— Послушай… а по чьей наводке он попал к шарлатанам, после чего и умер?

— Шарлатанам?! — растерялась Кара. — Почему… ты так говоришь? Все было иначе. Это был один из лучших докторов, что я знала. Просто у Германа была уже запущенная стадия…

Стеша чуть было не выдала себя, но вовремя вспомнила, что их роман с рыжим гуру скрывался от «верной ученицы», чтобы ее не ранить. Хотя Кара, носившая в ту пору другое имя, очевидно, догадывалась. Но и сейчас ей, совсем не похожей на себя тогдашнюю, не хотелось об этом напоминать. А насчет болезни ей виднее: заразилась, честно отболела, излечилась и имела больше прав на эти воспоминания. И, значит, следовало принять на веру то, что тот доктор был одним из лучших.

— А мне вот интересно, почему ты поменяла имя? — встрял уставший помалкивать под чужие сюжеты Глеб. — Необычное выбрала, однако!

— Так это не я! — Кара как будто обрадовалась смене темы и принялась между делом смаковать и расхваливать Стешин пирог с малиной. — Меня так называли друзья родителей. Такие… беспечные милые люди. Казавшиеся счастливыми… Знаете, как это бывает: ребенком мы хотим уйти жить к веселым соседям от маминого занудства. Вот так и мне хотелось легкости и хлебосольства благополучного дома. Они ездили в Италию. Вообще были необычными для тех лет. А имя, данное родителями… оно было совсем не про меня. И в двадцать пять лет я поменяла имя на домашнее прозвище. Так уж вышло. Но с этим прозвищем я в своей тарелке.

— А Шалимов издавал Германа? — не унималась Стеша с дознанием. — Ведь у них столько пересечений! Я ж нашла текст в сети…

Стефания принялась с жаром рассказывать о своей находке, но Кара опять болезненно нахмурилась.

— Больной вопрос. Что же до Шалимова… Может, имя я и изменила, а вот по фамилии до сих пор Шалимова. Это мой бывший муж… не самая любимая тема для меня.

— Бог с ним, с бывшим! — снова перебил Глеб. — А кто такой этот великий и ужасный Герман, над которым вы обе так трепещете?

— Зришь в корень! — улыбнулась Кара, и от Стеши не ускользнула нежная ирония, с которой она обращалась к Глебу. «Она не принимает его всерьез», — промелькнула мысль, но тут же растворилась в накале разговора. Кара рассказывала простую и вечно близкую историю о том, как слабеющего Германа оставили все его шумные ученики и друзья. А Кара в этот момент тоже осталась одна, старательно доучивалась на заочном и отчаянно не знала, что делать дальше. Заблудшим душам сам Бог велел оказаться у Учителя. А в ее случае — вернуться… Но что она застала?! Пепелище.

— Худющий, с лихорадочным румянцем, но продолжающий генерировать замыслы… Гера даже во время болезни был жаден до праздников. Сам еле дышит, а баламутит народ, чтобы в его альма-матер организовали фестиваль балканского танца! Обожал сиртаки и вечно спьяну всех учил его танцевать… Помнишь?

— Грандиозные сабантуи он любил, этого не отнять, — улыбнулась Стеша. — И вновь прибывшим девушкам всегда представлялся как Гарант. Гарант того, что с ними здесь не произойдет ничего предосудительного.

— Только для себя он гарантом не был, — вздохнула Кара. — Удивительный оболтус, что касается собственного тела. Матушка его в диспансер загоняла — он ни в какую! Умоляла поехать к тетке в Крым — ему там все условия создали. Гера был любимчиком у родни. А он там только месяц выдержал. Потом и началась эпоха шарлатанов, о которых ты, видимо, слышала… Герман ими живо интересовался. Прежде всего, антропологически! Ну как же: шаманизм — сила! И ведь он, такой интеллектуал, мог быть удивительно нечутким к подделке. Потом все-таки согласился пойти к моему доктору, который меня вылечил… но было уже поздно.

— Как тебе удалось разобраться в его бумагах? — вырвалось у Стеши, живо вспомнившей дорогой сердцу захламленный Германов скворечник. — Помнится, у него были такие бумажные завалы… А эти старые картонные папки-развалюхи! Но ведь как он, шельмец, умел подать ценность каждой бумажки…

— Что ты! Его книга «Род. Семья. Диагноз» была в полном порядке. Это был смысл его жизни, его детище… Как только у него появился компьютер, который ему собрал один из учеников, Гера тут же засел за текст, словно боялся не успеть привести его в порядок. Так что здесь все оказалось не так страшно. А вот тот материал, который он собрал о своей прабабушке, — вот тут я попала как кур в ощип! По замыслу это был целый кокон историй о предках, некоторые потомки которых ныне благополучно проживают за границей. Втайне Гера рассчитывал на состоятельных эмигрантов первой-второй волны. И на местные плоды генеалогических деревьев разной степени тяжести, интересовавшихся своей родословной. Но понятно, что это были маниловские планы! Без предварительного заказа надеяться на что-то было очень наивно. При этом материал он нарыл в архивах шикарный! Однако, увы, все это осталось в незаконченном виде. Княжеские сородичи местного разлива оказались невосприимчивы к родовой истории, но начали приходить письма из Франции, Герман приободрился, но как раз в тот момент его не стало… Я пробовала возобновить переписку, но тут на меня взъярилась Германова родня. Дескать, зачем берешь чужое?! Особенно бесновалась его сестрица… Ну что ж, я тогда просто оделась и ушла. Но матушка знала, как меня найти. И она это сделала год спустя. Я была поражена! Но она протянула мне какую-то жалкую авоську, в которой были напиханы как раз те рваные папки, и среди них самая аккуратная — о хористке Екатерине Чернышевой… И что вы думаете: до меня потом дошли слухи, что сестра Германа после того, как на меня рявкнула, вдруг тяжело заболела. И матушка испугалась настолько, что решила, что я — ведьма и наказала ее дочь. Словом, мракобесие в полный рост, но в результате семья решила со мной не связываться и отдать мне то, что я так хотела получить… Выкупила, значит, у меня дочкино здоровье прабабушкиной историей. Что характерно, таким образом сработал провозглашенный Германом принцип силы предков!

