Джулия Берри - Нежная война

С большим усилием Джеймс выпрямил спину.

– Я был рядом с Фрэнком, когда он умер, – тихо сказал он. – Я был там.

Пальцы миссис Мэйсон скомкали скатерть.

– Это было двадцать первого марта. Первый день битвы у Сен-Кантена. Немцы сильно превосходили нас количеством.

– Бок, – сказал Фрэнки, решив объединить постройку башни с разговорными упражнениями.

– Мы охраняли траншейную секцию, – продолжил он. – Когда появились немецкие штурмовики.

Тихий молодой человек, который однажды танцевал с ней в Лондоне и Париже, окружен немцами с оружием.

– Я читала об этих солдатах, – прошептала Аделаида. – Они убили моего Фрэнка?

Джеймс покачал головой.

– Их было двое, и у них были револьверы, – сказал Джеймс. – Я убрал одного из них, а Фрэнк не дал второму выстрелить в меня. Он спас мне жизнь.

– Звучит так, словно и вы спасли ему жизнь, – сказала Аделаида.

«Но ненадолго».

У Хейзел затряслись руки. Джеймс, немцы, оружие и кровь. Башня из кубиков полетела вниз.

– Бум! – пропищал Фрэнки.

– У одного из штурмовиков был огнемет, – продолжил Джеймс. – Он поджег нашего товарища, Чада Браунинга.

Аделаида громко охнула.

– Того смешного парнишку? Он умер?

Джеймс покачал головой, и она облегченно выдохнула.

– Фрэнк упоминал его в письмах, – она кивнула в сторону Хейзел. – Он вообще любил писать письма.

– Потому что он по вам скучал, – сказала Хейзел. – И потому, что он вас любил.

Миссис Мэйсон грустно улыбнулась и опустила взгляд.

– Что произошло дальше?

– Я застрелил солдата с огнеметом, – медленно сказал Джеймс. – И Фрэнк вместе с еще одним парнем сбили огонь с Браунинга. Потом мы понесли его к пункту Красного Креста.

– Фрэнк был героем, правда? – сказала Аделаида. – Я всегда это знала.

Маленькому Фрэнки надоела башня, и он со смехом ее разрушил. Хейзел собрала кубики и начала сначала.

– Немецкие солдаты стояли наверху и стреляли в траншеи, – сказал Джеймс. – Мы были легкими мишенями. Поэтому мы с Фрэнком забрались наверх, чтобы убрать стрелков.

Опять это слово: «убрать». Как будто речь идет о мешке с мусором. Хейзел посмотрела на довольного пухлого малыша, сидящего у нее на коленях, а затем перевела взгляд на невозмутимого молодого человека за столом.

«Когда-то он был таким же, как ты», – она мысленно обратилась к Фрэнки.

Какие ужасы должен пережить человек, чтобы так спокойно говорить о смерти и убийствах?

«Я надеюсь, что ты никогда не столкнешься с такой жестокостью, малыш».

Но ее молитвы остались неуслышанными. Теперь Фрэнки – взрослый мужчина. Рядовой Фрэнк Мэйсон Младший из Саффолкского полка. Он был дислоцирован в Алжир и сейчас смело сражается с нацистами, точно так же, как его отец когда-то сражался с немцами.

Туман в голове Джеймса и туман траншей смешались воедино. Наконец дымка рассеялась.

– Там был немец с гранатометом, – медленно сказал он. – Я его застрелил.

Миссис Мэйсон сидела неподвижно, закрыв глаза.

– Другой солдат прицелился в меня. Фрэнк его убрал.

Аделаида дернулась, как будто почувствовала удар пули. Хейзел задержала дыхание. Джеймс описывал кошмар наяву. Как этот милый мальчик, который заплакал на выступлении симфонического оркестра, мог оказаться в таком аду?

Чайник засвистел, и Фрэнки попытался повторить этот звук. Аделаида налила кипяток в китайский фарфоровый чайник.

– Туман был слишком густым, – сказал Джеймс. – Мы лежали на земле, а немец прицелился во Фрэнка.

– Ублюдок!

Хейзел закрыла уши Фрэнки.

– Я выстрелил в него прежде, чем он смог убить Мэйсона.

Чайник со звоном ударился о плиту.

– Тогда кто его убил?

Сердце Хейзел обливалось кровью от жалости к миссис Мэйсон. Она уже знала, чем закончился этот печальный рассказ. Она просто хотела найти злодея.

– Я не знаю, – слабо сказал Джеймс. – Какой-то стрелок в паре миль от нас.

Аделаида снова поднесла к лицу носовой платок.

– Когда я выстрелил в немца, пытавшегося убить Фрэнка, – сказал Джеймс, – он вскочил на ноги от неожиданности, – юноша тяжело сглотнул. – Как раз вовремя, чтобы снаряд попал ему прямо в грудь.

В кухне повисла тишина. Аделаида обняла себя за живот, словно хотела защитить его от снаряда.

– Бум! – завопил Фрэнки, опрокидывая башню.

Аделаида встрепенулась.

– Не сейчас, малыш! – воскликнула она. – Разве ты не видишь, что маме нужно подумать?

Фрэнки беспечно проигнорировал замечание, как это обычно делают избалованные родительской любовью дети. Хейзел занялась созданием двойной башни, состоящей из двух кубиков. Фрэнки тут же присоединился к ней. Строить и разрушать, строить и разрушать. Эта игра никогда не стареет.

– Вы хотите сказать, – спросила Аделаида, – что если бы Фрэнк остался лежать на земле, то он мог быть жив?

