Дарья Симонова - Нежная охота на ведьму

— Жажду подробностей! — воскликнула Стефания. — Меня тут с моими привидениями высмеивают, а сами-то…

— Между прочим, я и тебе этот метод советую! — затараторила Лика. — Берешь свою фотографию, кладешь ее на плоскую тарелку, засыпаешь ее горкой крупной соли, и в эту горку вставляешь свечку. Зажигаешь ее и говоришь: «Как воск истает, так сойдут все порчи, сглазы, проклятья. Бысть тому!»

— Бысть? Это что же, церковнославянский?

— Да что ты цепляешься ко всему, дай сказать! — возмутился Виктор, и Стеша внутренне содрогнулась от того, что совершенно не знает собственного мужа. Какое трепетное отношение к народной магии!

— А после этого, — не унималась Потоцкая, — как свечка прогорит, надо взять соль с огарком, вынести в полночь на перекресток и, пока выбрасываешь, проговорить: «Тому, кто сделал, уплачено». И бросить несколько монеток…

— И что же, ты это сделала — и у тебя настала новая жизнь?! — уже без всякой иронии спросила обескураженная Стефания.

— Не с первого раза. Но… постепенно все стало налаживаться. Я понимаю, что тебе это смешно, и мне тоже было бы смешно, если б я не побывала в своем отчаянии.

— Смешно? Нет! Человек нуждается в ритуалах. Кто-то их себе придумывает сам, — как я, потому что верю в силу индивидуального подхода. А кому-то нужны намоленные тропы.

— А меня муженек бывший язычницей обзывал из-за этого…

Стеша только отмахнулась. Для нее суеверия были простительным грехом, никак не попирающим основы христианства. А фанатики и мракобесы пускай водят свои хороводы и не отравляют жизнь другим. Как эти смешные свечки с солью могут пошатнуть глыбу мировой религии? Чепуха!

— Мне думается, Господь и сам не чужд белой магии. Он, бывало, так намается с нашим спасением, так устанет латать раны мирозданию, что уже и не против, чтобы мы сами себя подлатали, — заключила Стеша. — Такова моя инфантильно-популярная метафизика. Бог — это и есть Иосиф, плотник из Назарета. Трудяга, хранитель, защитник. Разве не на это намекает сюжет?

— Ладно, богословы, вылезайте, прибыли, — усмехнулся Виктор. — Надеюсь, вы недолго… Я вас здесь подожду.

Стефания и Лика оказались перед закрытой дверью забытого пристанища, где много лет их пути так причудливо сошлись. Большой многоэтажный дом внешне почти не изменился за двадцать лет. Посеревший блочный массив с общими балконами в торце, где сушилось неизменное белье. Только двери парадной теперь на замке. Но ждать пришлось недолго — в таком многолюдном одноподъездном муравейнике всегда найдутся непоседы, снующие вечером на улицу и обратно. И две искательницы неизвестных величин оказались в просторном холле. Внутри бывшее общежитие тоже не претерпело больших структурных метаморфоз, разве что кафе с кавказской кухней слегка преобразилось напылениями времени да укромную лавочку, торговавшую нехитрой снедью, поглотил типовой дизайн сетевого монстра.

— А что мы тут ищем вообще-то? — простодушно вопросила Потоцкая.

— Кажется, мы жили на пятом, ты — на шестом… — отозвалась Стефания. — Вперед!

Они вошли в лифт.

— Ты словно знаешь, что хочешь найти…

— Что я хочу найти… — эхом повторила Стеша. — Блики и миражи, шрамы эфира… души обязательно оставляют следы! Только ведь ими никто не интересуется. Мириады их, живших и ушедших, оставили здесь свои росчерки, но мы никогда о них не узнаем. Лишь наша певунья пыталась нам о чем-то сообщить…

Они приехали на шестой этаж. Матерь Божья, вот она, все та же приоткрытая дверь седой феи! Есть на этом свете незыблемые вещи… А где же кошка? Стефания не удержалась и заглянула в щель, из которой пробивался свет. Словно сунула нос в Нарнию! И тут же отпрянула, услышав разговор в прихожей. Но краем глаза она успела моментально разглядеть говорящих. Из глубины лет возник профиль кошачьей мамочки и… знакомый силуэт. Ее изумление не знало границ — это была Люба Мелихова! Невестка Кары. Жена Сергея, ее исчезнувшего брата. И Стешина сослуживица…

Отпрянув от двери, Стефания, поманив Лику за собой, выскочила к лифту, а потом и на лестницу.

— Что ты там увидела? — испуганно зашептала Лика.

— Еще бы понимать, что я увидела… — пробормотала Стефания. — Вот объясни мне; почему туда, откуда двадцать лет назад пропал человек, приходит его бывшая жена? Здесь не его дом, и они не жили здесь вместе, а жена и вовсе не имеет к этому жилью никакого отношения. Здесь жили… вспомнила фамилию — Ольшевские! Друзья родителей… И тем не менее она сюда пришла. Зачем?! Причин может быть множество, но все они упираются в одно обстоятельство — Сергей жив…

— И никуда не пропадал?!

— Почему же… Пропадал. Но вопрос — куда? И почему сестрица не особенно хочет его найти?

Стефания поборола сильнейший соблазн совершить моментальное дознание. Выйти навстречу Любе и выложить ей всю путанную историю… чтобы она сочла Стефанию сумасшедшей, которая со страстью лезет в чужую жизнь. Перспективка сомнительная. Нет, тут надо идти тихими окольными путями…

Лика была явно разочарована быстрой капитуляцией.

