У Грейс перехватило дыхание. Это были те самые строчки, которые читал ей Лэз, но никогда прежде они не находили в ней такого отзвука, как сейчас. Грейс поняла, что не в состоянии сосредоточиться на словах Гончарова, и ей захотелось изгнать их прочь вместе со своими чувствами, сослать их в какое-нибудь место, еще менее гостеприимное, чем ГУЛАГ. Они звучали слишком близко, словно исходили из самых глубин ее существа.

Когда она уже собиралась закрыть книгу, ей показалось, что она узнала два слова, написанные на полях расплывшимися синими чернилами. Поднеся книгу ближе к глазам, она постаралась внимательнее разглядеть буквы. Слова были написаны на языке, алфавит которого не напоминал ни английский, ни кириллицу и, скорее, был похож на какой-то странный иероглифичсский шифр. Грейс могла поклясться, что ей удалось прочесть: «Брукмен Редукс». Она вгляделась еще пристальнее, но слова плыли по странице, как глубоководные порождения скрэббла без правил.

Грейс посмотрела на видневшееся за окном розовое небо. Утро складывалось тревожно. Она постаралась сосредоточить внимание на сегодняшнем приезде Гриффина, но не могла отделаться от повисших в воздухе проблем. Это изводило ее, и она подумала, что не помешает немного проветриться, чтобы восстановить ясность мыслей. Если разразится снежная буря, то, пожалуй, будет неплохо и докупить кое-какие продукты — а вдруг на улицах появятся снеговые завалы, предсказанные Милтоном. Можно зайти во «Всякую всячину», открытую круглосуточно, а на обратном пути занести в салон видеокассеты.

Лэз никогда ничего не возвращал в срок. Все библиотечные книги и видеокассеты, которые он брал напрокат, были давным-давно просрочены. Однажды ему присудили двести долларов штрафа за то, что он потерял кассету «В свободное от работы время». Ни один фильм они не досмотрели до конца. Грейс только спустя годы наталкивалась на какую-нибудь кассету, валявшуюся в коробке вместе со старыми оранжевыми радиочасами, письмами и прочей дребеденью, которую Лэз, вне всякого сомнения, не удосужился вернуть в срок. Подобно взятым напрокат кассетам и библиотечным книгам, брак был для Лэза чем-то таким, за что он предпочитал платить неустойку, лишь бы не связывать себя пожизненным обязательством. Мало-помалу Грейс начинала понимать, что ее брак тоже не был явлением постоянным — скорее, он был вещью, данной взаймы.

Она налила кофе в чашку Хосе и плотно закрыла крышку. Затем схватила в охапку пальто, стопку кассет и спустилась вниз.

Чашку с кофе Грейс поставила на конторку красного дерева. Убрав руку, она представила себе золотые буквы, идущие по ободку картонной чашки и похожие на попкорн, из которого в конце концов составилась другая фраза, более соответствующая ее сегодняшнему утреннему настроению: «Мы рады заботиться о вас».


Ослепительно сияющие огни «Всякой всячины» придавали магазину сюрреалистический, вневременной вид. Проходы между рядами были фактически пусты; лишь несколько парней со склада, сидя на коробках, распаковывали и расставляли по местам продукцию, которую и так, казалось, было некуда девать. Грейс подумала о родителях в супермаркете: как они толкают по широким проходам свои огромные тележки, покупая запасы еды, которой хватило бы прокормить Гаргантюа. Ее родители довели методику хождения по магазинам до уровня своего рода науки: каждый брал список и тележку, и они расходились в разные стороны, каким-то образом всегда одновременно заканчивая маршрут в отделе свежезамороженных продуктов.

Грейс начала заполнять свою тележку продуктами. Предсказуемость «экспозиции» внушала уверенность; Грейс шла по проходу, снимая с полок то, что, как ей казалось, может понравиться Гриффину, — соленые крендельки, кукурузные чипсы, упаковку кока-колы на шесть бутылок. Она бродила по магазину уже довольно давно. Наполнять тележку было так приятно. Для себя Грейс запаслась бургерами, свежими овощами и фруктами, соевыми орехами и хлебом. На выпечку и сладкое ее больше не тянуло. К ужину она решила приготовить шпинатовую лазанью, поэтому отправилась на поиски сыра «рикотто».

Зайдя в следующий проход, она застыла на месте. Вокруг стояли аккуратно выровненные ряды баночек с овощным пюре, детские смеси, крохотные ложечки, колечки для зубов, плошечки, целые полки пеленок и присыпок. Грейс неудержимо потянуло тут же свалить содержимое полок в свою тележку, как если бы за этим последовало все остальное.

Вдалеке она увидела женщину в знакомом серебристом дождевике — та пыталась достать с верхней полки коробку «клинексов». Женщина стояла к ней спиной, но, подойдя поближе, Грейс узнала Франсин и поспешила ей на помощь.

— Франсин, дай я тебе помогу, — сказала она, протягивая руку за пачкой бумажных носовых платков. Изумленная, Франсин резко обернулась, попутно обрушив гору упаковок с бумажными полотенцами.

