Агиналду Силва - Нежный яд. Признания

- А со швейцаром разговаривал, будто двадцать лет с ним, а не со мной прожил. Я тебя знаю, Женивал, ты здесь днюешь и ночуешь.

- Подумаешь!

Женивал уже загорелся новой идеей, и ему не терпелось ее осуществить. Он знал, что новичкам всегда везет, значит, нужно заставить сыграть Марию дус Карму.

- Послушай раз уж ты открыла мою тайну, я не буду запираться и во всем остальном, - торопливо сказал он. – Игра – главная страсть моей жизни. Я играю уже много лет. Когда-то владельцы этого казино позволили мне играть в долг, с тех пор я и играю. Все надеюсь, что однажды мне повезет и я отыграю все, что задолжал.

- А это возможно? – поинтересовалась жена.

- Я надеюсь, - ответил Женивал.

- Понятно.

Она прекрасно поняла, что расплатиться с долгами Женивала не под силу не только ему самому, но и им всем вместе. Если владельцы казино потребуют уплаты, то и она, и Уалбер будут есть песок на морском берегу.

- А они потребуют уплаты, если я перестану приходить, - объяснил Женивал и погрустнел.

Он и сам был не рад, что каждый день приходит в казино для того, чтобы еще немножко увеличить свой и без того непомерный долг.

Ему было невесело, но он еще и всячески показывал жене, до чего он несчастен. Стоял перед ней понурившись и вертел в руках фишку. Он вертел ее, и Мария дус Карму не могла не обратить на нее внимания. А обратив внимание, не могла не заинтересоваться. А заинтересовавшись, не могла не захотеть попробовать поиграть сама.

Расчет Женивала оказался верен. Ему даже не пришлось просить жену сыграть. Она предложила сама.

- А что, если мне попробовать сделать ставку? – спросила она.

- Ты хочешь попробовать сыграть, как я, в карты? – уточнил он.

- Нет, в рулетку, - решительно заявила она.

Забрала у него из рук фишку и направилась к столику.

Как судорожно он ей завидовал! Как он хотел сам поставить эту последнюю, эту единственную оставшуюся фишку!

- На семнадцать! Ставь на семнадцать! – лихорадочно шептал он, следя за бегающим шариком.

Мария дус Карму послушно поставила. Но в последний миг передвинула фишку на двадцать четыре.

И выиграла. Ого! Какая сумма! Три тысячи четыреста реалов! Женивал радостно потер руки.

- Сейчас мы ее поставим на… – Он лихорадочно соображал, на какую цифру поставить эту кругленькую сумму.

Неужели он начал отыгрывать свои долги? Похоже, что так. Сейчас они удвоят выигрыш, потом еще удвоят, потом еще…

- Сейчас я получу свой выигрыш и пойду домой, - сухо сказала дус Карму. – Покажи мне, где касса.

В растерянности Женивал ткнул пальцем в сторону кассы и поплелся вслед за женой.

Мария дус Карму получила деньги, повернулась к Женивалу и протянула сто реалов.

- Это за фишку, - сказала она и убрала остальное в сумочку.

Если говорит честно, то таких денег она никогда в руках не держала. Она считала, что ей хоть чуть-чуть возместили те убытки, которые она терпела всю жизнь из-за своего беспутного мужа.

Домой она вернулась как королева. Женивал плелся за ней как жалкий пес. Вся надежда у него была на Уалбера. Сынок должен зарабатывать деньги, чтобы папочка в один прекрасный день отыграл свои долги.

Бедный Уалбер! Тьма караулила его со всех сторон. Со всех сторон он подвергался посягательствам и насилию, все хотели стащить его с тех лазурных высот, среди которых он парил и надеялся прожить всю жизнь, никого не обижая и никого не трогая, принося людям только покой и счастье. Бедный Уалбер!

Валдомиру приехал, но от Лавинии он был дальше, чем когда был в далекой Баие. Вновь он редко бывал дома, а когда бывал, то смотрел мимо Лавинии.

Поначалу она все ждала потепления, не веря, что та любовь, та страсть, на которую она тоже отвечала любовью и страстью, могут так быстро изгладиться из его памяти. Но Валдомиру опять застегнулся на все пуговицы и на попытки Лавинии что-то ему объяснить отвечал отчужденным молчанием.

А Лавиния хотела объяснить, что Мауру по собственной инициативе встречает ее и провожает. Что она и не думала поощрять его. Напротив, каждый день твердит, что ей не до ухаживаний. Да и смешно, по ее мнению, ухаживать за беременной женщиной.

Она было и начала говорить что-то в этом роде. Но Валдомиру дал ей понять, что ее личная жизнь его не интересует. Она вправе делать все, что считает нужным, но не во вред ребенку.

Лавиния поняла, что Валдомиру ее ревнует. Ревнует, но только никаких шагов навстречу ей не делает.

- Ты говорила, Матилди, пусть Валдомиру поревнует. Он ревнует. И думает обо мне одни гадости, - жаловалась Лавиния подруге.

