Перекидываю через руку свою тяжелую зимнюю куртку и теперь сама хмурюсь:

                – Лучше молчи, пока я не пожалела, что, вообще, тебя сюда притащила.

                Ведь это выше моих сил! Одно дело безразлично повести головой на его реплики о доставшейся мне после ухода бабушки двенашки, другое  – краснеть, пока он безжалостно критикует мое детище. Смертельно больное к тому же, ведь неровен час и я даже аренду покрывать не смогу.   

                – Я и не думал… Здесь, – он тяжело сглатывает, отчего-то оттягивая пальцами вниз ворот теплого свитера, и, выдвинув стул, садится, словно внезапно почувствовал слабость. – Здесь хорошо, Саш. И пахнет вкусно.

                Ванилью. Немного корицей, чуть больше свежим только что сваренным кофе, которое наверняка неспешно потягивают на кухне мои сотрудницы. И это вместо того, чтобы подготовить бар, наполнить солонки на столах, принести приборы и включить музыку, а то от этой гробовой тишины становится ещё тоскливее. Боже, до открытия десять минут!

                – В кабинет пройдешь?  – опомнившись, что рассиживаться здесь, еще и с собакой, не самая лучшая идея, подзываю к себе Герду, и указываю на неприметную дверь, рядом с уборной. – А я немного поиграю в начальницу и что-нибудь организую из еды. Ты любишь шарлотку?

                – Наверное…

                – Вот и отлично. Пароля на компьютере нет, вот номер чипа. И, пожалуйста, следи, чтобы Герда не лаяла.

                Устроив своих соседей в небольшой каморке, скрытой от глаз посетителей, а натягиваю яркую красную жилетку с бейджем и торопливо врываюсь в кухню. Сидят! Юлька дожевывает бутерброд с докторской колбасой, Алёна лениво строгает эту же докторскую крупными кубиками, а Сеня, зевая, возится с кухонной машиной. Сонное царство, а не кафе!

                – Уволю вас! Тебя, Сенька, в первую очередь! В обед за тортом приедут, а ты даже крем ещё не взбила!

                А ведь мы только на этом и держимся! Хорошо хоть дни рождения у местных бывают регулярно, а таких именинных пирогов, как у нас, даже в центре города не сыскать – я лучшего кондитера урвала.

                – Да что там взбивать? Две минуты делов… Сливки же! – и Алеся Сенникова, никак иначе, как Сенька для своих немногочисленных коллег,  прекрасно знает, что дальше угроз я никогда не зайду. Потому даже не морщится от звуков визгливых ноток в моем голосе.

                – А коржам пропитаться?

                – Ой, я тебя умоляю. Да если они пропитаются, именинник умрет прямо в свой юбилей от кулинарного экстаза. Успею я, Сань. Лучше Юльке скажи, чтоб в зал шла. А то все утро нам пудрит мозги своими каталогами!

                И вправду – весь стол для раздачи завалила буклетами. Раньше хотя бы меня побаивалась и незаметно пихала свои брошюры посетителям, а теперь, когда и посетителей толком нет, и меня изучила со всех сторон, свою подпольную деятельность даже не скрывает.  Духи, гели для душа, декоративная косметика, простенькие комплекты белья из натурального хлопка… Можно в магазин не ходить, у меня целый гипермаркет под носом!

                – Да иду я, иду, – правда он уже закрывается, ведь совесть похоже берет над ней верх, и девушка смахивает в кучу глянцевую макулатуру. Прижав к груди увесистую кипу разнообразных предложений, обтирает испачканную крошками ладонь о форменные брюки, и, шумно отхлебнув из кружки, сдается. – Иду. Только зачем иду, не понятно. Всё равно никто не явится раньше двенадцати.

                Язва. Словно без этих напоминаний я хотя бы на минуту забываю об истинном положении дел! Третий год кручусь, а место будто проклятое – ни кредит не отбила, ни обещанную Алене индукционную плиту не приобрела, и на отпуск так и не заработала. Да и какой отпуск, если едва хватает на зарплату, оплату счетов и корма для моих бездомышей. Как бы самой с голоду не опухнуть!


                – Сань, ну что там твой убогий? Не съехал ещё? – я холодильники инспектирую, отмечая, что пора бы затариться свежим мясом, а мой кондитер, и впрямь успевшая взбить сливки за несколько минут, с интересом следит за моим порханием по цеху.

                – Немного. И не убогий он, – вступаюсь как за родного, склоняясь с чайной ложкой над плошкой с кремом и, спросив глазами разрешения, зачерпываю воздушный десерт. – Вкусно, Сень.

                – А я что говорила! Я тебе за час такой торт состряпаю, что Аленке и не снился!

                – А мне и не должен, это ты у нас конфетно-бисквитный мастер. А я за нормальную еду отвечаю. Сань, ну а вообще, вы его родню-то ищите?

                – Или ты навсегда его оставить решила? Смазливый, наверное, вот и не торопишься…

                – Дуры! – девчонки ржут, дегустируя свои творения, а я в духовой шкаф заглядываю, сглатывая слюну от запаха подходящей в нем шарлотки. Аромат корицы нос щекочет… а создательница этого пирога мои нервы:

                – А что? Ну, хорош ведь, скажи? Иначе чего его так долго держать? – искренне удивляется, а я пальцем у виска кручу. Словно кривых и косых не грех на морозе бросить, а вот если Аполлон…

                - Саш, сфоткай хоть! А то нас любопытство распирает!