— Грейс, — произнесла она с натянутой улыбкой, — как приятно тебя встретить. Рада, что папа поправляется. — Грейс уже собиралась ответить, когда Франсин швырнула коробку «клинекса» в свою тележку и сказала: — Извини, я бегу.

Глаза Франсин были жирно подведены черным карандашом, и Грейс страшно захотелось тут же стереть тушь влажной салфеткой, как то, несомненно, сделала бы ее мать. Франсин была в том же наряде, что и накануне, впрочем, опустив взор, Грейс поняла, что и она — тоже.

— Все в порядке? — поинтересовалась Грейс. Франсин, с деловым видом перерывавшая свои покупки, схватила две упаковки салфеток и положила их на самый верх, словно пытаясь скрыть то, что внутри.

— О да. Все прекрасно. Рада была повидаться, — протараторила она и, быстро махнув рукой, растаяла серебристым пятном. Когда Франсин заворачивала за угол, тележка практически балансировала на двух колесах, и Грейс удалось разглядеть ее содержимое. Там лежало несколько дюжин бутылок с соусом «чили», по меньшей мере вдвое большее количество банок с валлийским виноградным желе и пакеты миниатюрных зефиринок — странный запас, особенно странный, если учесть, что Берт был диабетиком.

Грейс закончила с покупками и встала в очередь в кассу. Разгрузив тележку, она поняла, что не купила упаковку мятных таблеток для Лэза, словно бы, пусть из одного притворства, предоставляла ему самому заботиться о себе или ходить голодным. Она предъявила кассирше льготную карточку, которую дал ей отец, и пробежалась взглядом по заголовкам лежавших рядом с кассой журналов. На обложке одного из них была помещена фотография изможденного мужчины в белом балахоне, стоящего рядом с рестораном «Макдоналдс» в разбомбленной деревне. «Боснийскому пленнику заплатили за его историю». Грейс перевернула журнал и быстро нацарапала свой адрес на доставочном талоне.

Небо затянули плотные темные облака, и в воздухе было разлито предчувствие снега. С угла Верди-сквер ей удалось разглядеть сквозь черную строительную сетку купола старого дома Лэза. Снаружи сетка выглядела угрожающей и непроницаемой, как будто сквозь нее не мог пробиться свет. Гриффин, наверное, еще спал под своей затянутой пластиком кроватью. Грейс знала, что для человека его возраста «с утра» вполне могло означать середину дня.

Фасад видеосалона был закрыт металлическими гофрированными жалюзи. Сбоку краской для граффити были нарисованы красно-бело-синяя стрелка, а также знак, указывающий на приемную щель. Без стрелки Грейс, пожалуй, и не заметила бы ее. Открывать щель, одновременно держа стопку кассет, было неудобно, поэтому Грейс разработала такую систему: бросать их по нескольку штук зараз, придерживая дверцу бедром. В итоге кассеты застряли в щели и ей пришлось опускать их по одной. Кассеты громко стукались об пол; Грейс представила себе, как они в беспорядке валяются на линолеуме. Она опустила последнюю и, когда та провалилась в щель, с ужасом поняла, что вместо одной из кассет бросила в щель экземпляр «Обломова» мистера Дубровски. «Обломов» лежал теперь среди кучи видео с Кэтрин Хэпберн.

Грейс попыталась выудить книгу, но щель была сделана по типу почтового ящика, который пропускает письма только внутрь. Игнорируя подозрительные взгляды проходивших мимо собачников, Грейс старалась действовать как можно непринужденнее, по самое плечо засунув руку в приемное отверстие. Наконец, признав поражение, она оставила свои попытки и пошла домой ждать Гриффина.

22

Незаконный наследник

Как раз когда Грейс убирала на кухне, зазвонил внутренний телефон. Она прикрыла дверь кладовки и нажала на кнопку.

— К вам гость, — объявил Хосе.

— Спасибо, — сказала Грейс. — Впустите его, пожалуйста.

Рождественская елка сияла в гостиной, а лазанья со шпинатом, накрытая фольгой, стояла на буфете, готовая к тому, чтобы ее сунули в духовку. Грейс пригладила волосы и, чувствуя себя как на экзамене, пошла открывать дверь. Она несколько раз прорепетировала свое приветствие перед зеркалом и решила остановиться на дружелюбном, но небрежном «здравствуй», как будто бы была чем-то занята, а не ждала несколько часов появления Гриффина. Грейс распахнула дверь и с удивлением увидела Кейна с двумя оранжево-белыми пакетами от Ситареллы.

— Кейн? — взволнованно произнесла она.

— Рада меня видеть, я надеюсь. — Он так и остался стоять в дверях, пока к Грейс не вернулось самообладание и она не попросила его войти.

— Просто я тебя не ждала.

Щеки Кейна от холода горели румянцем.

— Вижу. Сегодня утром я столкнулся с твоей матерью, которая покупала сигов. Она сказала, что ты себя неважно чувствуешь. Я принес немного ячменного супа. Почему ты ничего не сказала вчера вечером?

— Ты же знаешь мою мать, она вечно преувеличивает, — ответила Грейс, беря у Кейна контейнер с супом. — Спасибо. Но я в полном порядке. Отец был с ней?

— Он сидел в машине на улице. Я поздоровался с ним, когда выходил.

— Он хорошо выглядел?