Алексей Демьянович остался с женой и дочкой. Память стала все чаще его подводить, как он ее ни напрягал. А ему сейчас хотелось жить только воспоминаниями. Но у человека всегда отбирают то, чем он не пользуется. Мыслить и анализировать бросил — тогда зачем тебе голова? На улицу выходишь редко? Тогда для чего тебе ноги? И так далее. Это вполне разумно. Свое тело человек получает от Бога в подарок на короткое время и, если пользуется своим богатством плохо, моментально лишается своего и так очень непродолжительного пристанища. А получит ли что-то новое — это уже его проблемы.

Алексей Демьянович постоянно пытался вспоминать младшего сына. Получалось с трудом, но кое-что находилось…

Лет в десять Борька часто очень серьезно и важно говорил отцу:

— Давай поговорим с тобой как мужчина с мужчиной!

И матери:

— Давай поговорим с тобой как мужчина с женщиной!

Он не любил огорчать родных, а потому легко подчинялся матери — такой сам во всем неподчиняемый! — когда ей захотелось отдать младшего сына в музыкальную школу. Ольга мечтала о необыкновенных судьбах для своих детей, и особенно для младшего, из которого явно запланировала вырастить гения. Хотя в двенадцать лет каждый ребенок для матери — гений. По крайней мере, почти каждый воображает себя таким.

Правда, с иностранным языком вышло плохо. Борьке попалась неудачная преподавательница, и он наотрез отказался заниматься английским, как Ольга ни умоляла.

— Мы с англичанкой учили стих про женщину в расстроенных чувствах, — смачно рассказывал отцу после занятий Борька. — Она там все воет и стонет: «Где же Джон, что он никак не возвращается?! Он поехал нарвать мне для венка роз и лилий, но все его нет!» А я говорю: «Так его, наверное, арестовали! Лилии и розы в Красную книгу занесены!» Но тупая училка серьезно ответила, что тогда, когда сочинили эту песенку, лилии и розы еще не считались редкими видами.

После другого занятия Борька явился домой просто возмущенным.

— В учебнике по английскому есть примеры вопросов и ответов на них: «Is this a table?» — «No, this is a chair». — «Is this a car?» — «No, this is a bas». — «Is this a leg?» — «No, this is a face». Вот тебе и вот… Ясно, что это условные примеры, но все равно! Давайте исходить из маломальского чувства реальности! Допустим, стол со стулом издали можно спутать, пускай! И маленький автобус с машиной можно перепутать, ладно! Но уж спутать ногу и лицо!.. Ха! Да вы вдумайтесь — курам на смех такой вопрос с таким ответом!

Затем преподавательница дала задание рассказать о том, какие занятия пригодятся ученику для будущей профессии, используя активную лексику урока, как то: «стенография», «геодезия» и другие. Борька опять вышел из себя:

— Ну почему эти вот термины именно для моей будущей профессии?! А может, я дворником стать хочу — на кой ляд мне эта стенография?! На метле писать, что ли?! Или вот она темы дает, самые разные и популярные: «Мои увлечения», «Спорт», «Изучение Англии и США». А нельзя подготовить только одну такую тему: «Мои увлечения: спорт и изучение Англии и США»? Я ее спросил, так она обиделась…

А ведь парень прав, подумал Алексей Демьянович, скрывая улыбку.

Борька был всегда выше своих сверстников по уровню, он словно торопился жить, успеть что-то сделать… Родители им гордились. Конечно, они были пристрастны, как и большинство родителей. Гордость — один из семи смертных грехов, но разве это относится к чувствам родителей, довольных своими детьми? И радость за успехи ребенка — совсем другая, куда большая радость, чем за свои собственные. Борису долго везло с друзьями и подругами. Его все любили. Но человек, оказавшийся выше своих современников, яркий, незаурядный, в конце концов поневоле сталкивается лицом к лицу не просто с критикой, а с настоящей ненавистью. Борис умел глубоко понимать других, видеть их в истинном свете и в натуральную величину. Он был наделен даром психологического анализа. А это талант, не имеющий денежной ценности.

И чем дальше, тем больше склонялся Алексей Демьянович к мысли, что младшего сына убили.

— Наша общая проблема, всех человеков, не только в том, что мы говорим то, чего не думаем, но и в том, что мы думаем то, чего мы не думаем, — сказал как-то отцу семнадцатилетний Борька.

— Как это? — не понял Алексей Демьянович.

— Ну, например, неловко ведь признаться, что у меня нет совести. И я начинаю думать, что у меня она есть. А ее нет… Вот вам и комплекс! Или: мне нравится одна девица. А она распущенная дрянь. И я начинаю думать то же самое, что и все вокруг, хотя на самом деле этого не думаю. Но заставляю себя. И сия проблема оченно серьезная — от нее у нас все комплексы, фобии и вообще проблемы с бессознательным. Ежели выразить суть вопроса, то она именно в том, что мы думаем то, чего на самом деле не думаем.

— Да-а, Борис… — протянул ошарашенный Алексей Демьянович. — И в кого ты такой у нас уродился?

Сын хмыкнул:

— Тебе виднее.

