Никаких заминок при таможенном досмотре. Стало понятно, что подозреваемым он не был. К счастью, и свидетелем не особой важности…

И вот — Италия, предместья Римини. Удивленное замершее море. Заснеженные пальмы, отели, виллы… Танцующие в обнимку ужас и восторг. Родина Феллини, колыбель его режиссерского эго, зачавшая его придурковатых чудиков, его клоунов и гротескных проституток. Погода примерно такая же, как здесь и сейчас. Именно в тот год Сергей свалился как снег на голову, в прямом смысле слова. Вместе с южным снегопадом. Редко, но бывает! А южный снег — совсем другое дело! Нежданная радость, рождественское чудо, волшебство для невинных душ. В Римини тогда жили Ольшевские. Куда было податься, как не к ним? Никаких более-менее надежных знакомых за бугром у Сергея не было. Только они. Помнится алчущий от него избавиться Шалимов советовал предварительно им не звонить. Дескать, лучше явиться без предупреждения, тогда отказать труднее.

«Или пропасть без вести легче», — усмехался Сергей. Теперь-то он знал, что Шалимов изрядно потрепал нервы Каре, рьяно разыгрывая неведение. Даже оболгал «пропавшего» по части воровства.

Но здесь, на благословенной земле Сергею никто и не собирался отказывать в приюте. Святые земли и времена! Искомый адрес был на конверте. Тогда еще люди писали бумажные письма, а иностранные открытки ставили за стекло серванта — ну ведь красота же неземная!

И навсегда в нем, как вечный зародыш, момент, когда он, поплутав вдоволь, идет по узкой улочке к искомому дому, а знакомая фигура на втором этаже кряхтя чистит балкончик от снега. Сергей обескураженно, устало, одновременно лукаво и обреченно наблюдает, как милая неуклюжая тетя Маша Ольшевская пытается починить заклинившую парусиновую маркизу над балконом. Потом он произносит каким-то застывшим истонченным голосом: «Тетя Маша…» — и этот детский возглас разбивает вдребезги мирный захолустный пейзаж курортного межсезонья. Она близоруко всматривается в нежданного гостя — и начинается новый отсчет времени.

Да, если бы не Ольшевские… Приютившие пропащего сына друзей. Рано умерших друзей. И тем не менее не многие были бы способны на такую помощь. Ведь криминалом от нового насельника перло за версту. Конечно, они свои, родные, знали Сережу с пеленок, но… мало ли какими навыками оброс тот, кого мы знали ребенком! И тем не менее старики приняли его так, словно он был их блудным сыном. И это придало ему сил, помогло оправиться от той огромности внезапных перемен и начать новый виток скитаний на чужбине. Из Италии во Францию… Нет, всего он вспоминать сейчас не будет.

А с тем небольшим вспоможением для Кары была та еще история. Сначала старики, поехавшие утрясти дела на Родине, легкомысленно не поняли, в чем подвох. Вроде как, подумаешь проблема — деньги кому-то передать! Вот если бы получить — это да, бывает с разной степенью невозможности. Однако если отправитель желает остаться неизвестным, то снежный ком усложнений поглощает задачу. Особенно если так трудно объяснить мотивы.

Он ведь толком не объяснял Ольшевским, что порвал все связи с родным гнездом. А жизнь необратимо изменилась!

— Сереж, ну ведь она все равно догадается, что это ты! — твердили старики, и что тут возразишь. Да, догадается. Пускай! Но точно ничего знать не будет, а значит не выдаст бывшему мужу-убийце. Тут Сергей сгустил криминальный туман — так ведь имел полное право! За десять лет Ольшевские подзабыли остроту проблемы. И испугались, конечно, снова. Тогда пришлось сменить тему и добавить покаяния. Что, дескать, измучил близких своим пьянством и сопутствующими грехами молодости. И потому ему стыдно. И потому наложил на себя епитимью. Дядя Коля строго-понимающе кивал.

Не мытьем, так катаньем Сергей вовлек Ольшевских в орбиту своей правды.

В результате вышла комедия положений. Идея цивилизованного электронного перевода на карту захлебнулась, и старики решили… просто подбросить конверт с деньгами. Но как?! Провели рекогносцировку. Если только представить, что они, как те старики-разбойники из советского фильма, пробираются ночью к знакомой квартире, и… видят на площадке у двери тот самый отцовский шкаф, который, конечно, помнят еще со старых времен! И тут они, с одной стороны, обрадовались такой возможности, а с другой — ведь абсурдище! Дверь, отгораживающая крыло на этаже, оказалась незапертой. Значит, заходи и бери кто хочет! Словом, старики-разбойники засуетились и заспорили о том, как нужно правильно поступить. А на дворе ночь! Тетя Маша, конечно, наверняка что-то уронила. Внутри квартиры таки услышали эту возню — и уронили что-то в ответ! Тогда Ольшевские сунули неприлично розовый конверт на полку, промеж папок, чтобы он был одновременно и виден хозяевам, и не слишком привлекал внимание чужаков. И пустились наутек!

