– Вниз, – зашипела Колетт. Она затолкала Обри под клавиши, так, что его не было видно из зала. Она быстро встала, показав Хейзел, чтобы она сделала то же самое.

– Что здесь происходит?

Миссис Дэвис появилась в халате и чепчике, из-под которого выбивались седые завитки.

Хейзел резко выпрямилась, ее сердце бешено забилось, а лицо раскраснелось. Она была худшим лжецом в мире.

– Простите, миссис Дэвис, – спокойно сказала Колетт. – Мы не хотели вас потревожить.

– Мы репетировали, – добавила Хейзел. Услышала ли миссис Дэвис, как сильно дрожит ее голос?

Обри, скрючившийся под клавишами, старался не дышать. У него появилась замечательная возможность осмотреть Колетт с ног до головы, чем он и воспользовался.

Если бы девушек поймали, они были бы с позором выгнаны из Юношеской христианской организации. Скорее всего, они бы больше никогда не смогли работать в подобной организации. Но если бы поймали Обри? Военное неподчинение имело ужасные последствия. Иногда даже смертельные – чтобы другим было неповадно.

В тот момент им казалось, что расплата за преступление совсем близко.

– Незачем вам репетировать, когда порядочные люди спят, – сказала миссис Дэвис. – Живо идите по кроватям.

– Мы пойдем прямо сейчас, – заверила ее Колетт.

Миссис Дэвис нахмурилась, чтобы показать: она не попадется на такой дешевый трюк.

– Ну? Я жду.

– О, – мягко сказала Колетт. – Не могли бы нас проводить, прежде чем вернетесь в кровать?

Как будто две достаточно взрослые девушки не могли самостоятельно разойтись по комнатам. Она спокойно собрала все нотные листы. Хейзел попыталась повторить за подругой, но у нее тряслись руки.

Колет спустилась со сцены с самым беспечным видом, и Хейзел последовала за ней.

– Bonsoir, миссис Дэвис, – сказала Колетт. – Увидимся утром.

– Доброй ночи, миссис Дэвис, – пробормотала Хейзел, боясь оговориться и сказать «Доброй ночи, миссис Дэвис, мы прячем солдата под пианино».

Она захлопнула дверь своей спальни и прислушалась к звукам снаружи.

Колетт приготовилась ко сну и прилегла почитать. Стало очень тихо. Должно быть, Обри выскользнул на улицу, и, судя по храпу за стеной, миссис Дэвис снова заснула.

Девушка никак не могла сосредоточиться на книге, поэтому отложила ее, выключила свет и принялась за привычный ритуал: встреча с ее погибшими. Еще несколько лет назад она обнаружила, что стоит ей подумать о ее родителях, брате, кузене, дядях и увидеть их лица, как вероятность того, что этой ночью к ней придут сны, сильно сокращалась. Это означало, что сегодня она не увидит кровь и не утонет в собственных страданиях.

Но в тот день, впервые за долгое время, она думала не только о своих близких. Мысли постоянно уносили ее к Обри Эдвардсу.

Она сама не понимала, что случилось той ночью. Она не видела шторма, занимающегося на горизонте. Король регтайма был ураганом, а она забыла закрыть окно.

В следующий раз ей стоит быть более осторожной.

Полчаса – 15 января, 1918

Полчаса – довольно долгое время, чтобы сидеть под пианино и ждать, пока какая-то старая курица наконец уснет. Он грезил наяву, и все его грезы были о Колетт. Она лежала в своей кровати, в каких-то пятнадцати футах от него.

О, боже. В своей кровати. В той шелковой сорочке. Фиолетовой. Она была фиолетовой.

Между ними не было преград, кроме тонкой стены. Он бы все отдал…

Ничего, кроме тонкой стены и армии Соединенных Штатов.

Что, если он проберется туда на цыпочках и поцелует ее?

«Обри Эдвардс, – прозвучал в голове голос его матери. – Она никогда не говорила, что хочет поцеловать тебя. Ей просто нравится твоя музыка».

«Дай мне немного времени, мама, и моя музыка завоюет ее сердце», – прошептал он.

«Не растрачивай внимание на девушек, – сказал я. – Пусть твоя музыка завоюет весь мир. Ты должен стать легендой».

Но его голова была занята совсем другим.

Когда Обри надоело ждать, он снял сапоги, на цыпочках спустился со сцены и скользнул за дверь.

На улице он надел сапоги и пошел к своему бараку.

Вдруг он услышал щелчок. Обри замер на месте.

Несомненно, это щелкнул курок.

Военная полиция. Он так и знал. Но кто бы это ни был – он не произносил ни слова.

Обри больше не мог выносить этого тяжелого ожидания.

– Кто здесь?

Шаги. Обри повернулся на звук.

– Кто здесь? – повторил он. Разглядеть кого-нибудь в темноте было невозможно, но он ощущал присутствие другого человека. Или, может, их несколько? Он пригнулся и напряг мышцы.

– Я видел, как ты туда заходишь, – сказал тихий голос с южным акцентом. Не военная полиция. Это было еще хуже.

– Я просто играл на пианино, – сказал Обри. – Леди из хижины досуга мне разрешила.