— Слушай, ну ты даешь! Вот так забежать на минутку, струхнуть и свалить?! Зачем тогда вообще взяла меня с собой?! Я ж твой засланный казачок! — оживилась Лика. — Ты быстро уходи огородами, а я попробую что-нибудь разнюхать. Меня-то никакая Люба не знает!

Стеша сначала испугалась, а потом вдруг подумала с теплотой: «А ведь мы недооцениваем эту дурынду…»

Люба Мелихова жила в двухслойном режиме. Внешне она излучала энергичную и деловитую жизнерадостность, а внутри она всегда беспокоилась. За своего старшего сына. Так было с самого его рождения. Взросление Ромы никак не повлияло на это обстоятельство. С ним и теперь надо было быть готовой к сюрпризам. Отцовские отголоски его характера. У младшего другой отец — и все иначе. А тут…

К слову сказать, лет до пятнадцати Ромка спокойно принимал отчима в роли отца, не обостряя вопрос родства. Так естественным образом сложилось, чему способствовало по преимуществу мирное течение семейной жизни. Называл он отчима без сантиментов — Коля. Ромыч мог взбунтоваться, мог даже наброситься на него с кулаками в самый разгар подростковых эскапад. Но при этом оба не держали за пазухой обид и часто дружили против мамы. Помнил ли Ромка что-нибудь из кошмаров прежней жизни, когда его кровный папенька устраивал варфоломеевские пьяные бесчинства? Какое-то время помнил. Как мать прятала его у соседей, как боялась вызывать милицию, как они скрывались у бабушки… Когда Сергей съехал в пустующую квартиру Ольшевских, Люба была уверена, что это ненадолго и ужасы вернутся. Но однажды стало понятно, что Сергея больше нет. Нет в той обозримой части мира, которую каждый из нас и мыслит своей реальностью. Сколько бы боли и страха ни приносил близкий человек — исчезая, он оставляет оглушительную пустоту…

У Любы открылась новая рана вины. А Ромка был совсем маленьким. У него, напротив, раны начали затягиваться. Во всяком случае, она так думала. И Коля ей советовал: «Не береди пацана! Когда ему надо будет — сам спросит».

И потому исчезновение Сергея… не обсуждалось. Точнее, были приняты щадящие формулировки «он начал жизнь с чистого листа», «он хочет измениться, чтобы вернуться к тебе другим человеком», «ему бесконечно стыдно за то, что он причинил тебе боль»… И главное: «Мы его ищем!»

Это было преувеличением. Разве что Кара поначалу пыталась что-то предпринять. А Любе Шалимов намекнул, что этого делать не нужно. Дескать, можем навредить — вдруг он скрывается от органов, натворил чего — и в бега… «Наберитесь терпения и ждите!»

Убедительно, если принять во внимание Сережин анамнез. Люба подумала, что в этом есть резон. Хотя… уединившись у Ольшевских, Сергей вышел из запоя и погрузился в работу. Но с чьих это слов известно? Со слов Кары. А она источник ненадежный. Ее послушать, так Шалимов — чудовище, тиран и бабник. И он якобы оговорил Сережу, обвинив его в крупной краже!

Но у Любы был совсем не вяжущийся с такими версиями опыт. После исчезновения мужа Шалимов взял ее под свое крыло. Помогал ей деньгами в трудные времена. А ведь он Сереге и не кровный родственник! Всего лишь бывший муж сестры. Это кто? Зять, что ли… И вот этот седьмой воды на киселе зять похлопотал, и Сережу взяли в архитектурно-строительное бюро, реставрировавшее усадьбу, где было издательство. Потом издательство оттуда турнули, и Шалимову, должно быть, стало не до алко-нарко-запойного братца бывшей жены… Но его семью он в беде не бросил… Какой работодатель еще на такое способен?!

Бывали дни, когда ноющая тоска по несбывшимся юным планам, связанным с Сергеем, накатывала с особенной остротой. Люба была единственным человеком, кто верил в то, что ее бывший может «сняться» со своих допингов. Но также Люба знала, что это произойдет без нее. Для этого необходим вертикальный взлет с разрывом всех привычных житейских оболочек…

В редкую минуту она пыталась верить, что такой взлет и произошел. Только почему он оказался столь необратим… «Во мне дух спившегося деда, — твердил по пьянке Сергей. — А хранит меня бабушка Алина. Она выпила его страдание. Она его отмолила».

Люба не любила пьяных слез и в родовую историю не вникала.

И вдруг, в разгар подростковых бунтов, Ромка стал живо этой историей интересоваться. И говорить с кем-то по скайпу за закрытой дверью в своей комнате. Он стал выспрашивать о таких подробностях, которые Люба либо не знала, либо пыталась забыть. Например, правда ли, что тетя Кара психически больна… И действительно ли Маринка, ее дочь, вовсе не от Шалимова?

Это было уже слишком! Люба поначалу была уверена, что воду мутит ошалелая дщерь. Марина — королева драмы. Зачем ей очернять мать и рассказывать семейный компромат? Вопрос без ответа. Очевидно, из любви к искусству. И ведь, в сущности, хорошая девка… В другой ситуации она бы защищала родительницу, как тигрица. Но это если бы той действительно требовалась защита. А когда все пристойно, то это скучно.