Таня Володина - Нежна и опасна

Он тихо засмеялся:

— Ты прямо как Красная Шапочка. Боюсь предположить, что тебя еще заинтересует. Зубы, руки, хвост?

Я прыснула и толкнула его в бок локтем:

— Ты такой самонадеянный, так и хочется щелкнуть по носу.

— Щелкни, я разрешаю, — с улыбкой в голосе сказал он.

Я чувствовала себя странно, словно я была не я, а Молчанов — не Молчанов. Все наши недомолвки и намеки, разговоры и противостояние, постепенно переросшее в сотрудничество, — все отодвинулось и растворилось в ночи. Мне казалось, мы познакомились только что, и вот сидим теперь и болтаем о всяких глупых вещах. И ничто над нами не довлеет: никаких невест и женихов, никаких обязанностей, долгов и обещаний, никаких свадеб. Просто два человека. Мужчина и женщина.

Он взял меня за руку. Мое сердце застучало. Я понимала, что мы дурачимся, и он никогда не перейдет ту грань, которую сам же и установил. И я тоже не перейду, потому что в нескольких метрах от нас спят Кирилл и Маша. И Олег. Но сердце все равно забилось о ребра.

Молчанов нащупал на моей руке кольцо и словно в шутку перевернул его камнем к ладони.

— Аня, ты счастлива? — спросил он.

— Из-за этого? — я вернула кольцо в исходное положение и полюбовалась игрой бриллианта в свете луны.

— Из-за всего.

Я подумала и ответила честно:

— Я думаю, что поступаю правильно. А ты? Ты счастлив?

— Нет, я несчастен, но я тоже уверен, что поступаю правильно.

Мы посмотрели друг на друга и начали смеяться — сначала сдавленно, потом все громче и громче, до всхлипываний и похрюкиваний. А потом мы пошли на кухню и накинулись на марципановые сердечки. Зря Маша их не убрала. А потом мы обменялись пожеланиями доброй ночи и разошлись по своим спальням, хотя мне казалось, что есть в этом что-то нелогичное.

В эту ночь я выспалась лучше, чем за все предыдущие, но утром наш разговор всплыл у меня в мозгу реплика за репликой, и я уже не могла выкинуть его из головы. Молчанов несчастен? Этот прекрасный мужчина, лучший из всех кого я знала, — несчастен? Хуже того, он смирился с ситуацией и был уверен, что поступает правильно.

Что же делало его несчастным? Он скоро женится на любимой женщине, у него родится долгожданный ребенок, у него есть все, что нужно для счастья: деньги, здоровье, семья, друзья.

Но в ушах стояли его слова «я несчастен», и я верила ему. Не стал бы он мне врать в ту минуту. Из всех наших разговоров вчерашний был самым искренним и дружеским.

Маша на кухне собирала корзинку с едой:

— Мы едем в Сан-Диего, ты не забыла? Ребята хотят покататься, а мы устроим пикничок на пляже, ты не против?

— Я всегда за, — ответила я, понятия не имея, что это за Сан-Диего. — Сейчас надену купальник и возьму полотенце.

— Не стоит, они тебе не пригодятся, — засмеялась Маша.

Мы погрузились впятером в Машин джип и понеслись по широкому хайвею на юг. За рулем сидел Молчанов, а Маша уселась рядом со мной. В пути она рассказывала о том, что Сан-Диего — первый город на западном побережье, основанный переселенцами. Когда-то он входил в состав Мексики, а после войны был присоединен к США вместе с Калифорнией, но до сих пор испано-мексиканская культура…

— Маша, — перебила я ее. — Ты любишь эти места, да?

— Обожаю. Первый раз я приехала в Лос-Анджелес, когда мне было двенадцать лет. Я даже ходила в местную школу, выучила язык.

— А почему ты не осталась тут навсегда?

— Не хотела расставаться с Кириллом, а он был против переезда, — сказала она шутливо. Кирилл хмыкнул и закатил глаза.

* * *

Не заезжая в город, Молчанов съехал с хайвея, потом еще несколько раз повернул и мы подъехали прямо к океану. Пляж оказался небольшим и пустынным. Его окружали скалы, поросшие кривыми кустами и опутанные корнями, а из песка тут и там торчали огромные валуны. Пока мужчины выгружали доски, змеев и костюмы, мы с Машей устроились на гладком длинном камне, который возвышался словно плато. Повсюду валялись охапки бурых водорослей. Пенные волны накатывали на них, переворачивали и уносили с собой. Громко шумел океан — шум Балтийского моря по сравнению с этим мощным ревом казался тихим плесканием.

Я поняла, почему Маша сказала, что купальник мне не пригодится. Вдоль берега дул сильный холодный ветер. Метровые волны отбивали всякую охоту лезть в воду.

Мои розовые волосы разлетались и били по лицу, и я перевязала их резинкой. В любом случае, раз уж я здесь, на берегу Тихого Океана, глупо будет не намочить хотя бы ноги. Я спрыгнула с камня и сняла босоножки. Ступила на мокрый песок и сделала три шага вперед. Накатила волна — настолько холодная, что я не удержалась и вскрикнула. Вода все прибывала и прибывала, словно эта волна была бесконечной. Она достала мне до колен, и я растерянно подхватила подол платья.

