Беспокоилась и Марсия, она чувствовала, что ей уже давно пора быть дома, но никак не могла уйти от Элизеу. Сбылся ее чудесный сон, они были вместе, он рисовал ее, и его рисунки говорили о его чувстве к ней еще красноречивее, чем его глаза.

Он не таился от нее, рассказал, что родом из бедного городка, что с трудом пробивает себе дорогу в жизни, что его работами заинтересовалась одна богатая сеньора и собирается помочь ему учиться.

В ответ Элизеу ждал такой же откровенности и от девушки. Но тщетно он пытался выяснить, где она живет и чем занимается. Похоже, она и работала и училась. Но пока не хотела ничего рассказывать о себе. Он только знал, что ее родители беспокоятся о ней, и поэтому она не сможет остаться у него до рассвета, как ему бы хотелось.

Наконец они расстались, договорившись встретиться завтра вечером. У Элизеу не было денег, он пока не мог никуда пригласить Марсию, но она была согласна опять прийти к нему и сидеть неподвижно, любуясь им, пока он ее рисует.

Марсия и хотела бы, но не могла пока рассказать ничего о себе. Случившееся было слишком серьезно для нее. Она знала, что это не увлечение, а любовь, и поэтому каждый шаг обретал особое значение, ведь речь шла о счастье всей ее жизни, о замужестве. Она не хотела сразу обрушить на Элизеу проблему их неравенства, она хотела сначала разобраться с ней сама.

Она вновь и вновь мысленно возвращалась к разговору со старшей сестрой Антонией, которая тоже вышла замуж за человека бедного. Иван, муж Антонии, очень хотел, чтобы Марсия вышла замуж за его брата Лео, и Антония, желая ободрить сестру и подготовить ее к ухаживаниям Лео, рассказала ей историю своего замужества.

- Да, Иван был бедный человек, - рассказывала она, - но родители уже знали, что он – человек порядочный, хотя ни у мамы, ни у папы симпатии он не вызывал. Мама паниковала,что дочь будет голодать зато отец понял, что у Ивана – хорошая голова и он далеко пойдет. Отец дал ему место управляющего с месячным испытательным сроком, а когда Иван справился, ввел в Совет директоров. Но это было уже после нашей женитьбы. Мы можем как угодно относиться к отцу, но у него есть неоспоримое достоинство: он никогда не закроет дорогу человеку, который пытается чего-то добиться. Зато людей, не желающих трудиться, пытающихся жить за чужой счет, он на дух не переносит.

- Людей, витающих в облаках, - уточнила Марсия, сразу же подумавшая об Элизеу.

- Вот-вот, - добродушно согласилась Антония, - художников и всех прочих в этом роде. Таких людей отец никогда не понимал и вряд ли когда-нибудь поймет.

«Не понимал и вряд ли поймет», - твердила про себя Марсия, глядя в ветровое стекло, а губы ее горели от поцелуев Элизеу.

Глава 14

Ночь застала благополучную, окруженную заботой Марсию одиноко сидящей на набережной.

Девушка спешила домой, но таинственный закон, управляющий стихиями, привел ее к океану. Она сидела, вдыхала соленый воздух, и биение ее сердца выравнивалось мерным биением волн.

Как раз на этом месте, на этой одиноко стоящей скамейке предполагал заночевать бездомный Аделму. Но ночи пришлось заглянуть в окно, чтобы увидеть его мирно спящим в маленькой, не слишком уютной, но снабженной всем необходимым комнатушке.

Вот только сны у него были совсем не мирные. Он снова видел, как торопится вместе с жителями своей деревни в проклятое поместье, надеясь, что и ему наконец достанется кусочек пахотной земли. Поместье охраняли, в них, в крестьян полетели пули. У его односельчан тоже были ружья. Завязалась перестрелка. Но он не стрелял. У него и ружья-то никогда не было. У него был сын, которого он должен был кормить. Сын-сирота, потому что его мать, жена Аделму, умерла, надорвавшись от непосильной работы. Он пошел за землей ради своего сына. А ружье он подобрал потом, оно валялось на земле, рядом с ним лежал убитый. И он невольно застыл, разглядывая этого несчастного человека, который в этот день лишился жизни. Когда приехала полиция, он мог бы еще убежать, но этот мертвый словно заворожил его. Так его и взяли – с ружьем, с руками, испачканными порохом. Никаких других улик не понадобилось. Его обвинили в убийстве этого человека. Он лишился жизни в этот день, а Аделму свободы. Сыну он запретил приходить в тюрьму. Он не хотел, чтобы тот видел отца в заключении. Все шесть лет он видел сына только во сне. И выйдя на свободу – тоже.

Аделму открыл глаза и сел на кровати. Каким он стал, его сын, за эти шесть лет? Узнает ли он отца? Но сначала он должен встать на ноги, найти себе работу. Он не может явиться к сыну нищим попрошайкой.

