? — смеётся толпа. — На какой помойке ты его нашёл?

— Он тебе жопу лижет, чтобы к нам попасть?

— Будешь меня мажором называть! Я такой, знай! Господа! Позвольте представить вам, девственник из трущоб! Геля, иди ко мне!

Мирон сжимая кулаки смотрит на меня.

— Ну и дура! У неё Данил, которому я полгода назад нос расквасил. Наша Геля любит убогих, чтобы было что жалеть.

— Корона не давит? — орёт Мирон.

— А почему я должен не гулять, когда есть возможность и барышни не против?

От слово «барышни» у толпы истерика.

Кирилл спускается с кухонной стойки и выхватывает пьяную Риту, которая опять прорвалась к нему. — Геля! Я с сейчас с Ритой уйду, — орёт “король” сквозь музыку. — Пойдем, малышка, со мной.

Я отвешиваю Мошникову по локоть неприличный знак. И Кирилл демонстративно уходит с Риткой, поглядывает на меня. Идёт наверх по широкой лестнице под одобрительный шум толпы.

Я ухожу следом за Мироном.

Вижу его, уходящего к дороге. Я думаю, он приехал на общественном транспорте каком-то.

— Мирон, — окликаю его.

Мне так горько, что всё так произошло. Я никогда не была сторонницей буллинга и таких вот унижений. Мне хотелось оправдать ублюдка, но по большей части желала успокоить парня, который к другу приехал по приглашению…

— Прости, — выдыхаю я, встаю напротив Мирона. — Вряд ли кто-то извинится в этой клоаке, кроме меня.

У него слёзы в карих глазах, играют под скулами желваки. У него какое-то отчаяние на лице и горе. Полное страшное горе.

Я поднимаю глаза на дом. На втором этаже в окне стоит Кирилл и смотрит на нас. Если бы ему было наплевать, он бы занимался Ритой. Но она ползает по нем, он её толкает в сторону и смотрит, смотрит…

— Гад, — выдыхаю я, — он смотрит.

— Хочешь отомстим ему? — горько усмехается красивый парень.

Я смотрю ему в глаза, напрягаюсь.

— Давай, — дерзко решаюсь я. — только правдоподобно, чтобы запомнил и во сне всю жизнь видел.

— Смотрит?

— Да.

Тогда Мирон берёт моё лицо в ладони и припадает к моим губам.

Мы целуемся, от этого почти мгновенно становится жарко и тяжело между ног. Влажный, сочный поцелуй чужого рта. Он пахнет бензином, соляркой и каким-то дешёвым бытом. А ещё по́том, неприятным для меня, даже отвратительным.

— Страсти больше, — шипит мне в губы Мирон и начинает меня обнимать. Мы продолжаем целоваться. Губы в губы, без языков. Я чувствую его эрекцию. От этого вдруг возбуждаюсь и закидываю на него ногу. Он гладит меня по резинке чулок. Я в порыве поглаживаю его спину.

— Гель, зачем, Геля? — ноет откуда-то сбоку Ромка.

Поцелуй неожиданно становится откровенным, языки переплетаются. И я, вдруг опомнившись, распахиваю глаза. В окне уже нет Кирилла. Ритка выглядывает.

— Бежим, — смеюсь я, хватаю Мирона за руку и тащу в сторону своей машины.

Он тоже смеётся, мы вытираем губы.

***

— Как вообще с таким дружить можно?

Я смотрю в зеркало заднего вида. Мошников выбегает с двумя парнями, на ходу натягивает свою толстовку. Бежит пьяный, шатается. До машины своей. Идиот! Нетрезвый сядет за руль.