Л. Шэн - Нежное безумие

– Ох, Пенн. Маркс, Пенн.

– Маркс. – Он смеется в меня, погружая язык глубже, проникая и начиная лизать еще быстрее. – Мое любимое слово.

Он лижет мне между ног, пока из легких не выходит весь воздух. Желание такое острое, удовольствие настолько глубокое, что я перестаю дышать и готовлюсь к шторму, который является надвигающимся оргазмом внутри меня. Когда он обрушивается на меня сильнее, чем любое физическое чувство, которое я когда-либо испытывала, он приподнимается на предплечья и входит в меня одним резким движением, наполняя собой до краев. Я изгибаюсь, сжимая его спину. Он затыкает мой рот грязным поцелуем с моим вкусом и запахом.

– Твой папа, убивающий меня, может быть, и неизбежен, но нет необходимости делать это преждевременно.

Я смеюсь, когда он начинает двигаться внутри меня без презерватива. Я на таблетках, но он не знает этого. У меня появляются сумасшедшие мысли, что он делает это нарочно. Как будто хочет привязать меня к этому месту. Как будто я осталась бы. Это заставляет мое сердце смеяться сквозь слезы, потому что уже слишком поздно.

Мы соблазнительно двигаемся, целуясь, кусаясь и дыша друг другом. Я чувствую вкус прощания на своем языке, и у него горько-сладкий привкус. Чудесно и трагично.

Я ласкаю его лицо, его челюсть, губы. Я буду скучать по тебе.

Я изучаю каждый миллиметр его красивого лица. Я никогда не забуду тебя.

Его руки бродят, а мои ласкают. Это было намного больше, чем первая любовь. Это была первая ненависть.

Когда он освобождается внутри меня, я даже не говорю, что это было безответственно и неправильно. Я знаю, что он пытался удержать меня каким-то своим ненормальным, отчаянным методом. Я просто глубоко и долго целую его.

– Я останусь на ночь, – говорит он, прижимая к груди. Наши сердца бьются в унисон. Я сжимаю его руки.

– Мой папа реально убьет тебя, – хихикаю я, ударяя его по плечу. – Уходи. Увидимся утром.

– Обещаешь?

– Обещаю, – лгу я.

Пенн

Врач «Скорой помощи» вытаскивает мою руку из-под повязки со льдом и осматривает красно-синюю шишку, которая опухла в пять раз.

– Как это произошло? – Седой мужчина средних лет морщит нос. Знаю, придурок. Это выглядит отвратительно, но ты тоже на вид не для чувствительных глаз.

Виа вздрагивает от вопроса, потому что она уже знает ответ.

Как это случилось? Давайте разберемся. Этим утром я проснулся с запахом любимой девушки на члене. Вместо того чтобы пойти в душ, почистить зубы или отлить, я отправился прямиком в ее комнату, чтобы разбудить ее оргазмом и засунуть свое лицо ей между ног, но обнаружил, что ее там больше нет.

Куча чемоданов у ее двери исчезла, как и сама девушка. Единственное, что она оставила после себя, были новая, безобразная стена, подвеска с морским камушком, которую я ей подарил, и ржавое железное сердце, превращенное в человеческое, которое ей как-то удавалось разбивать тысячи раз, снова и снова, до такой степени, что я все еще не уверен, как оно вообще бьется.

– Он был… он разозлился. Потерял терпение и ударил по стене.

– По бетонной стене? – спрашивает врач. Он долбаный маляр или что? Почему его волнует стена?

Виа кивает. Я все еще ненавижу ее, но дома больше никого не было, кто смог бы меня доставить в больницу. Уверен, что я не смог бы вести машину со своей рукой, сейчас я понимаю, что несколько пальцев сломаны, так как они свисают вниз. Идеально. На следующий день после последней игры сезона.

Врач говорит, объясняя, что делать дальше. Я сижу на белой кровати в белой комнате в больнице, которая больше похожа на отель, и даже не пытаюсь делать вид, что слушаю его. Мои мысли витают вокруг дома, в который надо вернуться. В дом, который опустел без нее.

Двенадцать часов спустя меня выписали, рука похожа на перчатку для бокса. Мы останавливаемся около особняка Фоллоуилов, я не хочу идти внутрь. Но так же я не хочу выглядеть нытиком, который не может справиться с тем, что его девушка больше его не хочет.

