Агиналду Силва - Нежный яд. Признания

- Да, я знаю, - печально промолвила Марсия. – Барони толкнул на преступление Элизеу, моего жениха.

Она подробно рассказала о той беде, в которую угодил Элизеу, и вновь спросила:

- Что же теперь делать?

- Помогать Элизеу, - твердо ответил Уалбер. – К счастью, он уже сам понял, что сбился с пути истинного и попал в цепкие лапы дьявола. А это много значит! Будь рядом с Элизеу, и он сумеет выстоять в борьбе с собой и с Барони.

- А мама? Она ведь ни о чем не догадывается!

- Да, это так. Душа доны Элеонор в большой опасности. Но тут надо действовать осторожно. Одна, только своими силами, ты ее не сможешь спасти. Но с Божьей помощью мы сумеем одолеть Барони и высвободить из-под его власти твоих близких!

В тот момент, когда Уалбер произносил эти слова, Барони, находящийся в Галерее, почувствовал жгучую боль, полоснувшую его по всему телу. Барони явственно послышался треск собственных суставов, и, превозмогая боль, разламывающую его на части, он медленно поковылял в потайную комнату, оборудованную рядом с кабинетом.

Большое живописное полотно раздвинулось перед ним, образовав дверной проем, а когда Барони переступил невидимую черту, вновь встало в прежнее положение.

Жуткий мрак и зловещая тишина поглотили Барони, но только на краткий миг. А потом грянула бравурная сатанинская музыка, как кувалдой бьющая по барабанным перепонкам, и потайная комната озарилась сине-фиолетовым фосфоресцирующим свечением. Барони направился к бесформенной металлической глыбе, представляющей собой какую-то уродливую скульптуру. В ней четко выделялись лишь два глазных отверстия, сквозь которое как раз и пробивалось то холодное, леденящее свечение, ничего общего не имеющее с теплым животворящим светом, какой необходим любому нормальному человеку, но только не Марселу Барони, преданному слуге дьявола.

Здесь, в скрытой от постороннего глаза комнате, Барони совершал свои сатанинские обряды, для чего пришел сюда и в этот раз.

А когда вновь вернулся в свой рабочий кабинет, то от прежней боли и ломоты в суставах у него не осталось даже воспоминания. Набрав номер Элеонор, он бодрым энергичным голосом произнес:

- Любимая, ты ждешь меня? Я еду к тебе!

Скандал, внезапно разразившийся в семье Фортунату, стремительно набирал обороты. Адриана решила уйти из ставшего ей ненавистным дома и, укладывая вещи в чемодан, гневно бросала Женинье хлесткие обидные слова:

- Я не могу тебя больше называть матерью. Ты для меня теперь никто! Ты вообще – никто! Отец тебя всю жизнь обманывал! Хотя он обманывал и меня, поэтому я вас обоих ненавижу! Чем иметь такую семью, лучше не иметь никакой!

Она ушла, хлопнув дверью, а Женинья зарыдала в голос:

- Господи, за что Ты меня так наказываешь? Я потеряла мужа, потеряла дочь. У меня не осталось ничего!

Когда пришел с работы Фортунату, Женинья обрушила свои упреки на него:

- Я уезжала всего лишь на два дня, и за это время ты умудрился мне изменить! Предатель! Лицемер! Всю жизнь твердил, будто любишь лишь меня, а я, дурра, верила…

- Я и сейчас готов поклясться, что люблю тебя!

- Не надо! Теперь я знаю истинную цену твоим клятвам.

- Но я действительно тебя люблю, - уверял ее Фортунату. – Прости меня, пожалуйста, за тот давний грех. Я тогда был молод, и на меня нашло затмение.

- Это на меня нашло затмение: я столько лет была слепой, не видела, с кем живу. Теперь понятно, откуда эта жестокость у Адрианы. Она передалась ей по наследству от тебя и от той шлюхи, с которой ты спутался! Этот ребенок был вам обоим абсолютно не нужен.

- Женинья, опомнись! Тебе ли не знать, с какой любовью я всегда относился к Адриане? – укорил ее Фортунату. – И она меня любила. Да и сейчас любит, я в этом уверен!

- Ну, значит, Адриана ушла из дома только из-за меня, - мрачно произнесла Женинья. – Потому что я здесь одна – чужая. И уйти следовало мне!

- Ты говоришь глупости. Успокойся.

- Нет, я действительно должна отсюда уйти. Причем немедленно! Куда-нибудь. Куда глаза глядят! А ты вернешь Адриану, и вы вновь заживете дружной семьей.

Фортунату понимал, что у его жены – элементарная истерика, и пыталась успокоить Женинью, но это ему не удалось. Женинья, так же как недавно Адриана, стала бросать в чемодан свои платья, намереваясь уйти из дома.

- Но это же, в конце концов, глупо! – рассердился Фортунату. – Устроить мне сцену ревности спустя столько лет!

- Ты называешь это сценой ревности? – возмутилась Женинья. – Да если хочешь знать, меня оскорбила не столько твоя измена, сколько ложь! Ты цинично лгал мне, и этого я не могу тебе простить.

Кое-как застегнув чемодан, она направилась к выходу. Фортунату преградил ей дорогу.

