— Пыталась! Она верит, что вы вернетесь! — запротестовала Стефания, и ее мелодраматичный всхлип вновь растворился в грустной Сережиной усмешке.

— Повторяю, она не верит, а знает, что я не канул в небытие. Ко всему прочему… моя история помогает ей быть интересной для публики. Неужели вы ничего не поняли в этом спектакле?!

— Я поняла только то, что она трагически необычна и очень одинока.

— Тот, кто отрицает свою суть, сокрытую в имени, всегда одинок. Кара заболела туберкулезом — той же болезнью, что и ее маленькая предтеча Кара Гутман. Тело не лжет. Вскоре после ее выздоровления умирает наш отец, и сестрица начинает отчаянно интересоваться его архивом. В нем хранилось письмо той, первой Кары с ее подписью. И не надо мне говорить, что подкованный цепкий ум не догадается! Все ж прозрачно… Только Каре не понравилась такая правда, и она выставила родовую историю за дверь. Однако портрет Кайрос повесила в комнате дочки как оберег!

— Да, пожалуй, все так… Только — вот тот конверт с деньгами?! Это вы приезжали сюда десять лет назад и… Вы и есть тот, кого Кара принимала за призрака?!

Сергей помотал головой:

— Это все душки Ольшевские. Я не приезжал. И не грустите — все исполнилось.

Уютный автомобиль приближался к Стешиному дому.

Стефания снова чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Что исполнилось?! Как так Ольшевские? Те самые «итальянские счастливчики»?! Неужели это они — загадочные призраки-курьеры, дары приносящие…

И теперь ей вспомнилось, как Кара спросила: «…Ты думаешь, это был не один человек? Почему ты говоришь они?» Стеша тогда сказала совершенно безотчетно. Забыв, что именно так и работает наше сенситивное шестое чувство. Вот она, доморощенная психометрия: гони в шею всех медиумов и экстрасенсов. Найди себе внимательного человека, ловца твоих снов и слов нечаянных…

Остановив машину, Сергей вдруг спросил:

— А… если не секрет, зачем вы обращались к Гутману-младшему? Лучше поезжайте в Сибирь, я там одного доктора знаю…

Стеша обомлела. Интересный поворот! «В Пензе, в Сибири, в Австралии…» В тот памятный печальный день она ткнула пальцем в небо, в почти невыполнимую миссию найти свою исцеляющую силу… Слышал бы Витя!

— Что за доктор? Так ведь… почему вы думаете… а на чем он специализируется? — заикаясь, зачастила Стеша. — И почему Сибирь?!

— Я тоже удивился, — улыбнулся Сергей. — Особенно, когда узнал об этом от французов. Хотя эти французы — потомки русских эмигрантов. Вот опять, считайте, что Герман подсобил! Этих людей я нашел, благодаря его книге…

— А как им, живущим во Франции, пришло в голову поехать лечиться в Сибирь?! — изумилась Стефания.

— Это не они, а их дальняя родственница. Но она, конечно, не в Сибирь ездила, а в Японию. Там речь шла о какой-то сложной операции, которую в Европе не делают. Кажись, даже в Швейцарии… я могу что-то путать, но не суть. В общем, ей японцы рассказали, что по той же методике лечат где-то в Сибири. Я, конечно, не запомнил город и имя врача. Запишите мой телефон, позвоните мне завтра, я вам все скажу…

— И что с той родственницей… теперь? — недоверчиво спросила Стефания.

— Нормалевич! Даже ребенка родила. Хотя ей вроде грозили какими-то страшными последствиями… В общем, тяжелая у вас, у женщин, участь, — с легкомысленным сочувствием улыбнулся Сергей. — А что до книги… я вам могу подкинуть материалец о мистике особняков немосковских. Если, конечно, вас интересует. Возьмете реванш!

Стефания растерянно закивала. Слишком много на нее информации свалилось сегодня. Как все странно, странно, и как завораживающе растревоженная стихия тайны начала складывать неподатливый пазл!

Глава 19

Южный снег

Душки Ольшевские… Сергей тщетно пытался избежать дотошности воспоминаний. Но как бы не так! Разбередили душу — так окунись неглубоко, пробеги по верхам прошлых событий и оттолкни эту лодку от берега! Вернись в сегодняшний день… Но Сергей был устроен иначе. Распрощавшись со Стефанией и оставшись в движении и одиночестве, он знал, что сейчас увидит полноэкранный фильм о своей жизни. Его вдохновенное воображение в преступном союзе с памятью с нетерпением ждали продолжения пути. Отличная реакция и цепкий обзор дороги впереди и в зеркалах заднего вида брали на себя всю механическую работу и никогда не давали сбоев. Сергей, как всякий опытный водитель, вел машину так, словно она была продолжением его тела. И инстинктивно следил за теми, кто едет за ним. Замеченных в мало-мальской агрессии он пропускал вперед себя. От греха подальше. С юности не любил дышащих в затылок. Но это все была черная работа для телесной физики, чтобы душа по-королевски встряхнулась, расправила крылья и улетела в путешествие во времени и пространстве, где пространство — всего лишь декорация, фон, тапер многоголосий…

И вот она, мучительная фотографическая точность проплывающих перед мысленным взором картин.