Ему было противно из-за того, что разрешение белого человека может послужить для него оправданием.

– А мы не разрешаем.

– Кто это «мы»? – Обри напряг слух, чтобы понять, сколько там человек, и попытался обдумать происходящее. На улице было темно. Если ему ничего не видно, то, может, и говорящий не видит его? Он приготовился бежать.

Обри наизусть знал истории, которые рассказывала ему мама. Она выросла в Миссисипи и не понаслышке знала, что может случиться с черным, который зашел за границу дозволенного. Ее брат, дядя Эймс, так и не стал прежним после того, как его избила толпа пьяных белых мужчин. Дядя играл «Диксилэнд» в клубе, и им показалось, что он улыбнулся каким-то белым женщинам.

Обри показалось, что перед ним всего один солдат. Парень, нарывающийся на неприятности. Если он искал драки, Обри был не против поучаствовать. Но сперва нужно было избавиться от револьвера.

– У вас, негров, есть своя хижина досуга. Если хотите подурачиться с вашими черными девочками, то это только между вами и Дядей Сэмом.

Обри осторожно поднял одну ногу.

– Куда ты собрался, негр?

– Никуда.

– Так-то лучше.

У Обри закружилась голова. Неужели это и правда происходит с ним? Этот идиот собирался его убить.

– Что вы будете делать? – единственным планом Обри было потянуть время, заставив незнакомца болтать.

– Лучше я расскажу тебе, чего мы не будем делать, – он подошел ближе. – Мы не позволим вам, неграм, попробовать белых женщин. Вот почему вы так торопились попасть во Францию.

Обри чуть не стошнило. Как будто они рисковали жизнями вдали от родного дома и мирились со всем ненавистническим дерьмом этих деревенщин, чтобы добраться до белых девушек.

«Достоинство и гордость. Этого у тебя не отнять».

Да, но ведь его можно просто убить.

– Мы же не можем позволить вам окончательно распуститься, правда? Вы хотите наших белых женщин и думаете, будто военная форма дает вам какието права.

Обри Эдвардсу уже было плевать на револьвер, потому что неконтролируемая ярость убила бы его быстрее. Просто взорвалась бы в его венах. Это грязное оскорбление каждого черного мужчины, женщины и девушки! Его энергичной матери, его культурной сестры. Он бы схватил этого ублюдка за горло голыми руками, и…

…и это было бы последним, что он сделает в своей жизни.

У Обри было еще много планов на жизнь, и на свои руки, в частности.

– Ты когда-нибудь был с черной девушкой? – спросил он.

Ответом послужил низкий, грудной смех. Он должен был задать этому парню хорошую трепку, ради той бедной девушки. Обри понимал, что она на это не соглашалась.

– Почему же ты пал так низко, – продолжил Обри. – Если белые девушки настолько лучше? Или у тебя не получается достать себе хотя бы одну?

Его собеседник злобно фыркнул.

– Заткнись.

Обри покачнулся. Был ли револьвер заряжен? Хочет ли он это выяснить?

Он уже участвовал в драках. Жизнь в Верхнем Манхэттене никогда не была простой.

Он пригнулся. Белый парень не сдвинулся с места. Обри поднял с земли кусок льда.

Он ждал. Его пальцы заледенели. Ему нужно было отвлечь нападавшего, только и всего.

Далеко внизу в одном из бараков зажегся свет. Тень белого солдата повернулась. Обри бросил кусок льда к его ногам, и незнакомец ринулся на звук. Обри обошел его и толкнул в снег.

Южный солдат пытался отбиваться, но он не был готов к ярости и боевому опыту противника. Обри очень быстро завладел револьвером и прижал незнакомца к земле, лицом вниз. Он приставил холодное дуло револьвера к виску незадачливого грубияна.

– Давай я тебе кое-что разъясню, – прошипел Обри. – Не стоит связываться с парнями из Гарлема, – он чувствовал испуганное, прерывистое дыхание южанина. – Мы кусаемся.

Белый солдат бешено закивал головой.

Обри встал, опустил курок и положил револьвер к себе в карман.

– Скажи своим расистским дружкам, – велел он. – Парни из Гарлема не будут мириться с вашим дерьмом.

Он пнул тело, валяющееся в снегу. Не очень сильно, но, может, немного сильнее, чем требовалось.

– Убирайся отсюда. И смотри, чтобы твое уродливое лицо больше не попадалось мне на глаза.

Южанин вскочил на ноги и побежал, пока тьма не поглотила его.

Обри похлопал по карману, в котором лежал револьвер, и тоже исчез в темноте. Он жалел только о том, что не разглядел лицо белого парня. Было бы неплохо узнать своего нового друга, если они встретятся при свете дня.

На языке ощущался сладкий вкус победы. «Только попробуй еще раз встать у меня на пути, белое отребье».

Он еще раз взглянул на хижину досуга, и ему показалось, что он чувствует запах духов «Рококо».

Может, ему придется подождать пару дней, прежде, чем вернуться сюда, но никакой южный трус не заставит его сдаться. Он постарается завоевать сердце Колетт.

Под лунами Марса – 9 января, 1918