В детстве Борька думал, что клерки — название каких-то пирожных с кремом, а краснобай — перевоспитавшийся враг советской власти, и вполне серьезно однажды спросил:

— А что, в Америке все дома — небоскребы?

Борьке было четырнадцать лет, когда Леонид дал ему почитать лекции по технике секса. Боясь родительского гнева, Борис читал их тайком, вечерами под одеялом. Он тогда спал в родительской комнате за ширмой, Алексей уже служил, Алле выделили отдельную комнатенку. И однажды отец застукал Борьку с этими распечатками. Тот уже приготовился к тому, что старший Акселевич ему сейчас вломит по первое число. Но Алексей Демьянович полистал распечатки и сказал:

— Гм… А у меня тоже есть такие же, и даже лучше. Если хочешь, могу тебе дать.

Позже отец попытался внушить Борьке, что это лженаука — та, что пропагандирует секс как доминирующую ценность, а в сущности, объявляет свободу разврату. Это псевдоучение часто приводит такие примеры: вот некий мужчина за свою жизнь имел уйму женщин, а когда, уже сильно постарев, перестал этим заниматься, сразу получил аденому.

— Если разобраться, подобный аргумент ничуть не выше уровнем ситуации, которую с сарказмом описал Ремарк, — сказал Алексей Демьянович. — Жил ветеран, выпивающий ежедневно бутылку водки. Его агитировали бросить, но он никак не мог. А потом все-таки бросил пить, после чего сразу умер. Логика та же, совершенно абсурдная. И вообще, не стоит трогать цветы, пока они не распустились, а то не будет от них никаких плодов.

К сожалению, наставления отца пропали втуне. Все дети всегда хотят жить своим умом. Но как можно жить тем, чего нет? Родить человека трудно, а научить его добру — труднее во много раз.

— Мужчин на земле всего-навсего два типа: Пушкин и Лермонтов! — заявил откровенно Борис. — Увы, я отношусь к первому. Тебе, папа, со мной не повезло. И потом, ты ведь понимаешь… Если женщин нет в кровати, то ими забита башка. И неизвестно, что хуже.


После Борькиной смерти как-то сразу, стремительно стали распадаться старые дружбы и отношения.

Леонид сначала довольно исправно звонил Акселевичам, справлялся о здоровье, спрашивал, не надо ли чего, часто заходил… Но потом внезапно развелся с женой и уехал в Израиль.

Улетела с семьей за океан Маргаритка, которую Алексей Демьянович даже никогда не видел. Давно не звонили Марианна и Олег, плетущиеся теперь по жизни в одной семейной упряжке.

Митрошин оказался на редкость ревнив и стал закатывать Марьяшке скандалы.

— Где ты была? — вечно приставал он к ней.

— Гуляла в парке! — бурчала Марианна.

— Где ты была?!

— Да говорю же тебе, придурочный, — гу-ля-ла!

— Это что, новый термин? И с кем же на этот раз? Шлюха! Ты убеждена, что я все это стану терпеть?!

— А какой смысл ты вкладываешь в слово «это»?! — кричала в ответ Марьяшка.

В глубине души она с удовольствием предвкушала торжество измены над верностью.

— Марихуана! — смеялся когда-то Борис. — Злая отрава! Накуришься — и славно!

Нину Акселевичи отрезали сами… Изредка звонил Филипп Беляникин, которого перед отъездом Ленька попросил не забывать семью Борьки. Но вообще-то телефон в их квартире почти умолк. Только порой прорывался Алексей.

— А зря, Оля, мы с тобой не сказали Алле и сыновьям всей правды, — сказал как-то жене Алексей Демьянович. — Может, сейчас скажем?

Жена удивилась:

— Зачем? Сейчас это и вовсе ни к чему. Да и сделали мы все правильно. Для чего травить девочке душу рассказами о каком-то исчезнувшем отце? Ты стал ее отцом, и я всегда тебе была за это очень благодарна…

Ольга заплакала. После смерти Бориса она стала плакать часто и подолгу. А Алексей Демьянович о жене сейчас уже почти не думал, порой даже не замечал ее. Она казалась ему знакомой тропинкой, которой можно пройти, ни разу не споткнувшись, даже ослепнув на старости лет. Старшие Акселевичи до того присмотрелись друг к другу, прожив рядом жизнь, что каждый из них выучил наизусть все морщины другого. «Жена все-таки чужой человек, — неожиданно подумал Алексей Демьянович. — И друг лишь до первого ребенка. Странно, что это со мной? Или все люди на земле стали отныне для меня чужими? Но чужой — это тот, кто людей не любит, никому не желает помочь».

«И честный на редкость, и безгранично добрый, и неглупый, — думала о муже Ольга. — И работать умеет, и убеждать, и детей растить… И любить способен. До генерала дослужился. А вот — всю жизнь прожил без пользы…»

Она сама не отдавала себе отчет в том, какую именно пользу имела в виду, о чем мечтала и тосковала.

Почему с уходом Борьки рвались старые связи, извращались, искажались все прежние представления, ломались судьбы? Словно он многое унес с собой, многое изменил своим уходом… И прежнее без него стало невозможным, бессмысленным. А был ли он, тот самый прежний смысл?