Кара замолчала. Лицо ее застыло в горестной маске.

— Эх, ребята, если бы вы знали, как дорого мне стоили эти судьбы в авоське! Никогда не тащите с собой чужой крест — вам это выйдет боком. Никогда не увязайте в чужой жизни… Заботьтесь о своих потомках!

— Ты даже не представляешь, как я тебя понимаю! — вырвалось у Стеши, которая тут же смутилась из-за своего драматичного накала. Но только сейчас она заметила, что в дверном проеме стоит Виктор, который приходил, поздоровался со всеми, но вроде как ушел в свою комнату. Ан нет, задержался… Заслушался их болтовней, что редкость.

— Кстати, о пресловутом Шалимове! — бесцеремонно вклинился Глеб. — Это ведь к нему, надо понимать, предполагалось обращаться насчет сборника о мистических особняках. Эти твои таинственные «издательские круги»…

Глеб с каверзным интересом смотрел на Кару, но нежная ирония в ее глазах исчезла начисто. Теперь в них блеснуло горькое самолюбие. Но лишь на мгновение.

— Экий ты переменчивый, Глеб. То тебе про Шалимова, то про «великого и ужасного», то снова до бывших мужей снизошел. Когда мы познакомились с Шалимовым, мы были близки по духу. Когда расстались, он угрожал, что убедит органы опеки в том, что я гулящая наркоманка, и отберет у меня дочку. Обычная история развода, — усмехнулась Кара. — Между этими пунктами «А» и «Б» я успела разработать и подготовить несколько изданий серии «Адреса предков». Идея была моей, но когда дело дошло до воплощения, то моего имени и след простыл. История, точнее целый кокон историй вокруг Екатерины Чернышевой — книга, написанная мной по материалам Германа, — должна была выйти конечно же в этой серии. Для нее я все это и затеяла! Это был символичный для меня проект: Герман и я — соавторы, пускай и посмертно для него. Но мне в этом было отказано. У Шалимова случился очередной приступ паранойи… хотя, стоп, я понимаю, что это уже лишнее! Буду придерживаться только фактов без толкований: когда книга была уже готова, он взъярился, что я в его издательстве пропихиваю вирши своих мертвых любовников… и опубликовал свою любовницу! Живую… на тот момент.

— Почему «на тот момент»? Она тоже умерла? — выпалил Глеб.

— Все мы смертны, — усмехнулась Кара. — Глеб, да я понятия не имею. Просто… видишь, как аудитория легко отвлекается от сути. А я-то долго подвожу к тому, что текст, который нашла Фанни, про Екатерину Чернышеву — так это, скорее всего, отрывок из той самой многострадальной рукописи. А наше с Германом авторство потерялось где-то по дороге. Такие мелочи теперь мало кого заботят. Впрочем, не хочу делать предположения…

Зато Стеша была на них мастерица. В ее голове не укладывались многие детали истории с Германовым наследством. Связь его текстов с тематикой шалимовского издательства очевидна, но Кара походя запутала в своем рассказе связующие нити. И как же она собирается продвигать своему бывшему тему мистических особняков, если они на ножах? Тем не менее Стефания ей поверила. Еще бы — близнец по несчастью. Наконец рядом есть кто-то, познавший ее книжные слезы! В глубине души она еще боялась избежать прорыва своей горестной плотины. По привычке, выработанной в горькую эру неудач, оборонялась от напрасной надежды. Но сегодня душевный предохранитель перегорел. Давненько она не встречала единомышленников, что всегда были для нее ценнейшим даром судьбы. Как тут не взвихрить эйфорию совместных планов… Расставаясь с гостями, обновленная «Фанни» все никак не могла наговориться с ними в прихожей, ревниво выговаривая Глебу за то, что он не посвятил ее раньше в свою дизайнерскую задумку о призраке! Но ведь это именно она, Стефания, в этом дока! Реальных историй для основы замысла тьма: дымчатая дама в сиреневой шляпке, которая являлась только детям, или читающий призрак, переворачивающий страницы, и огонек, поднявшийся при этом над свечой…

Есть такие выдающиеся гости из потустороннего мира, которых просто грех не увековечить.

Глеб ликующе перескакивал этап замыслов и их осуществления и звал всех осенью в Париж. Его добрый камрад уезжает в путешествие и может оставить ему на две недели свою мастерскую, где «мы поместимся все вчетвером. Бесплатно! На Монмартре!». Мы-то сами пока не призраки!