Матилди вздыхала. Ответить ей было нечего. Она говорила то, что все говорят. Мол, так ему и надо. Пусть видит, что на нем свет клином не сошелся. Но и на своем  опыте знала, что если вдруг Освалду ее ревновал, то дело кончалось громким скандалом. А если она его ревновала, то в душе оставалась только обида, и больше ничего.

Обида жила и в душе Лавинии. А чем больше она обижалась, тем охотнее болтала с Мауру и тем больше отдалялась от Валдомиру.

В эти горькие для себя дни она особенно подружилась с Сандавалом.

Сторож утешал как мог молодую женщину. Она вызывала у него самую искреннюю симпатию своей добросовестностью, желанием позаботиться о ближнем, но и себя в обиду тоже не дать.

Они подолгу болтали, когда Лавиния, переделав все дела в столовой, выходила во двор и усаживалась на лавочке возле ворот, где обычно сидел Сандовал, наблюдая за всеми, кто приходит на фабрику.

- Вон твой ухажер идет, - говорил он ей всякий раз, когда видел Мауру.

Тот вежливо здоровался со сторожем и получал в ответ такое же вежливое приветствие.

В этот день в обеденный перерыв Лавиния включила новости - и кого же она увидела крупным планом? Валдомиру! А рядом с ним Карлоту. Они стояли среди плохо одетых людей с транспарантами, на которых было написано: "Мы хотим дышать!", "За свежий воздух!".

Толпа сгрудилась у здания "Мармореала", и журналист торопился взять интервью у стоявшего в первых рядах Валдомиру.

- Ходят слухи, что вы хотите взять здание штурмом. Так ли это? - спрашивал журналист.

- Что за нелепость! - отмахнулся Валдомиру с улыбкой. - Мы хотим, чтобы были прекращены работы на каменоломне. Там должно быть поставлено оборудование, которое позволит соблюдать экологические нормы.

- Неужели вы так хотите переоборудовать каменоломню? А может, вы привлекли всех этих людей, чтобы с их помощью разрешить семейный конфликт? - задал новый вопрос журналист.

- И это нелепость, - отозвался Валдомиру. - Все знают, что я ушел со своего поста добровольно, распределив свои акции между дочерьми. Беда в том, что та из них, которая казалась мне наиболее способной к руководству, руководит нашим "Мармореалом" из рук вон плохо.

Лавиния не столько слушала Валдомиру, сколько смотрела на Карлоту. А Карлота слушала Валдомиру очень внимательно и преданно.

- А ты ведь можешь проиграть, дочка, - вдруг сказал Сандовал Лавинии, поглядев в телевизор из-за ее плеча, - это ведь ты должна стоять с ним рядом, а не эта старуха.

- Которая счастлива, как курица на помойке, - сердито поджала губы Лавиния.

- Ты должна была пойти с ним на демонстрацию, - твердил свое Сандовал, и Лавиния взорвалась.

- Я еще не на пенсии, как эта вдовушка! - закричала она. - Мне надо за двоих работать, в поте лица. Я бы и рада сходить на демонстрацию, да живот не пускает!

- Ну не волнуйся, не волнуйся, может, твой живот и перетянет Валдомиру. Не все ему чужими делами заниматься, когда-нибудь своим ребенком станет заниматься…

Потом камера стала показывать Режину. Журналисты попытались и у нее взять интервью, но она ответила коротко:

- Все мои усилия направлены на благо нашей замечательной страны, и я не понимаю, что делает у ворот процветающей фирмы орда бездельников. Мне кажется, их собрал мой прогоревший отец с тем, чтобы насолить мне.

После этой знаменательной фразы журналистов выставили из кабинета чуть ли не силой, а то бы они с удовольствием показали еще и скандал, который там разыгрался.

Режина чуть было не поколотила свою несчастную секретаршу, которая впустила журналистов.

- Но вы же сами разрешили, - лепетала та в свое оправдание.

- Эти гады никогда не задают корректных вопросов, - яростно орала Режина, - и если ты еще раз впустишь их ко мне в кабинет, я подарю им кадр века: секретаршу, вылетающую в окно!

Потом она позвонила по телефону начальнику охраны и приказала:

- Смотри, чтобы ни одна из этих вонючих сволочей не переступила нашего порога!

Именно эту фразу и услышала Элеонор, войдя в кабинет своей дочери. Она пришла с тем, чтобы попросить принять ее делегацию, которую отрядили демонстранты для переговоров.

Но стоило ей открыть рот, как Режина грубо оттолкнула ее. Не ожидавшая толчка Элеонор не удержалась на ногах и полетела на пол, но тут же встала и отвесила дочери такую затрещину, что Режина уронила телефон, который держала в руках.

- Ты что, спятила? - спросила она с недоумением.

- Спятила не я, а ты, - резко ответила Элеонор. - Но я живо вправлю тебе мозги. Звони сейчас же в охрану и распорядись впустить делегатов.

- И не подумаю, - заносчиво отозвалась Режина. - Пока я здесь президент…

- Президентом ты перестанешь быть ровно через пять минут, как только я отправлю тебя в психушку, - грозно заявила Элеонор. - У меня есть на это право, и я им немедленно воспользуюсь.