Вот прицепились! Раз никому дела нет, принимаюсь натирать поверхности, про себя отмечая, что моя повариха опять пропустила мимо ушей длинную лекцию о необходимости почистить вытяжку, и, не подумав, бросаю:

                – Зачем фоткать? Он у меня в кабинете сидит. Уходить будем, посмотрите. Эй! – шиплю, лишь чудом успевая схватить Сеню за пояс фартука, но девушка резво расслабляет узел и вынырнув из него, бежит вслед за напарницей. – Чокнулись совсем?

                И зачем ляпнула? И что пригрела, и что в кабинет привела? Теперь позора не оберешься, я же своих девчонок знаю! Вцепятся в бедолагу и плакала его разведывательная миссия на просторах интернета. Пока не налюбуются вдоволь, не отпустят пару дурацких шуточек – с живого не слезут.

Наплевав на недомытый стол, швыряю тряпку в раковину, и, скользя по кафельному полу, к двери стремлюсь, только занеся ногу над порогом понимая, что Сенькин фартук до сих пор держу в руках. А как понимаю, так и перебрасываю белоснежную тряпку через плечо. Аккурат на обмазанный кремом бисквит …  Ну что за день?

                – Девочки!

                Ладно. Поздно уже. Втроем, прильнув друг к дружке, эти партизанки уже заглядывают в щелку, слегка приоткрыв дверь в каморку, и о чем-то шепчутся, где-то с минуту любуясь моим Незнакомцем. А когда Герда поднимает лай, торопливо ретируются подальше от разозлившегося стаффа. Поделом им! Жаль, что не покусала! А что торт еще не готов, так я и сама могу, не зря кулинарный техникум кончила. И заготовки на салаты нарезать, в отличии от Аленки, которая ножом орудует, словно дрова топором рубит.

                – Ну, ты даешь, мать! Он же красив как чёрт! – ещё и какой-то бред несет, без стыда запуская пальцы под свой халат. Поправляет сдавленную тесными чашечками грудь и расправляет плечи, зачем-то расстегивая верхнюю пуговичку поварского кителя. – Можно я его накормлю?

                – А я могу кофе сварить, – встревает Юлька, все еще не удосужившаяся протереть барную стойку, зато сложившая каталоги аккуратной стопочкой..

                – С пирожным.

                Рехнулись. У нас и раньше дисциплина хромала, а теперь и вовсе – кухню на стоп ставить придется. Ведь так и стоим в зале, пока Сенькин фартук пропитывается сливочным кремом.

                – Ещё чего! За работу! Все! – ногой топаю, а им до лампочки. Кажется, уже и собака не пугает, ведь опять к двери крадутся!

                – Бегом! – потому и краснею, вспоминая слова отца, что управленец из меня никакой. Если и могу командовать, то только своими подопечными – они, познав холод и голод, куда сговорчивее, чем эти пышущие здоровьем девицы. Вот не выплачу им зарплату к праздникам и будут знать!

                – Да ладно тебе! Сама корми… Только если что, знай, я тоже к чужому горю не равнодушна. И живу одна.

                – И я, – хохочет Алена, подхватывая под локоток внезапно проникнувшуюся чужой бедой  Сеньку, и кокетливо к волосам тянется, поправляя пусть и не их, так хотя бы шапочку, чтоб сидела на макушке идеально.

                Сумасшедшие! Ну что с ними делать? Нас время поджимает, а они тут на мужика слюни пускают. И ладно бы на мужика, так на моего незнакомца! Красивый, говорят!

Все еще красная от стыда, волнения и черт разбери чего, одергиваю свою жилетку, послав убийственный взгляд каждой из нарушительниц порядка, и шикнув на них, как на своих хвостатых подопечных, выдыхаю, любуясь удаляющимися от кабинета спинами. Хоть сдались и то ладно. А то стой тут, карауль, чтоб они вместо прямых обязанностей наблюдательный пункт у бара не устроили.

                Красивый… Кто красивый, он? В синяках же… Как только рассмотреть смогли, клуши? Не удержавшись, теперь сама приоткрываю дверь, и словно Герда поймет, жестом прошу ее не лаять. Да так и стою  с приложенным к губам указательным пальцем.

                Ну, крепкий, я этот факт уже не раз озвучивала. Так кого этим в наше время можно удивить? Ванька мой тоже спортсмен, да и Миша… Незнакомцу, конечно, и в росте и в габаритах проигрывает, но тощим Васнецова никак не назовешь. Жилистый, статный, с правильными чертами лица, каждую из которых я в своё время изучила вдоль и поперек. Родинка на правой щеке, небольшие морщинки в уголках глаз, ведь до развода Миша любил посмеяться, губы – ни тонкие, ни пухлые, в самый раз, чтобы терять связь с реальностью, ощущая их жар на себе.

Да, вот Васнецов красивый. Для меня уж точно. А незнакомец... Палец ото рта отвожу и впиваюсь зубами в нижнюю губу, стараясь прогнать из головы навязчивый образ своего любовника и хоть разочек взглянуть на своего соседа, как на мужчину. А всё одно – крепкий.