– Ты могла претендовать на часть.

– Судиться? Думаешь, мне было дело? Или время и деньги на оспаривание? Нет, я решила, что ты добровольно все отдашь.

– И я отдала.

– Да, идиотка. Ты такая доверчивая, маленькая, слабенькая, а как услышала про страшную болезнь, так сразу готова была с себя последние трусы снять, лишь бы помочь. Вот что мне в тебе нравилось.

– Доброта?

– Глупость! Тебя вокруг пальца обвести не составило труда.

– Но получив квартиру, тебе все равно было мало?

– Да, – она рассмеялась, скрестив руки на груди. – А почему я должна была отказываться от плана с болезнью.

– Денис ничем не болеет?

– Да этот мелкий засранец только треплет мне нервы. Аллергик чертов. Так что, есть у него болячки, но не такие страшные.

– Но как ты делала счета?

– По знакомству. Оказывается, если знать у кого и как, то можно и не такое слепить. А ты дура не проверяла. Потому что доверчивая и тупая.

Я улыбнулась. Она попала в точку. Доверчивая, наивная, глупая. Да хоть миллион подобных эпитетов в мой адрес, но, увы, это ничего не меняло.

– А что с квартирой сделала? С той однушкой на окраине города?

– Продала. Ты не плохо мою ипотеку гасила. А еще недопапаша Дениса помог, чтобы только его красавица-жена не узнала, что тот ребенка настругал на стороне. Я-то поверила, из семьи уйдет. Вот и рожала. А так знала бы, сделала аборт или мелкого в детдом отдала. А тут подвернулась затея с тобой, зачем отказываться от способа вытянуть из тебя деньги. Только чувствую, что накрылось все медным тазом. Что это за бандит, который придет за мной, если деньги не отдам? Нам нужно что-то решать. Я не хочу на дно реки в бетонных башмаках.

Я усмехнулась. Маша испугалась не на шутку. Я была уверена, что она уже помышляет, куда ей бежать. И судя по лицу, одной. Денис ей был не нужен.

– Ну что же,– я поднялась из-за стола. – Проводи меня к Денису. Хочу на племянника посмотреть. А потом я уеду. И ты больше не попросишь у меня ни копейки, а я постараюсь, чтобы про тебя даже не вспоминали.

Маша быстро закивала. Складки на безупречном лице разгладились. Расслабилась. А вот я внутри была напряжена как пружина, и встреча с племянником окончательно уничтожила все мои барьеры. Я должна о нем позаботиться. Он никому не нужен, и я видела то, как Маша с ним обходилась. Она сильно трясла его за плечи, когда мальчик не хотел просыпаться, ворчала что-то себе под нос, посыпая то ли меня, то ли ребенка проклятиями. А я не знала, как мне поступить. Схватить Дениса и утащить с собой? Нет, я боялась, Марат не оценит подобного поступка. Да и Маша рано или поздно уничтожит мою жизнь.

Я посадила Дениса себе на колени, нежно обняла, и ощутила, как мальчик, который не понял, кто я такая, но все-таки отреагировал, пусть и нерешительно, на ласку. Обнял меня за плечи, повис и что-то забормотал себе под нос. На глазах навернулись слезы.

Прости Дениска, но я должна буду оставить тебя. Но я вернусь. Расцеловав его в щеки, я втянула воздух. Заставила слезы исчезнуть, прогнала прочь страх. Я должна быть сильной, чтобы защитить того, кто действительно нуждался в моей помощи.

И я клялась себе, что обязательно вернусь за ним. Не смотря ни на что, я и Дениса – единственные родственники, которые в итоге никому не нужны.

Прощаясь с Машей на пороге, я смотрела на Дениса, стоявшего в сторонке и смущенно смотревшего на меня. Маша требовала, чтобы я обещала ей, что ее не тронет бандит. А я вновь лгала, заверяя, что я ни за что на свете не допущу, что бы они пострадали. Мне было плевать на Машу. Я вновь лгала.