- Но куда же ты пойдешь? На ночь глядя…

- Мне все равно куда. Каждый лишний час в этом доме для меня теперь – пытка.

- Ну позвони хотя бы кому-нибудь из своих подруг, - попробовал сменить тактику Фортунату. – Может, они тебе что-либо посоветуют.

Для Фортунату важно было сбить темп ссоры, потянуть время. И этот маневр ему удался.

- Да, я сейчас позвоню Элеонор или Нане, - сказала Женинья. – Напрошусь к кому-нибудь из них на ночевку. А потом уже займусь поиском постоянного жилища.

Пока она звонила Нане, Фортунату из другой комнаты связался по сотовому телефону с Валдомиру и срочно вызвал его к себе.

Тотчас же примчавшись к другу, запыхавшийся Валдомиру спросил испуганно:

- Что тут стряслось?

- Уговори Женинью не покидать меня, - в отчаянии промолвил Фортунату. – Если она уйдет, я покончу с собой!

- Это мне впору покончить с собой, - сказала Женинья, выходя с чемоданом из соседней комнаты. – Но я попробую снести все унижения и выстоять. Вот сейчас поеду к Нане – она предложила мне пока что пожить у нее.

- Но он и в самом деле может наложить на себя руки. Я же его хорошо знаю! – подступил к Женинье Валдомиру, не теряя надежды задержать ее и помирить с Фортунату.

- А я его совсем не знаю! – закричала она в очередном приступе истерики. – Не знаю, что он за человек. Поэтому и ухожу от него!

- Но он ведь твой муж, - не унимался Валдомиру. – Пожалей его. Пожалей себя, наконец!

- Именно это я и пытаюсь сделать, - парировала Женинья. – Теперь мне не на кого надеяться. Я должна сама о себе позаботиться. А он пусть живет тут один. Я не могу его больше видеть!

Оттолкнув Валдомиру, она вышла.

Фортунату разрыдался.

Положив руку на его трясущееся от рыданий плечо, Валдомиру произнес строго:

- Ты только не вздумай и впрямь чего-нибудь с собой сотворить. Завтра она вернется, я уверен.

Валдомиру ошибся. На следующий день Женинья домой не вернулась, и Фортунату совсем пал духом.

Зато на минутку забежала Адриана – взять кое-какие вещи.

- Я давно мечтала жить одна, чтобы мне никто не мешал. И теперь вот осуществила свою мечту – сняла квартиру, - сообщила она отцу.

Фортунату чуть ли не на коленях упрашивал ее остаться, но Адриана была неумолима.

- Я устала от вас обоих. Мне вообще никто не нужен. Ни отец, ни мать, ни тем более та особа, что бросила меня когда-то.

- Но я ведь тебя никогда не бросал! – напомнил ей Фортунату. – За что ты меня так наказываешь? Помоги мне! Я не вынесу одиночества!

- К одиночеству тоже можно привыкнуть, - назидательно произнесла Адриана. – А я вовсе не бросаю тебя. Просто хочу пожить самостоятельно. По-моему, это нормальное желание для взрослого человека.

- Но не оставляй меня хотя бы сейчас, когда мне очень трудно, - взмолился Фортунату.

Впервые за все время разговора Адриана почувствовала к отцу некоторую жалость.

- А ты помирись с матерью, да и живите тут вдвоем спокойно, - посоветовала она.

- Если бы я мог с ней помириться! – в отчаянии произнес Фортунату. – Она обо мне и слышать не хочет. Может, ты уговоришь ее вернуться? Тебя она послушается. Пожалуйста, сделай это для меня!

С большой неохотой Адриана все же согласилась сходить к матери.

Однако поговорить мирно им не удалось. Женинья обрадовалась, увидев дочь, и спросила с надеждой:

- Ты хочешь, чтобы я вернулась домой и у нас все было по-прежнему?

Адриана же ответила ей с нескрываемым раздражением:

- Да ничего я не хочу. Это отец хочет. А я уже нашла себе квартиру.

- Сколько же в тебе жестокости! – удрученно покачала головой Женинья. – Наверное, я допустила какую-то серьезную ошибку в твоем воспитании. Может быть, слишком любила тебя!

Адриана обиделась и, забыв зачем пришла, напустилась на мать с упреками:

- Ты никогда меня не любила! Я не могла поговорить с тобой по душам, открыть тебе свои секреты. Всем девочкам разрешалось встречаться с мальчиками, а мне – ни в коем случае! Ты держала меня в черном теле!

- Господь с тобой, Адриана! Разве я была чересчур строгой матерью?

- Да, я всегда побаивалась тебя. Ты поила меня, кормила, но любила – Марсию! С ней вы не раз шептались о чем-то, а я была в стороне, как чужая.

- Доченька, ты несправедлива ко мне! – заплакала Женинья.

Адриану ее слезы только разозлили.

- Никогда больше не называй меня доченькой! Наши пути разошлись. Ты пожинаешь то, что посеяла!

- Но я люблю тебя! И всегда буду любить!

- Мне нет никакого дела до твоей любви, - отрезала Адриана. – Я пришла сюда по просьбе отца и теперь ругаю себя за то, что поддалась на его уговоры. Вы с ним – два сапога пара. Он тоже рыдал. Но больше вы меня своими слезами не проймете!