В ту минуту, когда мы вошли, Мелоди бежит к нам. Ее лицо выглядит так же, как и моя рука несколько часов назад, – красное и распухшее.

– Где вы были? – Она смотрит на нас с обвинением. Очевидно, что она только что вернулась с аэропорта, значит, уже все.

Отлично, глазастик. Просто идеально. Смотри, как я рву все свои футболки и готовлюсь к тому, чтобы ходить без них всю оставшуюся жизнь.

Я слишком устал от лжи и секретов, поэтому просто прохожу мимо нее к холодильнику и достаю охлажденный чай здоровой рукой.

– Когда я обнаружил, что ваша дочь ушла, хотя обещала этого не делать, я немного покреативил в управлении гневом. Другие новости – вам надо отремонтировать стену в гараже.

– Пенн. – Она бежит ко мне, качая головой. Виа отступает в свою комнату, продолжая смотреть на нас с широко открытыми глазами. Она прекрасно знает, что я лучше признаюсь в своих чувствах, когда она рядом. Это дерьмо между нами будет гораздо труднее исправить, чем стену.

Как только Виа уходит, Мел обнимает меня. И я позволяю ей сделать это, потому что Дарья частично в ее ДНК, а я нуждаюсь в наказании. Я все еще ощущаю запах ее дочери на одежде, что не имеет никакого смысла. Уверен, что она не обнимала маму, чтобы попрощаться.

– Где она, Мел?

Она качает головой до хруста в шее.

– Она не хочет, чтобы хоть кто-то знал. Прости. Она даже не позволила мне поехать с ней, чтобы помочь обжиться.

– Но позволила Джейми? – спрашиваю я.

Она кивает.

– Вы попрощались? – Я хочу, чтобы она сказала «нет». Я хочу, чтобы она сказала мне, что я не единственный здесь, кто каждый вдох ощущает уколом в легкие. Если это и есть любовь, то она полная фигня. Я хочу вернуть свои деньги, потому что Шекспир был прав: настоящая любовь – отстой.

– Нет. – Она разрыдалась. – Она даже не сказала мне «пока». А вы?

– Абсолютно нет.

К сожалению, я начинаю терять ее. Во славу современному обществу я завел аккаунт в Инстаграм и Твиттере, чтобы убедиться, что Дарья неактивна в них. Она не удалила страницу в Инстаграм, но больше ничего не выкладывает, там есть старые фото с группой поддержки и друзьями. Я рассматриваю их по несколько часов каждый день, когда не занимаюсь другими эмоционально здоровыми вещами, например, выясняю, в каком часовом поясе она находится, составив лист со всеми часами, когда она звонит Джейми или Мелоди.

Да. Спустя месяц после отъезда Дарья дошла до того, чтобы начать общаться с Мел. Бейли тоже говорит, что она поддерживает с ней связь, так что догадываюсь, что из ее жизни вычеркнуты только Скалли, и я не могу обвинить ее в этом. Мы ворвались к ней в жизнь и полностью разрушили ее меньше чем за шесть месяцев. Если существовала олимпийская медаль в дисциплине говнюков, то мы с Вией стали бы гордостью нации.

Если мои расчеты верны, то Дарья где-то на территории США. Она звонит очень рано утром и ранним вечером, значит, где-то на Восточном побережье, но, может, и на Среднем Западе. Черт возьми, может, ей просто нравится вставать пораньше, и она где-то недалеко. Никто не знает. Никто не скажет мне. И я бы взобрался на чертовы стены, если бы не сломал четыре пальца из пяти на левой руке.

Однажды вечером Джейми усадил меня и сказал, что мы едем в колледж Нотр-Дам на проверку факультета, улаживание кое-каких вопросов и чтобы дать ответ «да». Он забронировал билеты в первом классе. Догадываюсь, что он пережил факт того, что мой язык и член побывали в его дочери.

– Я не хочу никакого запрещенного поведения, пока мы в кампусе. Если я поймаю тебя курящим, выпивающим или трахающимся – одновременно или по очереди, – клянусь, тебе придется искать нового спонсора на следующие четыре года. – Он покачал пальцем перед моим лицом.

Я бросил брошюру на стол и кивнул:

– Ясно, сэр.

– Иисус. – Он облокотился на спинку дивана и закрыл лицо руками. – Ты такой же живой, как щенок, которого переехал грузовик. Хотя бы делай вид, что ты здесь.