Особняк Неволина, ночь убийства. Того самого, до сих пор нераскрытого… как будто, что и дало удобную почву для мистификаций. Изящный шик модерна — Люба не права, все-таки это модерн, но не северный, а московский. Полногрудый, коренастый, витальный! Каменно-деревянный дом с просторными террасами, фигурными козырьками, резным декором. Шалимова в его пиар-бесчинствах можно было понять: отдать такую красоту чинушам! Нелепость. Но пока, до поры до времени, Сергей с жадным интересом делал свою работу. Его наняли по ходатайству зятя, который вместе со своим издательством громко покинул неволинскую обитель.

Сергей устроил себе ночную смену, потому что ему не хотелось идти в пустую квартиру Ольшевских, куда его пристроила Кара. Там его тянуло развязать… нажраться, совершить очередное свинство — словом, сотворить именно то, чего от него с затаенной тревогой ожидала сестрица. И чего по-прежнему боялась жена. А ночная работа… она делала его, жалкого в своих абстинентных фобиях, значительным, возвышала в собственных глазах, помогала обдумывать тайные проекты. Там, в доме с призраками, в полутьме пустых зал, в игре отсветов в зооморфных прихотливых линиях оконных рам, он словно готовился к главному прыжку, только не знал об этом, словно путник, который через несколько мгновений взойдет на вершину и увидит перед собой гигантский обрыв фьорда.

А призраки? Да как им не быть в старинном доме, пережившем эпохи! Поскрипывали, шуршали, перебегали из тени обратно в тень через узкие полоски света. Сигареты тухли. И прикосновение! Однажды Сергей отчетливо почувствовал руку на левом плече. А потом услышал, словно из космоса, какую-то прекрасную арию… Чистый глюк! Только потом он вчитался в Германову книгу — и узнал, что здесь жила его прабабка-хористка… Но это было потом! Хотя после того эпизода он на всякий случай притушил свой скепсис и, входя в пустые залы, где ему предстояло работать, он стал церемонно здороваться. Ибо пустота здесь была очень насыщенной. Призракам приветствие нравилось. Постепенно они оставили его в покое и ушли играть на другие этажи.

Это был приятный авантюрный страх. Сергею было жаль, что в тот момент ему было не с кем разделить эту нежданную бойскаутскую романтику…

Те звуки сверху Сергей поначалу тоже принял за полтергейст. Шум казался далеким и глухим, словно соседская пьянка, отделенная добротными стенами. Сергей среагировал не сразу: бывало, что на втором этаже оставались рабочие, он перекидывался с ними словечком, но от сабантуев открещивался. Но человек, сбежавший по лестнице, был другого коленкора. Сергей из чистого губительного любопытства спустился за ним и обнаружил, что охранник дремлет, а незапертые двери бесшумно закрываются за незнакомцем. Сергей осторожно выглянул на улицу. Удаляющийся силуэт показался ему знакомым, но он не придал этому значения. Мало ли на свете черных кожаных курток…

Утром он проснулся от того, что над ним нависло несвежее рябоватое лицо майора милиции. Спросонья Сергей заподозрил, что из свидетеля он стремительно превращается в подозреваемого. Хотя даже не знает, что произошло. Убийство?! Здесь?! Прошедшей ночью? Абсурд. В неволинском особняке Сергей чувствовал себя по-детски сказочно и умиротворенно, и это было частью возмездия: окунули ненадолго в благодать и тут же вышвырнули вон в полную неизвестность. Вышвырнул спаситель Шалимов. Не спрашивать же было у него, а не твою ли, мол, удаляющуюся спину я видел сегодня ночью! И вообще, разве заказчики пачкают руки? Они же посылают киллеров вроде? Да и потом ведут себя тихо, а не дают скандальных интервью… Кто вообще знает, как это делается?! Но какой, к лешему, киллер, если явно слышался разговор на повышенных тонах! Впрочем, откуда Сергею знать эту кровавую кухню… Он тогда был в необычайном вакууме — никого вокруг! Словом перекинуться не с кем. Полная изоляция исцеления ради. Кто ж знал, что исцеление получится таким радикальным…

И в этой звенящей пустоте Шалимов внушал: беги, иначе тебя посадят! Ни логика, ни спокойный анализ ситуации невозможны, когда едва оправился от запойной бездны и тут же безвинно попал в бездну новую, неизвестную, с вековой приговоркой «от сумы и от тюрьмы»… Что оставалось делать, кроме как поверить единственному и очень настойчивому голосу. Голосу, убеждавшему, что теперь только ему есть дело до Сережиной судьбы. И что с того, что интерес этот был небескорыстный? Голос все равно единственный. Не с младшей сестрой, в конце концов, было советоваться! Кара и так уже помогла с жильем. И переживала свой развод. С нее было довольно.

«Я позабочусь о твоей семье», — напыщенно попрощался Шалимов, и на секунду Сергей прозрел, поняв, что ни в какой розыск его не объявили, что «благодетель» перестраховывается и в его лице убирает ненадежного, но совершенно безопасного свидетеля. Убирает под чьим-то влиянием. Возможно, той мерзкой бабы, его нынешней любовницы… Как-то она была связана с этим убийством. И в этот момент, как ни парадоксально, Сергей перестал задыхаться от шока неизвестности и сопротивляться происходящему. Помнится, напоследок он хотел позвонить Герману. До последней минуты Сергей не хотел его, больного, грузить своей внезапной переменой участи. Но он был уверен, что гуру выкарабкается. В последний день перед отъездом Сергей звонил ему как оглашенный. Но никто не отвечал. Учитель умирал в больнице. Но свое дело он уже сделал. Все случилось так, как он и предрек…