Вчера, после того, как он навек распрощался с Клариси и едва не попал под колеса, он почувствовал свою свободу как обузу. Он был один. Он не был никому нужен. Но это был только краткий миг отчаяния. У него был сын, и он должен был жить ради него. Не только жить, но и оставаться человеком. Пронзительный крик: «Вор! Вор!» зазвенел у него в ушах. Этим криком провожал его служитель мотеля, когда он убегал оттуда со всех ног, чтобы высказать все, что он думал, Клариси. Теперь он вернулся в этот мотель. Он мог быть кем угодно, но только не вором, и эти люди должны были понять это.

Аделму нашел хозяина и извинился перед ним за свое поспешное бегство. Тот внимательно смотрел на чудака, которого посчитал мошенником и который так внезапно вернулся. Аделму вывернул карманы – часы и так кое-что по мелочи.

- Больше у меня ничего нет, но возьмите как залог. Как только заработаю, я расплачусь за ночь, проведенную в мотеле.

При этих словах на губах Аделму невольно появилась горькая улыбка. Когда еще он забудет, как с ним обошлась та девушка, которой он поверил, с которой мечтал прожить до старости и вырастить сыновей.

- Ты, что ли, сидел, парень? – спросил хозяин.

- Да, - кивнул Аделму. – И не стыжусь этого. Шесть лет я провел в тюрьме. Я…

- Я тоже сидел, - сказал хозяин. – Меня зовут Сандовал. Я пять лет крутился, пока мне наконец подфартило и я пристроился. Подфартит и тебе. Тебе есть, где жить?

- Перебьюсь как-нибудь, - пожал плечами Аделму.

- К той девушке жить пойдешь? Ну, к той, что была с тобой вчера вечером?

Аделму едва не поперхнулся.

- Скорее в тюрьму вернусь, чем к этой…

- Ладно, понятно, дела сердечные. В общем, одна комнатенка у нас всегда пустует. Не ахти что, но душ есть и простыни чистые, так что можешь занимать. Последняя по коридору налево. А часы я возьму. Найдешь работу, сочтемся! Тебе нужно хорошенько выспаться.

- Ни фига себе! – только и нашел что сказать Аделму, но спорить не стал. Смешно было бы спорить и выкобениваться в его положении.

 И вот, проснувшись ночью в своем новом пристанище, он опять думал о сыне, а потом о Клариси. Эта женщина свела его с ума, он хотел и не мог не думать о ней. Ее волосы, ее тепло, запах кожи… Он умирал, думая о ней. И воскресал, ее вспоминая. В тюрьме он влюбился в нее и поверил в ее любовь. Он и сейчас чувствовал, что небезразличен ей. Но что за штуку она с ним выкинула? За что так унизила? Почему так обошлась? Этого он понять не мог. Он не мог понять, что она за человек, эта Клариси Рибейра, которая помогла ему выйти из тюрьмы, с которой он провел ночь и которая обошлась с ним так, как не обращаются с последней шлюхой.

Он долго не мог заснуть, все ворочался с боку на бок, думая о Клариси, любя ее и ненавидя.

Поутру Сандовал, взглянув на его помятое, измученное лицо, покачал головой.

- Вижу, что у тебя все всерьез, - сказал он. – Я бы на твоем месте попробовал поговорить с ней еще разок.

- После того, что было?! – взорвался Аделму.

- Не знаю, что там у вас было, - ворчливо сказал хозяин, - но в жизни бывает всякое. Можешь мне поверить. Чего я тут только не навидался, так что мой тебе совет – отправляйся к ней и поговори. Она уже успокоилась. Может, и скажет тебе что-нибудь толковое. Ты же места себе не находишь. Ты же любишь ее.

Так оно и было, Аделму не стал возражать.

- Может, ты и прав, - со вздохом согласился он. – Может, я и схожу к ней, но только не сегодня и не завтра. Сегодня я пойду и просто поброжу по городу. Я уже успел забыть, что это такое – быть свободным…

Он бродил по городу, а ноги сами несли его к офису, где находился его адвокат, доктор Клариси Рибейра.

Он брел по одной улочке, по другой, и все время выходил на ее офис. Тогда он стал играть с самим собой в игру, приказывая себе заблудиться и не найти ее офис. Напрасно. Он опять смотрел в ее окна, но видел не Клариси, а ее помощника, который несколько раз приходил с ней к нему в камеру.

Машина затормозила перед ним, и его позвал женский голос:

- Простите, можно вас на минутку?

Почему не подойти? Аделму подошел и узнал ту самую даму, с чьей машиной он вчера бодался.

- Как вы себя чувствуете? – спросила Режина. – Признаться, я плохо спала ночь, так разволновалась. Вы выскочили как из-под земли, но если бы я была занята только дорогой, я бы успела затормозить. Так что я чувствую себя виноватой.

- Не из-за чего! – нелюбезно буркнул Аделму. – Я умею падать и отделался легкой царапиной.

Его до крайности раздражала приставучая дамочка. Он не понимал, что ей от него нужно. Однако от Режины, если она решила быть любезной и предупредительной, отделаться было трудно. Тоном, больше похожим на приказ, чем на предложение, она произнесла:

- Пойдемте в какой-нибудь бар, я хочу угостить вас рюмочкой, вы этого заслужили.

Ах вот как! Оставшись в живых, он, видите ли, заслужил рюмочку спиртного! Да что она о себе воображает, эта дамочка?! Аделму всерьез разозлился и перестал церемониться.