Спустившись вниз, я забралась в машину. Меня доставили до отеля. Там я добралась до номера и не встретила внутри никого. Марата не было, чему я была бесконечно рада. Я не хотела, чтобы он разговаривал со мной, чтобы задавал вопросы. Потому что я была на грани. Как пороховая бочка, которая могла рвануть от искры. Марат мог стать той самой искрой. Он все знал. Он знал про счета, которые оплачивал, знал про Машу. И лгал. Но зачем? Зачем я ему?

Я бродила по номеру, заламывая руки и не понимая, почему в глазах так пусто. Почему нет слез? Я задыхалась от духоты, по телу бежал пот. Ладошки взмокли, когда я пыталась одолеть кондиционер. И кто придумал ставить технику исключительно на иностранном языке?

Забравшись на подоконник, я попыталась открыть форточку, чтобы вдохнуть пусть и загазованный воздух, но все-таки чуточку свежий, когда входная дверь отворилась, и на пороге появился Марат.

– Не смей, идиотка! – закричал он, и я напугано схватилась за раму. Время будто замерло.

Глава 41.


Наверное, я сошел с ума, раз решил помочь Варе. И не просто помочь, а перечеркнуть то, что могло бы быть между нами. Потому что знал, после встречи с сестрой она поймет, как жестоко ее обманывали. В том числе и я.

Про Марию Агаеву, старшую сводную сестру Вари узнал сразу, как только мне предоставили отчет. И был неприятно поражен тем, что там обнаружил. Эта женщина будто издевалась над Варей, выставляя ей счета якобы из детской больницы. На самом деле все они были фальшивками, умело состряпанными, но такие моя компания щелкала на раз. А Варя верила, потому что была до безумия доброй и чертовски доверчивой. А еще пугливой. Поэтому я смог ее запугать, шантажировать, хотя в ином случае, не будь я таким мудаком, я бы ей открыл правду еще в первый день. Не стал бы давить на жалость, запугивать, угрожать. Представил ей всю правду и будь что будет. Вот только тогда она не стала бы моей. Даже на этот безумно короткий месяц. Ее я хотел навсегда.

А теперь я не знал, как скоро все закончится. Может даже сегодня. Она потребует, чтобы я расторг наш договор, забрал деньги, которые хранились на ее счету и приумножались благодаря моим еженедельным выплатам как компенсацию за моральный вред. И пошлет меня к черту. Я бы лично поступил так. А на прощание еще бы съездил коленом по яйцам, чтобы наконец-то начать думать головой, а не тем, что болталось между ног.

Я изводился, дожидаясь ее. Не смог просидеть в номере и получаса после ее отъезда. Бродил как загнанный зверь, придумывая, как буду оправдываться, просить прощение, стоять перед ней на коленях. Я готов был пасть так низко только ради нее. Но не был готов к тому, что увидел, когда входил в номер.

Открыв дверь, я не сразу понял, что творилось в номер. Горел свет, а Вари не было. Водитель сообщил, что доставил ее около получаса назад. Я поспешил закончить с ранним ужином и вернулся в отель. Пробежавшись взглядом по комнате, я увидел копошение около окна. На подоконнике. Варя открывала окно, опасно балансируя на краю.

И тогда я закричал. Черт, взвыл как подстреленный зверь, преодолевая пару десятков метров в мгновение и хватая девушку за руку. Рванул на себя, стаскивая вниз. Варя с криком и грохотом завалилась на бок и очутилась на мне. Я же лежал на полу, крепко вцепившись в дурочку.

– Больная! – заорал опять, хватая ее за плечи и начиная трясти над собой. – Ты что творишь?! Это пятнадцатый этаж! Ты сдохнуть решила? Эта сука не достойна, чтобы ты так поступала.

Я продолжал ее трясти и орать, а Варя лишь хлопала ресницами, хваталась руками за меня и улыбалась. Горько так, но честно.

– Идиотка!

