– Я здесь, сэр.

– Но ты отсутствуешь.

Что мне сказать на это? Харе Кришну?[8]

– И перестань называть меня сэр. Ты мне как сын.

– Хотелось бы, чтобы вы перестали так говорить, сэр, с тех пор, как я испытываю чувства к вашей дочери не в сестринской манере.

Он вздыхает, приподнимается и стучит по столику, чтобы привлечь мое внимание. Но я тот же безжизненный ублюдок, каким и был секунду назад. Жизнь не имеет вкуса, когда Дарьи нет рядом, и тот, кто сказал, что время лечит, точно был под дурью. Чем больше времени проходит, тем сильнее я хочу вырвать сердце из своего тела и позволить ему собрать чемоданы и отправиться на ее поиски. Меня не успокаивает мысль, что я был подавлен из-за Вии, но у меня не было шансов отправиться на ее поиски. С Дарьей все по-другому. Фоллоуилы могут просить что угодно. Скорей бы выпускной, я собираю вещи, ломаю копилку и собираюсь найти ее.

– Пенн, – предупреждает он. Я бросаю ручку, которую использовал последние десять минут, чтобы описать все дерьмо о нашем путешествии, и встаю.

– Просто дайте мне ее номер. Я не буду звонить. Я напишу.

– Ты только все усложнишь. Если у тебя и правда есть чувства к ней, ты отпустишь ее и не будешь пытаться связаться, по крайней мере, против ее желания, пока она пытается разобраться в себе.

– Как вы делали с Мел, да? – Я усмехаюсь, качая головой. Я иду прямиком в комнату, но он встает и повышает голос – впервые.

– Пенн Скалли.

Я оборачиваюсь и медленно хлопаю в ладоши.

– Вау. Эскалация. Вы только что использовали мое полное имя. Но не все, конечно. Вы же не знаете мое отчество. Вы не мой настоящий отец, в конце концов.

Я просто нагло вру – у меня нет отчества. Моя мать никогда не заморачивалась на этот счет. А правда в том, что даже если бы было, то его не знал бы даже мой биологический отец. Если он знает хотя бы мой цвет глаз. А так, я – Поуп.

– Прекрати жалеть себя, Пенн. Она одна должна справляться с жизнью вдали от дома, родителей, всего, что она знала, и начинать с нуля, – гремит голос Джейми.

– И как она справляется? – Я бросаю вопрос, который раз за разом задавал себе целый месяц. – И, пожалуйста, избавьте меня от ответа «она справляется». Дарья ни с чем не справляется. Она либо убивает или рушится. У нее нет середины, и мы оба знаем это.

И блин, мне чертовски нравилось, когда она убивала меня и играла со мной. Она – моя сладкая пытка, и я готов проходить через нее снова и снова, даже зная, как это закончится. Она не хочет меня. Она дала мне это понять.

– Она разбирается со всем. – Джейми дьявольски улыбается, в его глазах безумие, сияющее ярко-голубым. Как у Дарьи, когда она была в своей стихии. – Сейчас же вытаскивай голову из задницы и сражайся как мужчина. Или ты развалишься как мальчишка?

– Только если вы кое-что сделаете для меня.

– Думаю, что я и так сделал для тебя достаточно, парень. – Он откидывает голову назад и смеется. Но я настроен серьезно. Когда он видит это, то перестает смеяться и закатывает глаза. Снова – как Дарья. Только сейчас, когда я ищу что-то, напоминающее мне о ней, я начинаю понимать, как же она похожа на своих родителей. Как она могла подумать, что ужасный человек, когда она создана двумя людьми – мстительными, сбившимися с пути подростками?

– Вы не хотите, чтобы я виделся с ней? Разговаривал с ней? Знал, где она? Хорошо. Но я хочу, чтобы вы передали ей это. – Я хватаю рюкзак и вытаскиваю дневник – такой же, как был у Дарьи. Это не случайность, что у нас одинаковые дневники. Мелоди дала его Вии в тот же самый день, когда и Дарье, – четыре с половиной года назад. Я думаю – хотя никогда и не просил доказательств, – она хотела, что обе девочки реализовались и попытались помириться. Ничего хорошего не вышло: Виа сбежала, Дарья сошла с катушек. Не знаю, почему я столько хранил дневник нетронутым. Мне казалось пустой тратой денег – выбрасывать что-то дорогое. Я начал писать в нем четыре года спустя, когда ночью умерла моя мама, и я впервые за столько лет увидел Дарью.

Писал, чтобы помнить.

Писал, чтобы отпустить и забыть.

– Что это? – Джейми хмурится, указывая на дневник. Думаю, он решил, что это тот, который был у Дарьи. Но ее сгорел дотла вместе со «Змеиной норой».

– Ерунда, которую я писал для нее. Не читайте.

– Ты же знаешь, что прочту. – Он засмеялся.

– Делайте что хотите, придурок! – воскликнул я. – Так что?

– Что?

– Отправьте ей его! – рычу я. Он играет со мной, ненавижу.

Джейми смотрит на потолок, делая вид, что он думает.

– Если ты начнешь вести себя как нормальный человек, а не зомби, тогда может быть.

Мы пожимаем руки друг другу. И впервые за долгое время мое пожатие сильнее, чем его.