— Аня, стой на месте! — сквозь вой ветра я услышала крик Молчанова.

Я обернулась. Волна начала отступать, и я явственно ощутила, как она утягивает меня за собой. Песок под ступнями пришел в движение и поплыл в сторону океана. Волна забирала с собой все — песок, водоросли, мелкие камни и глупых купальщиц, рискнувших довериться Тихому океану. Я начала шагать к берегу, с трудом выволакивая ноги и противостоя напору волны, но это было сложно. Сил не хватало. Молчанов подбежал ко мне и протянул руку. Я схватилась за нее, он резко дернул, и я вылетела из воды, как тощая морковка из рыхлой почвы. Молчанов обнял меня и прижал к себе. Волна омывала нас, песок все еще утекал под ногами, мы проваливались, но растерянность и страх уже прошли. Я уткнулась лицом ему в грудь и крепко сжала его пальцы, не желая отпускать. И почувствовала ответное прикосновение: на мгновение его твердые сухие губы тронули мою щеку. Он меня поцеловал! Просто так, не при встрече или расставании, а без причины, по собственной инициативе. Или, возможно, причина была, но я боялась о ней думать. Слишком часто я ошибалась, слишком часто меня отвергали. Я устала болтаться между надеждой и отчаянием, постоянно ощущая себя предательницей. Послезавтра я стану женой Кирилла.

Я так решила.

Я слышала голоса Маши и Кирилла, они приближались. «Господи, ну почему, когда мы собираемся на пляже, с нами вечно что-то происходит: то взрывы, то цунами?!» — громко сетовала Маша.

В эту минуту я с пугающей отчетливостью поняла, что хочу, чтобы они все исчезли. Маша, Кирилл, Олег, весь этот мир, лишь бы мы с Пашей могли стоять обнявшись на ветреном и пустынном океанском пляже.

То, что я решила, и то, чего я хотела на самом деле, — это были совершенно разные вещи.

— Пойдем, — Молчанов вытащил меня на сухое место.

Кирилл поймал меня в объятия:

— Испугалась? Надо было предупредить, что здесь нельзя купаться. Хочешь, заедем потом на цивильный пляж? Правда, вода везде холодная, но там тебя хотя бы не смоет. А вообще местные купаются и загорают около бассейнов, океан в такую погоду — только для самых отчаянных, типа русских туристов.

* * *

В этот раз я без стеснения смотрела, как мужчины переодеваются. Маша тоже на них любовалась из-под козырька ладони. Распущенные кудрявые волосы разлетались на ветру, одна прядь захлестнула мне шею, как черная шелковая ленточка. Я сняла с себя прядь Машиных волос и спросила:

— Послушай, а ты счастлива?

— Ну да.

Что, и все?

— А что доставляет тебе самое большое счастье? Любимый мужчина, свадьба, мечты о будущем? В чем твое главное счастье?

— Я беременна, — просто сказала Маша.

Я не ожидала такого ответа и, наверное, Маша поняла это по моему лицу:

— Эх, Аня! Двадцать лет назад я тоже думала, что главное — это любовь и свадьба, а теперь поняла, что главное — это дети. Может, это прозвучит слишком пафосно, но только дети оправдывают наше пребывание на земле. Без них ничего не имеет смысла: ни любовь, ни мужчины, ни будущее.

Немного странно было слышать такое от женщины, которая собиралась пойти под венец через считаные часы.

— Но ваша свадьба — она же имеет смысл?

— Имеет. Только я не понимаю, зачем он так торопится. Я не хотела расписываться в Америке, это лишние бумаги и хлопоты, но Паша настоял. Он изменился в последние месяцы, я перестала его понимать. Раньше ему было плевать — расписаны мы или нет. Главное, что мы были вместе. А теперь он торопит свадьбу, а мне почему-то кажется, что он меня разлюбил. Я пыталась с ним поговорить, но он отрицает, что у нас есть проблемы. Говорит, после свадьбы все изменится.

Ее слова меня шокировали:

— Как ты можешь сомневаться в его чувствах?! Он женится на тебе — разве это не значит, что он тебя любит?

— Ну, знаешь ли, на Лене он тоже женился — да только не по любви, а из жалости. Я не удивлюсь, если выяснится, что на мне он хочет жениться из благодарности или чувства долга. С него станется! Это же Молчанов.

«Да, я несчастен».

Я могла бы рассказать Маше о ночном разговоре — возможно, это дало бы ей новую информацию, но я никогда никому не рассказывала о том, что происходило между мной и Молчановым. Это было наше и больше ничье.

Мы опять посмотрели на наших женихов. Кирилл и Паша разоблачились до трусов, а потом влезли в теплые гидрокостюмы. Олег помогал им с оборудованием, но сам, очевидно, кататься не планировал. Когда змеи были запущены в небо, а парни вскочили на доски и понеслись по волнам, Олег закурил, прикрыв сигарету от ветра, и направился к нам.

— А Олег? — спросила я. — Он предлагал тебе выйти замуж?

— Угум, — ответила Маша, разглядывая не будущего мужа, скользящего по крутым волнам, а начальника службы безопасности своего брата.

— А почему вы расстались? — задала я вопрос, который давно хотела задать кому-нибудь из них.