Потом признались, что Маша все же нацарапала на конверте «Дорогой Каре с любовью!» О господи…

Ладно, издержки воспитания. Молодцы, старики. На кого еще в наше время можно положиться в донкихотских авантюрах! Железное условие о неразглашении источника они выполнили. И, как обещали, не стали встречаться с Ромкой, с его сыном. В тот момент Сергей как раз налаживал с ним связь и не хотел неосторожных эмоциональных всплесков.

Однако вот и пункт назначения. Припарковавшись подальше от входа, Сергей взглянул на часы. Предстоящая встреча приятно его взбудоражила. Первый заказ на Родине, как-никак…

«Ты вернулся насовсем?» — вспомнилось, как спросил его Ромка на первой минуте их встречи. Почему, зачем, на сколько… Он помнил, как терзал его зеркальный близнец этого вопроса, тогда, двадцать лет назад. «Ты уехал навсегда?» И опыт научил его не отвечать. Даже себе. Замысел на полотне судьбы проступает не сразу. Вместо ответа у него была любимая цитата из Борхеса, которого он не читал.

«Ошибку сделать невозможно».

Глава 20

Вместо эпилога

— Юра, тебе она нравится?

«Ну что за медвежья воспитательная неловкость!» — корила себя Стефания, задавая этот позорный вопрос. Кто ж на него ответит правду родителям… Тем не менее тщетное материнское любопытство просачивалось в разных вариациях в болтовню, которая усердно прикидывалась непринужденной. Все дело в том, что Стеша была ошарашена последствиями очередного «гениального» плана неутомимой Лики Потоцкой. План заключался в том, что Юра под видом корреспондента мистического таблоида засылался в издательство «Пентаграмма». Как она и рассчитывала, до начальственного тела его не допустили, зато… предложили побеседовать с «правой рукой» главного редактора Мариной Шалимовой! На ловца и зверь бежит…

Однако беседа Юрки с дочерью Кары как-то затянулась. А с чего бы ему повадиться в стан врага, как не с появившимся личным мотивом… И ведь все трофеи были уже добыты! Например, пока еще невычитанная верстка книги под знакомым названием «Авантюристы и благотворители». В графе «под общей редакцией» стояло настоящее имя Кары и ее девичья фамилия. Теперь в этом виделся какой-то умысел, истеричный жест, а ведь все просто: слишком велика плотность Шалимовых в отдельно взятом издательстве. В аннотации к изданию мелким шрифтом был удостоен чести упоминания сам Герман-первоисточник. Видимо, в таком мелкошрифтовом качестве любовник бывшей жены не раздражал господина главного редактора, — если вспомнить о том, первом разговоре с Карой… Это творение являлось таким же «мраморным бисквитом», что и «мистические особняки», только испеченным из теста книги «Род. Семья. Диагноз». Стеша тщательно — и на сей раз без приступов раненого самолюбия — изучила этот бережный плагиат. Возможно, что Кара аккуратно подмешала сюда и материалы из тех многострадальных папок, которые некогда так и не нашлись в таинственном шкафу… Возможно, но не очень-то похоже. Все темы — из первой и единственной Германовой книги. Случайно ли эти папки так «вовремя» пропали? А был ли мальчик, как говорится… Теперь об этом не узнать!

Стеша вспоминала, как Кара патетически всхлипывала: «Мы соавторы, пускай и посмертно для него…» Интересно, что по этому поводу подумал бы он, Герман? Ведь у него наверняка созрела бы целая теория о возлюбленной ученице, этаком милом франкенштейне, вычеркнувшем родного брата из книги бытия. За то, что он забрал ее счастливую силу — богатых потомков тех, кого так старательно описывал Учитель… Нет, Кара не ожидала, что в договоре с кармой будут такие условия.

Впрочем, хватит о ней. Еще один штрих, которым повеселил Юрка: младший редактор, подчиненный Марины, — смешной хипстер по фамилии… Гутман. Витя немного ошибся, считая, что Кара мечтает обольстить Звезду Давида. Видно, она придумала другой способ породниться с «токсичным» семейством — посредством дочери. Однако Юрка с яростью отрицает такой вариант сюжета. Ну, ясен перец…

И как удобно прикрывать матримониальные планы этаким «не пойму откуда взявшимся» антисемитизмом. Дескать, я-то против, но если «любовь»… Как все удачно складывается у этих порывистых искателей Сен-Жермена!

А Юрка, видимо, влип. И чем яростнее он это отрицает — вообще все отрицает, о чем ни спросишь! — тем ситуация очевиднее. Стеша поначалу боялась делиться своими подозрениями с мужем — кому охота услышать зловещее «доигралась…». Но, когда материнский страх победил инстинкт самосохранения и Стеша все ж таки открылась, Виктор остался иронично спокоен.

— Что, сезон охоты на ведьм закрыт? Поохотилась, теперь пожинаешь плоды…

Стефания пыталась как-нибудь красиво, в унисон парировать, но в голову ничего не пришло…

— Нежная у тебя вышла охота, — продолжал сыпать соль на рану «добрый» Витя. — Такая охота, что жертва оказалась в выигрыше, а охотница подсчитывает потери… Вот и сына втянула! Пускай теперь парень разбирается… Юрка, надеюсь, поумнее тебя в житейских вопросах, препарировать живую змею не станет… Повеселила ты нас всех, болезная Стефания!