Глава двадцать седьмая

Это, должно быть, мило,

взглянуть в твои глаза и понять,

убивала ли я тебя так, как ты меня разрушал.

Дарья

Моя квартира – прекрасна.

Не в кампусе, новая, большая и просторная. Когда я впервые зашла сюда с папой, то она показалась мне пресной, безвкусной, но Мелоди отправила ко мне дизайнера по интерьеру, Тиффани, и все преобразилось. Я полюбила это место, хоть оно и новое для меня.

Прошло три месяца с тех пор, как я переехала сюда. Два прошло с тех пор, как папа лично передал мне дневник Пенна. Самоконтроль – это не про меня. Так что я сразу же прочла его от и до, а затем сделала это снова, и снова, и снова.

Миллион раз я хотела взять телефон, позвонить ему и сказать, чтобы он приехал ко мне.

Миллиард раз я хотела купить билет и вернуться в Тодос-Сантос к нему в распростертые объятия.

Но каждый раз я подавляла эту идею, зная, что пока еще не пришло нужное время для нас и нам надо собраться с силами. Я хожу в старшую школу здесь, Мелоди и папа прилетают каждые две недели, и мы вместе проводим выходные. Я медленно, но верно учусь называть Мелоди мамой.

Я практически не чувствую себя одиноко. Это студенческий городок, все соседи младше двадцати одного года. Я отлично поладила с Ричем и Вэлкотом, с Бэс и Фионой, которые чуть что готовы позвонить Мел. Они получают бесплатно продукты, а взамен обещали, что сдадут меня, если я устрою вечеринку или приведу парня в квартиру. Как будто мне это надо.

Мелоди рассказывает, что обстановка дома стала улучшаться – неудивительно. Кто-то должен был отступить назад и позволить нам всем исцелиться, и этим кем-то стала я. В принципе, я не особо переживаю из-за этой жертвы. Хочу, чтобы Пенн наладил отношения с сестрой. Найт, Воун и Луна пишут мне на новый номер почти каждый день. Кстати, Найт доложил, что Воун бросил Эсме после ее признания, Блис как-то ухитрилась выкинуть ее из группы поддержки и стала капитаном, Колин заставил отца навестить Камило в больнице, и они собираются оплатить ему первый год в колледже. Воун рассказал, что Гас бросил футбол, начал употреблять стероиды, чтобы стать больше и привлекательнее для скаутской команды, а также он решил бросить школу. Никто не знает, где он, но, честно говоря, никого это и не волнует. Виа покинула группу поддержки после всего, что произошло, и, по-видимому, тусуется с хулиганами из выпускного класса. Эта новость повеселила меня, хотя я и с трудом поверила в нее. Луна, которая не особо любит сплетни, рассказала, что Бейли очень скучает и постоянно говорит обо мне. Она постоянно присылает какие-то забавные факты о том, где я живу, чтобы приободрить меня.

Луна: Даю слово, что у вас в штате лучший попкорн. Достань белый попкорн и приклей его на леденец, который я отправила тебе.

Луна: Кот Гарфилд живет там. Пожамкай его за меня.

Луна: Отправила тебе два билета по почте в цирк. ИДИ! Обещают, что шоу будет прекрасным.

Луна: Также отправила купон в ресторан на вкусное филе из свинины. Попробуй и расскажи мне, ок?

Стерва – вегетарианка и знает, что умру, пока дождусь купона (думаю, что она единственный человек в Тодос-Сантосе, который вообще знает, что это такое), я ценю ее усилия, поэтому всегда отвечаю ей. Думаю, что я наконец-то смирилась с тем, что она вся такая волшебная, а я обычная. Но, возможно, быть обычной не менее волшебно.

Я надеваю пальто, шарф и шапочку, беру ключи из уродливой миски около двери – я приобрела ее в магазине сувениров. Она сделана в форме перевернутого футбольного шлема. Я выхожу в морозный день, наблюдаю, как под ботинками на тротуаре хрустит полугрязный снег. Небо серое, деревья белые, кампус начинает возвращаться к обычной жизни после Рождества. Понимаю, что на самом деле думаю не об этом, мне нужно обернуться, чтобы увидеть их. Если я вовсе увижу их. Но ничего не могу с собой поделать. Я вижу Пенна, и это отзывается грустью во мне, я даже не чувствую холода, который удерживал меня в квартире все последние несколько недель. Я дрожу от адреналина, желудок сжимается, когда я сглатываю ком из нервов.

Я стою позади статуи Иисуса напротив кампуса, когда замечаю Пенна и папу на ступенях красивого здания.

Пенн выше папы, не думаю, что я замечала это раньше, и шире, хотя мой отец довольно большой мужчина. Кажется, они о чем-то спорят. Пенн качает головой, расхаживая туда-обратно. Он говорит «нет», но я не уверена, чему именно. Мой папа пытается переубедить его – все как в замедленной съемке, – но Пенн отказывается смягчиться и быстро спускается по лестнице.

Я хочу подбежать к нему, спросить, все ли нормально, но у меня кишка тонка.

Я хочу последовать за ним, посмотреть, расстроен ли он, нуждается ли во мне, но я боюсь.

Вместо этого я достаю телефон и пишу папе.

С Пенном все нормально?

Я не вижу его сейчас и начинаю беспокоиться. Я раздражаюсь. Ненавижу.

Папа: Ты можешь подойти к нему и выяснить лично.