– Мне очень жаль, – голос Джеймса сорвался. – Я сказал ему не подниматься. Сказал, что его ждут жена и ребенок. Но он не позволил бы мне рисковать в одиночку.

Аделаида взяла его за руки, и Джеймс опустил голову.

– Мне так жаль, – его тело дрожало. – Мне очень, очень жаль.

Аделаида бросила отчаянный взгляд на Хейзел. «Что мне делать?»

– Я хотел бы умереть вместо него, – сказал Джеймс. – Он должен был вернуться домой.

Аделаида Мэйсон налила Джеймсу чашку чая.

– Не говорите так, – сказала она. – Это так не работает, и вы это знаете.

Она вздрогнула и потерла свой живот.

– Это мальчик, я уверена. Он пинается, прямо как его старший брат, – она улыбнулась. – Они будут пловцами, как и их отец. Он плавал как рыба. Я всегда удивлялась, почему он не присоединился к флоту.

Она налила две чашки чая для себя и Хейзел, а затем, крошечную чашку для Фрэнки, в которой было в основном молоко и сахар.

– Могу я спросить вас, Джеймс, – тихо сказала она, – думаете, Фрэнку было больно?

Джеймс выпрямился.

– Нет, – сказал он. – Я в этом уверен. Все произошло слишком неожиданно.

Она сложила платок и вытерла нос.

– Это благословение, не так ли? – Когда она пыталась не плакать, ее голос становился хриплым. – Ночи напролет я представляла себе, как он страдает.

Фрэнки устал от кубиков, поэтому Хейзел нашла детскую книгу с ушастыми собачками на обложке и начала тихо ему читать. Он радостно плюхнулся к ней на колени.

– Где его похоронили? – спросила Аделаида.

Тело Джеймса напряглось.

– Я не знаю, – прошептал он. – После этого я… надолго потерял сознание. Я провел много времени в больнице. В неврастеническом отделении.

Хейзел закрыла глаза и тихо заплакала. Фрэнки подтолкнул ее, чтобы она не переставала читать. Так вот почему письма прекратились.

– Вполне вероятно, – тихо произнес Джеймс, – что хоронить нечего.

Вдова поморщилась и отвернулась. Джеймс сунул руку в карман пиджака и вытащил оттуда какой-то предмет.

– Я получил награду, – сказал он. – Но она должна принадлежать ему.

Он вручил миссис Мэйсон медаль, завернутую в широкую красно-синюю ленту.

– Я не могу ее принять, – возразила она. – Она ваша.

– Я хочу, чтобы она была у вас, – настаивал Джеймс. – И двадцать фунтов. На ребенка.

Аделаида вновь взглянула на Хейзел, надеясь на подсказку. Хейзел твердо кивнула. Возьмите. Аделаида сдалась, принимая деньги и медаль.

Затем Джеймс вручил ей маленький опаленный молитвенник Фрэнка. Увидев его, она зарыдала.

– Фрэнк много раз показывал мне вашу фотографию, – сказал Джеймс. – Он очень вами гордился.

Она взяла маленькую книгу и прижала к сердцу.

– Я не знаю, как вас отблагодарить.

Фрэнки развернулся на коленях у Хейзел и обхватил ее шею своими пухлыми ручками.

– Я боялась, что Фрэнк был совсем один, – сказала Аделаида сквозь слезы. Эта мысль преследовала меня, – женщина вытерла нос. – Узнав, что он умер, я перестала спать по ночам. Я думала о том, как он умирал в одиночестве, и никому не было до него дела, – она снова взяла Джеймса за руки. – Но теперь я знаю, что он был не один. Он умер, помогая своему хорошему другу… – В ее глазах блестели слезы. – Эта мысль будет утешать меня до конца жизни.

Она протянула руки к Фрэнки, который тут же забыл о Хейзел, и побрел к своей маме. Аделаида подняла его на руки и прижала к себе.

– И я расскажу об этом его сыновьям.

Хейзел повернулась к Джеймсу. Он был намного старше, чем тогда, на приходских танцах восемь месяцев назад. Он выглядел измученным. Истощенным, бледным и уставшим.

И тем не менее, на его лице было что-то, чего она не видела с тех пор, как они встретились в Париже. Ей показалось, что это похоже на покой.

Они покинули маленький домик, обещая приехать снова.

Хейзел гадала, было ли это ложью.

Выйдя на улицу, девушка подвернула ногу и чуть не споткнулась.

Джеймс предложил ей свою руку. Она покраснела, но все равно приняла ее.

Они дошли до угла, где должны были повернуть направо, чтобы вернуться на станцию, но Джеймс уверенно свернул налево.

– Разве нам не нужно сесть на поезд? – спросила она.

Джеймс прикрыл глаза от солнца.

– Сегодня чудесный день, – сказал он. – Почему бы не сходить на пляж.

Хейзел не знала, что и думать.

Они пошли по протоптанной тропинке вниз к набережной, где грязь постепенно переходила в песок, а трава совсем поредела и исчезла. Они сняли обувь, носки и чулки, что было достаточно трудно для Хейзел, но она смогла аккуратно отцепить их под юбкой. От вида ее босых ног у Джеймса чуть не случился сердечный приступ.

Они свернули свои носки (и чулки!), засунули их в обувь и побрели по песку. Ощущение теплого песка под ногами было в новинку для Хейзел, и она позабыла обо всем. Девушка побежала к воде, скинула свои вещи в кучу и бросилась в волны, поднимая юбку почти до колен. Джеймс сел на песок и наблюдал за ней.