– Здесь душно. Я хотела лишь открыть окно и проветрить.

Теперь настояла моя пора заткнуться и посмотреть на девушку.

– Что значит душно?

– Мне было жарко. И я не смогла включить кондиционер.

Я покосился на технику, потом обратно на Варю. Вот же лажа. Резко перевернул ее, навис теперь сам и посмотрел в ее глаза.

– То есть ты не собиралась прыгать? – голос предательски хрипел.

Она отрицательно покачал головой.

– Но я чуть не свалилась, если бы вы не напугали меня.

– Я виноват?

Варя быстро закивала. Сука! Грёбаная сука! И еще улыбалась. Но я стер ее улыбку. Впился губами, прижал к полу и игнорировал любые попытки столкнуть себя. Варя брыкалась, но недолго. А после ответила. Я не понимал почему, но она позволила скользнуть моему языку в приоткрытый рот. Ответила тем же, нерешительно исследуя мой рот. И я замер. Потому что впервые был очарован поцелуем. Но она должна была меня прогнать. Кричать, швыряться вещами, колотить руками и сыпать проклятиями. Но никак не отвечать на поцелуй.

Я отпустил ее губы, приподнялся на руках и посмотрел в глаза девушки. Она плакала.

– Почему?

– Наконец-то я плачу, – она тихо всхлипнула и схватила меня за ворот пиджака. Потянула к себе, зарылась лицом в рубашку и протяжно завыла, давясь рыданиями. А я как дурак молчал и слушал ее вой, потому что понимал, что виноват не меньше в ее слезах.

Подхватив на руки Варю, сгреб ее в объятиях и перенес на кровать. Уложил среди подушек, и хотел уйти, но она не позволила. Крепко держала за руку, продолжая заливаться слезами. Я остался, хоть и не мог слушать протяжных всхлипываний, смотреть на ее заплывающие красные глаза. Не мог. Мне было больно там, где априори не должно было болеть. Я поспешно скинул пиджак, ботинки и забрался к ней, натянул на Варю покрывало и позволил вновь уткнуться сопливым, но безумно красивым носиком в рубашку, а сам гладил по волосам. Я молчал, потому что знал, что должен был сказать, но не решался. Так будет еще больнее.

– Мне было тринадцать, – чуть позже Варя заговорила, глотая слезы и утирая сопли рукавом, – когда мама заболела. Рак матки. Она сгорела быстро. Но я помню каждый день. Каждую минуту, когда помогала ей, когда мы ездили в больницу. Первая химия помогла, но ненадолго. Повторный курс вообще не помог. Она страдала. Так сильно страдала, что ругалась, проклинала нас всех и выла в подушку. А когда было полегче, обычно после лекарств, она улыбалась и плакала тихо, чтобы мы не слышали. Но чаще ей было больно. Она умирала дома. Я не помню почему, но ее не оставили в больнице, и мы с бабушкой ухаживали за ней. Бабушке было еще хуже. У нее было трое детей, а сама она детдомовская. Так что родных у нас не было с ее стороны. У деда тоже мало кто остался, а те, кто живы сейчас, даже знать про меня не знают, да и я про них. Старшая дочь, моя тетя, умерла рано. Она тоже болела, слабое здоровье. После пневмонии не отошла. Средний, мой дядя, разбился на мотоцикле, когда ему было девятнадцать. Он даже жениться не успел. Так что у бабушки была только моя мама. А потом появились и мы. У нас с Машей отцы разные. Где ее папа я не знаю, а мой умер. Вроде инфаркт. Я точно не знаю, но мама так говорила. А после того как не стало мамы, не стало и бабушки. Она растила меня, пока мне не исполнилось восемнадцать, а вскоре после дня рождения не стало и ее. Вот так я осталась совсем одна. Но мне казалось, что у меня была Маша и Дениска. Единственные родственники. Родные. И ради них я была готова на многое. А она лгала мне, – Варя притихла, а я не смел ее перебивать.